Упоминания о «николаевской» посадке неслучайны. Великий князь намеренно и умело строил свой образ представителя «старого времени», воина бывалого, сурового и благородного, грозного «рыцаря», верного долгу и своему монарху. Внук Николая I, родившийся вскоре после его смерти, он ориентировался на образцы царствования своего деда. В годы Мировой войны он нередко говорил сослуживцам: «Я родился после смерти Императора Николая Павловича, – и все воспитание мое прошло в традициях того времени, в числе которых одной из главных и едва ли не наиболее существенной являлось повиновение»997.
Повиновение по отношению к императору великий князь не раз демонстративно, картинно и публично подчеркивал (это вовсе не означает, что он во всех ситуациях действительно вел себя совершенно лояльно). Беспрекословного повиновения великий князь Николай Николаевич ждал и от всех своих подчиненных. По одному движению его руки шестьдесят два эскадрона императорской гвардейской кавалерии передвигались по красносельским полям с точностью хорошо отлаженных автоматов. Тысячи вымуштрованных кавалеристов на прекрасных конях, в отличном строю неутомимо скакали в облаках пыли.
Даже известный мемуарист советской поры, весьма критично относившийся к великому князю, писал: «Каким бы самодуром ни был Николай Николаевич, какими бы ничтожествами после потери им своего бесценного сотрудника Палицына он себя ни окружал, все же этот породистый великан был истинно военным человеком, имевшим большой авторитет в глазах офицерства, импонировавшим войскам уже одной своей выправкой и гордой осанкой»998.
Этот образ великого князя Николая Николаевича был запечатлен живописцами. На картине известного художника-баталиста Н.C. Самокиша грозный великий князь изображен верхом, на фоне масс атакующей кавалерии. За ним находится всадник со штандартом командующего.
Такая картина услаждала взгляд многих военных той эпохи, к ней они возвращались вновь и вновь в своих мемуарах. Маневры в Красном Селе, главным действующим лицом которых был великий князь Николай Николаевич, стали своеобразным «местом памяти» старой России, пробуждая ностальгические воспоминания старых офицеров императорской армии. Но в какой мере подобные военные учения готовили войска к современной войне ХХ века?
Оборотной стороной достоинств великого князя считались его не менее известные, легендарные недостатки: энергия и требовательность сочетались с жестокостью по отношению к подчиненным, а его прямота и искренность граничили с настоящей грубостью. Порой Лукавый (кличка великого князя в гвардии) распекал своих подчиненных, совершенно не стесняясь в выражениях. Современникам запомнился случай, когда старшие офицеры одного из знаменитых гвардейских кавалерийских полков, грубо оскорбленные командующим во время неудачно исполненных маневров, потребовали от великого князя принесения официального извинения. Это требование было удовлетворено999.
Передавали, что грозный великий князь в моменты гнева был скор на расправу. Утверждали даже, что псари и егеря, служившие в тульском имении великого князя, побаивались во время охоты не только грубых оскорблений великого князя, но и его арапника1000.
Вспыльчивость, неуравновешенность и грубость великого князя Николая Николаевича его доброжелатели обычно объясняли «ольденбургской кровью», предполагаемой дурной наследственностью по материнской линии, реже упоминалось о том, что эти же качества в неменьшей степени отличали порой и его отца.
Особенности характера великого князя повлияли на его оценки современниками, не всегда они были доброжелательными. Но и среди них мнение С.Ю. Витте выделяется крайней жесткостью: «Сказать, чтобы он был умалишенный – нельзя, чтобы он был ненормальный в обыкновенном смысле этого слова – тоже нельзя, но сказать, чтобы он был здравый в уме – тоже нельзя; он был тронут, как вся порода людей, занимающаяся и верующая в столоверчение и тому подобное шарлатанство. К тому же великий князь по натуре человек довольно ограниченный и малокультурный»1001.
Великий князь Александр Михайлович в своих уже упоминавшихся выше воспоминаниях отдавал должное некоторым командным качествам своего двоюродного брата, но в то же время он явно не считал его серьезным государственным деятелем. Как все военные, привыкшие иметь дело со строго определенными заданиями, Николай Николаевич терялся во всех сложных политических положениях, где его манера повышать голос и угрожать наказанием не производила желаемого эффекта1002.
