Глава 18. До самой смерти
Как послушник всю жизнь, я учился любви.
И дошел до того, до чего не дойти.
И спросил: моя страсть это рай или ад?
Не подарит она мне небес! Это надо понять.
Роберт Браунинг «Один путь любви»
— Мисс! Мисс! — Тесса медленно проснулась, Софи трясла ее плечо. Солнечный свет струился из высоких окон. София улыбалась, а глаза ее горели. — Миссис Бранвелл послала меня отвести вас в вашу комнату. Вы не можете оставаться здесь вечно.
— Уф. Я бы не хотела! — Тесса села и прикрыла глаза, чувствуя головокружение. — Софи, ты можешь мне помочь подняться, — сказала она извиняющим тоном. — Не настолько твердо стою на ногах, как хотелось бы.
— Конечно, мисс. — Софи наклонилась и помогла Тессе подняться с постели. Несмотря на свою стройность Софи была достаточно сильной.
Она и должна быть такой, не то, что она, подумала Тесса, за годы таскания тяжелого белья для стирки вверх и вниз по лестнице и угля ведрами к каминам. Тесса вздрогнула, когда её ноги опустились на холодный пол, она оглянулась, чтобы узнать, был ли Уилл в своей постели. Его не было.
— С Уиллом всё в порядке? — спросила она Софи, когда та помогала ей обуться. — Я вчера ненадолго проснулась и видела, как вытаскивали осколки из его спины. Он выглядел ужасно.
Софи фыркнула.
— Выглядел хуже, чем на самом деле. Мистер Герондейл едва позволил поставить себе иратце прежде, чем ушел. Ушел в ночь, делать черт знает его что.
— Правда? Я могу поклясться, что я разговаривала с ним прошлой ночью.
Они вышли в коридор, Софи поддерживала Тессу, положив руки её на спину. Образы стали приобретать форму в голове Тессы. Образ Уилл в лунном свете и самой себя говорящей ему, что ничего не имеет значения, это был всего лишь сон… или это было на самом деле?
— Вам, должно быть, это приснилось, мисс.
Они дошли до комнаты Тессы, и Софи пришла в смятение, пытаясь ухватиться за дверную ручку, не дав упасть Тессе при этом.
— Все в порядке, Софи. Я могу стоять самостоятельно.
Софи запротестовала, но Тесса твердо настаивала на том, что будет достаточно, что Софи откроет дверь и разожжет огонь в камине, пока Тесса сядет в кресло. На столе рядом с кроватью стоял чайничек чая и тарелка сэндвичей, и она с благодарностью решила угоститься этим. Она не чувствовала больше головокружение, но чувствовала себя уставшей, при чем это была усталость скорее не физическая, а психологическая. Она вспомнила горький вкус отвара, который она пила, и свои ощущения, когда ее обнимал Уилл… но это был сон. Она задалась вопросом, что еще из того, что она видела прошлой ночью, было сном — шепот Джема у подножия ее кровати, рыдания в одеяло Джессамин в Безмолвном городе…
— Я сожалею о вашем брате, мисс. — Софи стояла на коленях у огня, и отсветы пламени играли на ее прекрасном лице. Ее голова была наклонена, и Тесса не видела шрам.
— Вы не должны так говорить, Софи. На самом деле, то, что случилось с Агатой и Томасом — это его вина.
— Но он был вашим братом. — Голос Софи был твердым. — Кровь скорбит. — Она наклонилась над углем, и было что-то доброе в ее голосе, и то, как уязвимо завивались ее волосы на затылке, заставило Тессу сказать:
— Софи, я видела тебя с Гидеоном.
Софи тут же полностью застыла, не поворачиваясь, чтобы взглянуть на Тессу.
— О чем вы, мисс?
— Я вернулась, чтобы забрать свое ожерелье, — сказала Тесса. — Мой механический ангел. На удачу. И я видела тебя с Гидеоном в коридоре. — Она сглотнула. — Он держал тебя за руку. Словно кавалер.
Софи долго молчала, глядя на мерцающий огонь. Наконец она сказала:
— Собираетесь ли вы рассказать об этом миссис Бранвелл?
Тесса отпрянула.
— Что? Софи, нет! Я только хотела предупредить тебя.
Голос Софи был бесцветным.
— Предупредить о чем?
— Лайтвуды. — Тесса сглотнула. — Они не хорошие люди. Когда я была в их доме с Уиллом, я видела ужасные вещи. Жуткие.
— Это мистер Лайтвуд, а не его сыновья! Они не похожи на своего отца!
— Насколько непохожими они могут быть?
Софи встала.
— Вы думаете, я такая дура, что позволю лишнее едва знакомому господину. Позволю сделать из меня посмешище после всего, что я пережила? После всего, чему научила меня миссис Бранвелл? Гидеон хороший человек.
— Это вопрос воспитания, Софи. Можете ли вы представить его сообщающим Бенедикту Лайтвуду, что его сын хочет жениться на примитивной, да к тому же на горничной?
Лицо Софи сморщилось.
— Вы ничего не знаете, — сказала она. — Вы не знаете, на что он способен.
— Вы имеете в виду тренировки? — Тесса скептически покачала головой. — Полно, Софи.
Но Софи, отвернувшись, подобрала свои юбки и вышла из комнаты, позволяя двери захлопнуться за ней.
Шарлотта, сидя за столом в кабинете, вздохнула и, скомкав листок бумаги, лежавший перед ней, бросила его в камин. Огонь слизнул написанное до того, как бумага почернела и рассыпалась пеплом. Она взяла перо, обмакнула его в чернильницу и начала снова:
Я, Шарлотта Мария Бранвелл, дочь нефилимов, от своего имени и имени моего мужа, Генри Джоселин Бранвелла, прошу принять мою отставку с поста директора лондонского института…
— Шарлотта?
Ее рука дернулась, посадив пятно чернил, которое расползлось по всему листу, пожирая аккуратно написанные буквы. Она подняла глаза и увидела Генри, склонившегося над ней с озабоченным выражением на худом веснушчатом лице. Она отложила перо. Она почувствовала себя замухрышкой рядом с Генри, как всегда, — волосы выбились из прически, платье заношено и с чернильным пятном на рукаве, глаза уставшие и опухшие от слез.
— Что случилось, Генри?
Он заколебался.
— Я всего лишь… Дорогая, что ты пишешь? — Он обошел стол и заглянул ей через плечо. — Шарлотта! — Он схватил бумагу со стола. И хотя буквы были смазаны, оставшегося оказалось достаточно, чтобы понять суть. — Покинуть Институт? Как ты можешь?
— Лучше я уйду в отставку сама, чем консул Вэйланд свалится на нашу голову и заставит меня, — сказала тихо Шарлотта.
— Почему ты пишешь от моего имени, не спросив меня? — Генри выглядел обиженным. — По крайней мере, ты должна была предупредить меня о своем решении.
— Ты никогда раньше не был заинтересован в управлении Институтом. Почему же теперь?
Генри выглядел так, как будто она ударила его. Она помнила, когда влюбилась в него, как она думала, что он напоминает ей очаровательного щенка с его руками, слишком большими в сравнении с остальным, с его большими карими глазами, с его нетерпеливым поведением. То, что ум в этих глазах был таким же острым и понимающим, как и ее собственный, было чем-то, во что она всегда верила, даже когда другие смеялись над странностями Генри. Она всегда думала, что достаточно просто быть рядом с ним и любить его, вне зависимости от того любит ли он ее или нет. Но это было прежде.
