Но даже если начальник штаба Верховного главнокомандующего точно передавал его слова, был ли совершенно искренним великий князь? Возможно, он отвергал примирительный жест военного министра, желавшего восстановить отношения с могущественным Верховным главнокомандующим. Еще более вероятно, что великий князь Николай Николаевич не хотел возбуждать никаких сомнений у императора по поводу своих честолюбивых планов относительно организации власти после войны, если даже они у него действительно существовали.
Если какая-то часть российских поляков готова была видеть в великом князе своего будущего короля, то многие относились к воззванию гораздо более осторожно, а то и попросту отрицательно. О скептическом отношении ряда поляков к воззванию сообщали и русские жители Варшавы. Один из них писал в ноябре 1914 года: «Вчера зашел ко мне пан Вольский. Из его слов видно, что польское общество плохо настроено, не верит обещаниям Верховного Главнокомандующего»1046.
Некоторые польские политические группы резко критиковали обращение. Еще более негативным было отношение к воззванию поляков Австро-Венгрии и Германии, которые вели себя лояльно по отношению к своим правительствам. В Галиции добровольческие сокольские отряды, состоящие из молодых поляков, сражались против русской армии, прибегая порой к тактике партизанской войны. Великий князь Николай Николаевич даже выпустил 11 ноября 1914 года специальное объявление, он приказал не считать сокольские организации воюющей стороной, предупреждая, что с захваченными соколами будут поступать «по всей строгости закона». Представители польской политической элиты Варшавы были весьма обеспокоены сложившейся ситуацией, они именовали членов польской военной организации в Галиции «бессознательными защитниками германизма, врагами польского дела и всего славянства». Обращение, подписанное графом Велепольским и другими видными общественными деятелями, было немедленно послано великому князю и растиражировано русской прессой1047.
Ю.Н. Данилов, генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего и биограф великого князя, отмечал: «Воззвание не произвело ожидавшегося впечатления среди поляков»1048. Такое суждение представляется все же чрезмерно категоричным. Хотя немецкие и австрийские газеты упорно сообщали о назревании революции в польских губерниях Российской империи, население края вело себя достаточно лояльно по отношению к России, это настроение проявилось прежде всего во время мобилизации, успешно проведенной в этом крае. Польские солдаты вливались в русские полки и проявили должные боевые качества. Император даже направил телеграмму варшавскому генерал-губернатору, в которой он выражал благодарность населению Царства Польского за патриотизм, проявленный в начале войны1049. Некоторые наблюдатели и исследователи прямо связывали это настроение польского общества с воззванием Верховного главнокомандующего.
Действительный и преувеличенный русскими газетами и журналами патриотизм российских поляков использовался для общеимперской патриотической мобилизации. Русская печать сообщала о героизме польских солдат русской армии, о самоотверженности прекрасных польских сестер милосердия и, наконец, о мужестве польских партизан, сражающихся с немцами по собственной инициативе. В прессе печатались живописные фотографии польских крестьян в национальной одежде, вооруженных косами, для нужд войны использовалась даже память о «косиньерах», боровшихся в свое время с русскими войсками во время национальных восстаний1050.
Косвенным свидетельством эффективности обращения Верховного главнокомандующего к полякам стали всевозможные слухи об этом документе. Уже осенью 1914 года генерал-губернатор Галиции гр. Г.А. Бобринский даже счел нужным на них отреагировать, опубликовав следующее обращение: «Мною получены сведения, что австрийцы в Галиции распространяют усиленные слухи о том, что Верховным главнокомандующим, будто бы, взяты обратно обещания, выраженные в воззвании к полякам, в виду того, что последние сражаются в польском легионе против России. Для подтверждения этого злонамеренные лица распространяют фальшивые манифесты великого князя. Я уполномочен заявить, что слухи о перемене, происшедшей, будто бы, в воззрениях верховного главнокомандующего на дальнейшую судьбу Польши, не имеют под собою никакого основания и распространяются австрийцами и германцами с явною целью – внести известную рознь в среду славян, объединившихся против своего исконного врага»1051. Борьба за польское общественное мнение продолжалась.