Г. Шавельский, протопресвитер военного и морского духовенства в годы войны, утверждал, что резкость, грубость и даже жестокость были присущи великому князю в юности, в зрелые же годы он мог контролировать свои эмоции. С возрастом он преодолел-де свои отрицательные качества. По мнению Шавельского, особое влияние на изменение его поведения оказала война: «От прежнего грубого, вспыльчивого великого князя не осталось и следа. Он стал смиренным полководцем. Утром и вечером он смиренно молится, у него завелся точно монастырский чин». Другие современники иначе оценивали особенности его характера. Для настоящего исследования важно, что и в годы Мировой войны многие продолжали верить в то, что суровый Верховный главнокомандующий обладает бешеным нравом, и именно с учетом этой репутации прогнозировались, оценивались и описывались многие его поступки. Так складывалась его репутация. Показательно, что и сам Шавельский до знакомства с великим князем Николаем Николаевичем также оценивал его схожим образом: «Резкий, часто грубый, взбалмошный и неуравновешенный – таким рисовался, по слухам, великий князь»1003.
При этом сам образ грозного, даже жестокого полководца оценивался нередко общественным мнением положительно. Адмирал А. Бубнов, служивший в Ставке великого князя, с удовлетворением вспоминал: «Все – не исключая министров и высших чинов государства – его побаивались, а нерадивые и неспособные люди его панически боялись»1004.
Невероятные рассказы о грубости великого князя были частью великосветского фольклора. В эмиграции граф В.В. Адлерберг рассказывал бывшему жандармскому генералу А.И. Спиридовичу, что генерал А.Н.Куропаткин, прибывший после поражений в Маньчжурии в Санкт-Петербург, нанес обязательный официальный визит великому князю. На доклад адъютанта, что приехал Куропаткин, великий князь якобы ответил: «Передай, чтобы убирался к е…й матери! Смотри же, передай точно – к е…й матери!!»1005 Следует отметить, что и Адлерберг, и Спиридович в момент разговора отрицательно относились к великому князю. В данном случае его грубость дополняет общую негативную характеристику великого князя Николая Николаевича. Однако в восприятии некоторых других современников она служит подтверждением его солдатской прямоты, искренности и даже патриотизма.
Шавельский предполагал, что благотворное воздействие на весьма непростой характер великого князя оказала его женитьба. Это мнение, очевидно, было довольно распространено, оно встречается и в других источниках. Сравнительно поздно, в апреле 1907 года Николай Николаевич женился на Анастасии (Стане) Николаевне (1867 – 1935), дочери черногорского князя (с 1910 года – короля) Николая Негоша. Стана, мать двоих детей, была ранее покинута своим мужем, герцогом Георгием (Юрием) Лейхтенбергским, и в 1906 году развелась с ним1006.
Сестра великой княгини Анастасии Николаевны Милица была замужем за великим князем Петром Николаевичем, младшим братом Верховного главнокомандующего. Женитьба на дочерях многодетного черногорского короля роднила братьев Николаевичей с королевскими домами Сербии и Италии. Развод великой княгини Анастасии Николаевны и ее новый брак с членом дома Романовых, своим близким родственником, стали великосветской сенсацией, шокируя некоторых членов императорской семьи. Великий князь Константин Константинович записал в своем дневнике 6 ноября 1906 года:
Узнал с ужасом от жены, которая была на гусарском празднике, что Стана Лейхтенбергская разводится с Юрием и выходит замуж за Николашу!!! Разрешение этого брака не может не представиться поблажкой, вызванной близостью Николаши к Государю, а Станы к Государыне; оно нарушает церковное правило, воспрещающее двум братьям жениться на двух сестрах1007.
Деликатность возникшей ситуации прекрасно осознавал и сам император. Перед тем как дать согласие на этот брак, он специально запросил мнение Св. синода, который не признал эту свадьбу недопустимой, однако рекомендовал при этом, чтобы церемония была скромной и была бы совершена неподалеку от Петербурга (т.е. не в самой столице). Император, который весьма нуждался в это время в поддержке великого князя Николая Николаевича, встретил это постановление с нескрываемой радостью (возможно, действительное отношение царя к предстоящему браку не было тайной и для членов Св. синода, что могло повлиять на их решение). Правда, вдовствующая императрица Мария Федоровна не скрыла от Николая II свое весьма сдержанное отношение к происходящему, она опасалась, что вся эта история может отрицательно сказаться на репутации царя и всей императорской семьи1008.
