Как представлял себе автор письма эту награду? На отношение к документу и к личности великого князя влияло и то обстоятельство, что воззвание было намеренно составлено в весьма неопределенных выражениях, которые не связывали бы власти империи какими-то конкретными обязательствами. Это, однако, открывало возможность для самых разнообразных интерпретаций текста. Так, многие «прочитывали» воззвание как обещание Польше «самостоятельности», восстановления особого королевства, предоставления автономии, что, разумеется, никак не соответствовало замыслам русского правительства, желавшего сохранить территориальное единство империи1058.
Впрочем, образ великого князя – военачальника вскоре стал доминирующим образом, привлекающим наибольшее внимание, значение обращения к полякам в его общественной презентации отошло на второй план. Но и при оценке военной деятельности Верховного главнокомандующего русским обществом именно оборона польских губерний империи, особенно Варшавы, приобретала важное символическое значение.
В частном письме из Варшавы в Москву, датированном январем 1915 года, сообщалось: «Военные уверяют, что Варшава теперь неприступна. Недавно был на позициях Великий Князь и сказал: “Умрите все, но дальше не пустите”»1059. Слух о посещении Верховным главнокомандующим позиций не соответствовал действительности. Однако защите исторического центра Польши великий князь Николай Николаевич придавал особое значение, а от польского общества он за это ждал особой благодарности.
Житель Варшавы писал в октябре 1914 года: «Я верил не в перемену курса среди мелких чиновников, но был уверен, что Великий Князь действительно благожелателен к нам. Между тем Он не хотел принять польскую депутацию, жаждавшую поблагодарить Его за защиту Варшавы, так как полагал, что поляки выказали слишком мало радости: не иллюминировали города, не вывесили флагов. Но мы ведь пальцем шелохнуть без полиции не можем. <…> Среди населения чрезвычайное воодушевление, прямо энтузиазм по отношению к войску. Так забывать прежние обиды могут только поляки»1060.
Представители варшавского общества поспешили развеять неудовольствие всесильного Верховного главнокомандующего. В письме современника это излагалось так: «Верховный Главнокомандующий, говорят, не доволен, что Варшава не поблагодарила его за оборону. … Узнав о неудовольствии великого Князя, Поляки выслали депутацию, которая вручила ему золотую саблю и от имени жителей Варшавы благодарила его за оборону, на что великий князь ответил, что это заслуга не его, а непобедимой русской армии»1061.
Отставка в июле 1916 года министра иностранных дел С.Д. Сазонова, который выступал за унию России и Польши, усилила позиции консервативных государственных деятелей, которые открыто выступали вообще против изменения правового положения польских провинций Российской империи. В этих условиях манифест великого князя Николая Николаевича все чаще однозначно воспринимался как либеральный акт, а сам он становился в глазах части общественного мнения олицетворением прогрессивных реформаторских преобразований.
Образы Польши и Варшавы, как увидим, и в других отношениях были важны для описаний великого князя Николая Николаевича.
3. Патриот и германофоб
Важным элементом презентации Верховного главнокомандующего был образ воинственного русского патриота и ненавистника немцев. В российском общественном сознании великий князь воспринимался как чуть ли не единственный видный государственный деятель, последовательно противостоящий могущественной придворной «немецкой партии», которая якобы стремится заключить сепаратный мир. Показательно, что точно так же, только со знаком «минус», оценивала позицию великого князя и пресса враждебных России стран. Уже после удаления его с поста Верховного главнокомандующего немецкая газета писала: «Великий князь Николай Николаевич был убежденным панславистом и ярым ненавистником немцев»1062.
Репутацию ненавистника немцев и Германии великий князь Николай Николаевич, потомок принцев Ольденбургских, состоявший в родстве со многими немецкими княжескими родами, намеренно создавал и картинно демонстрировал еще до начала Первой мировой войны.