Другим косвенным, но весьма убедительным свидетельством популярности Верховного главнокомандующего среди части польского общества служит также выпуск почтовых открыток с изображением великого князя Николая Николаевича с надписями и текстом манифеста на польском языке. На некоторых открытках портрет великого князя был помещен среди гербов польских городов, как находившихся в составе Российской империи, так и тех германских и австрийских городов, которые должны были войти в состав «воссоединенной Польши» в соответствии с обращением Верховного главнокомандующего. На других открытках наряду с портретом великого князя помещалась репродукция известной батальной картины Я. Матейко (1878), изображающей Грюнвальдскую битву. Очевидно, эти открытки были рассчитаны на польского потребителя, которому напоминалось о давней победе «славянства» над «германизмом». Выпускались они частными издательствами, парижскими, петроградскими, варшавскими и виленскими, которые, надо полагать, надеялись на коммерческий успех1052. Очевидно, что они были предназначены польским покупателям. На одной из таких открыток были даже напечатаны ноты польского национального гимна1053.
Об одной почтовой карточке, выпущенной на польской территории, писал в апреле 1915 года из Варшавы М.В. Шильдер, служивший в управлении Главноуполномоченного Российского общества Красного Креста Северо-Западного района: «В книжных и бумажных лавках теперь продаются разные открытки с аллегорическими изображениями возрождающейся Польши и с ее национальным флагом – бело-малиновым. Польша изображена на них в виде воина, сражающегося с одноглавым прусским орлом, а вдали встает солнце с датой воззвания Верховного. Есть также изображения польского герба – белого орла, но есть и более рискованные комбинации, а именно: соединения на одном щите белого орла, всадника и архангела, т.е. гербов Польши, Литвы и Киевского Великого Княжества»1054.
Иначе говоря, даже сторонники воссоздания Великой Польши, предполагавшие включить в состав нового территориального образования некоторые земли, принадлежащие ныне Литве, Белоруссии и Украине, использовали в целях политической мобилизации своих сторонников воззвание великого князя Николая Николаевича.
Но, как уже отмечалось, и известная часть русского общества настороженно, а порой и отрицательно относилась к обращению, считая содержащиеся в нем «уступки» польскому обществу чрезмерными и даже опасными. Так, киевский профессор классик Ю.А. Кулаковский писал академику филологу А.И. Соболевскому в мае 1915 года, что «смелые» обещания полякам были «неосмотрительно» возглашены великим князем1055. Показательно, что и в данном случае важный государственный акт приписывается непродуманной инициативе Верховного главнокомандующего.
Подобные опасения высказывал в ноябре 1914 года и некий русский житель Благовещенска: «Каково настроение в Варшаве? Аппетиты поляков в Благовещенске под влиянием воззвания Николая Николаевича, очень велики и простираются “от можа до можа”»1056. (То есть «от моря до моря». Можно предположить, что благовещенские поляки с чрезмерным энтузиазмом встретили воззвание великого князя, воспринимая его как обещание воссоздать независимую Великую Польшу.)
С другой стороны, часть русских патриотов готова была начать новую страницу в непростой истории взаимных отношений двух народов. Эту позицию разделяли и некоторые люди, которым по своей должности следовало хорошо знать настроения поляков. В.И. Смирницкий, жандармский офицер, служивший в это время в Варшаве, высоко оценивал патриотический подъем польского общества и его помощь русским властям и войскам. В ноябре 1914 года он писал С.А. Червинскому, товарищу обер-прокурора Св. синода: «Эта нация действительно заслуживает ту награду, которую обещал Верховный Главнокомандующий»1057.
Как представлял себе автор письма эту награду? На отношение к документу и к личности великого князя влияло и то обстоятельство, что воззвание было намеренно составлено в весьма неопределенных выражениях, которые не связывали бы власти империи какими-то конкретными обязательствами. Это, однако, открывало возможность для самых разнообразных интерпретаций текста. Так, многие «прочитывали» воззвание как обещание Польше «самостоятельности», восстановления особого королевства, предоставления автономии, что, разумеется, никак не соответствовало замыслам русского правительства, желавшего сохранить территориальное единство империи1058.