Предполагалось, что именно он в 1912 году будет возглавлять делегацию русской армии на закладке грандиозного памятника в честь «битвы народов» под Лейпцигом. Но вследствие демонстративной антипатии великого князя к германской армии он остался в России, а делегацию возглавил военный министр генерал В. Сухомлинов1063.
Напротив, великий князь Николай Николаевич в том же году посетил союзную Францию, наблюдая большие военные маневры французских войск, происходившие вблизи границы с Германией. Утверждали, что он демонстративно близко подошел к государственной границе, что могло быть воспринято как символическая поддержка французского воинственного реваншизма. Передавали, что весьма недипломатические антинемецкие тосты, произносимые великим князем на торжественных приемах, лишь усилили подобное впечатление. Неудивительно, что этот визит был негативно воспринят в Германии, о чем и было сообщено российскому Министерству иностранных дел, а затем и лично императору Николаю II1064.
Рассказывали, что еще более яркую профранцузскую и антигерманскую демонстрацию устроила во время этого визита энергичная и изобретательная супруга великого князя – великая княгиня Анастасия Николаевна. Она картинно встала на колени у ног французского пограничника, протянула руку на германскую сторону и, захватив горсть эльзасской земли, «французской земли, захваченной врагом», стала ее целовать. Этот эпизод, связанный с символическим нарушением государственной границы, привлек, разумеется, благожелательное внимание французской прессы1065.
В немецкой и австрийской пропаганде военного времени предприимчивые черногорки, супруги великих князей Николая Николаевича и Петра Николаевича, постоянно описывались как главные «поджигательницы войны», для подтверждения этого тезиса в изданиях противников России печаталась личная корреспонденция великих княгинь, извлеченная из сербских и черногорских государственных архивов, захваченных в ходе военных действий австро-венгерскими войсками. В декабре 1915 года в будапештской немецкоязычной газете «Пештер Ллойд» была опубликована статья «Милица и Стана». Автор так изображал подготовку войны: «Под влиянием Станы и Милицы возникла великокняжеская партия, во главе которой стал Николай Николаевич. Эта партия все время побуждала к объявлению войны Австро-Венгрии и Германии. 25 лет энергично и неустанно работала великокняжеская партия, скрываясь за кулисами политической жизни, над созданием общеевропейской войны. Вся Европа чувствовала деятельность этой партии, хотя и не догадывалась о ее существовании. Великому князю Николаю Николаевичу, мужу черногорской принцессы Станы, удалось осуществить свою волю и стать во главе русской армии. … Пользуясь бесспорной красотой черногорских принцесс, Негоши и Карагеоргиевичи сделали карьеру, создали при петроградском дворе свою могущественную партию, непрерывным образом сплотили между собой интересы Белграда, Петрограда и Цетинье. Сербско-черногорским принцессам, которых герцог Лейхтенбергский шутливо прозвал “черногорскими пауками”, удалось в течение долгих лет ценой неимоверных усилий опутать, точно паутиной, многих. Эти пауки довели в 1914 году дело до ужаснейшей войны, надеясь при помощи ее достигнуть высших степеней славы и могущества»1066.
Подобные характеристики австрийской и немецкой прессы свидетельствовали об отношении общественного мнения враждебных России стран к великому князю и его семье. Вряд ли эта репутация была полностью заслуженна, пропаганда военного времени фантастически преувеличивала действительное влияние энергичных великих княгинь-черногорок. Однако для российских патриотов подобные суждения врагов могли быть лишь дополнительным и убедительным доказательством последовательной антинемецкой позиции, занимавшейся великим князем и его семьей.
Эту репутацию он стремился постоянно подтверждать. В июле 1914 года, после назначения на пост Верховного главнокомандующего, великий князь Николай Николаевич сразу же демонстративно приказал снять все немецкие ордена со своих мундиров и сжечь форму прусского гусарского полка, шефом которого он состоял1067.
Уже осенью 1914 года в российской столице появились тревожные слухи о планах заключения сепаратного мира с Германией. Главным же препятствием на пути этих коварных стремлений влиятельных пронемецких сил считался патриотически настроенный великий князь.
