Осаду монголы повели вместе с силами грузин и армян. Как только город пал, аль-Камила подвергли особой казни: срезая мясо с его живого тела по кусочку, его поджаривали на глазах у самого эмира и впихивали ему в рот. Чтобы не задохнуться, он волей-неволей вынужден был глотать собственную плоть – давясь, истекая кровью и призывая смерть, не замедлившую с приходом.
Из своей новой ставки в Азербайджане Хулагу приказал Хетуму собрать для грядущей войны в Сирии всю армянскую армию, заверив его, что когда Палестина будет покорена, Иерусалим возвратят христианам. Боэмунд VI, князь Антиохийский и граф Триполийский, решил последовать примеру Хетума, добровольно став вассалом монголов и согласившись поддерживать их войсками. Тамплиеры же, хотя прежде всего их занимала гражданская война между католиками, развязанная в Сан-Сабасе, пристально наблюдали за событиями при дворе Хулагу. Безымянный секретарь Великого Магистра, вошедший в историю под прозвищем Тирского тамплиера, писал: «Хетум, король Армянский, замолвил перед Хулагу слово за своего зятя Боэмунда, и с той поры Боэмунд пользуется всяческим расположением Хулагу».
В наступление Хулагу перешел в сентябре 1259 года вместе с христианскими войсками Грузии, Армении и Антиохии. И хотя главный удар был направлен на Халеб, они не торопились, задерживаясь, чтобы уничтожать города на пути следования. Двигались они заметно медленнее обыкновения, потому что Хулагу решил взять большой осадный парк, погрузив на повозки части двадцати четырех катапульт. И пока войско продвигалось, вести о нашествии вполне успели долететь до египетского двора в Каире, приведя к очередному дворцовому перевороту. Хотя всему мусульманскому миру грозило неминуемое уничтожение, правивший Египтом отрок развлекался петушиными боями и пирушками в гареме, ничего не разумея в военном деле.
Тем временем искушенный в воинском искусстве мамелюкский полководец Кутуз, бывший правой рукой султана Айбека, сверг мальчика и узурпировал трон, не встретив серьезного сопротивления. Свои действия Кутуз обелил весьма здравым заявлением: «Нам нужен царь-воин». Не предпринимая пока никаких военных мер по спасению Сирии, он отправил лазутчиков, дабы те доносили ему о каждом шаге захватнической армии Хулагу. А дабы сведения поступали к Кутузу быстро и без помех, шпионы взяли с собой почтовых голубей. Первым делом султан узнал, что монгольская рать подошла в январе 1260 года к стенам Халеба. И хотя цитадель продержалась не одну неделю, сам город пал всего через семь дней. Правителя в то время в городе не было, и посему оборону возглавил князь Тураншах – пожилой потомок Саладина. Взяв город, Хулагу помиловал старика из уважения к его сединам и несомненной отваге. Впрочем, больше никому из мусульман Халеба таких поблажек не оказали. В награду за победу монгольское войско получило право в течение пяти дней и ночей совершенно невозбранно грабить, насиловать и убивать правоверных.
Христианских жителей города не трогали, а христиан монгольского войска вознаградили. Хетум получил территории, ранее отвоеванные у армян их мусульманскими врагами. Князю Боэмунду вернули все земли и города, когда-либо входившие в Антиохийское княжество и отнятые Саладином не одно поколение назад. Столь обширное восстановление владений помогло Боэмунду перенести потрясение, испытанное при известии, что Папа римский предал его позору отлучения. Пусть всеблаженный отец сетовал на духовные злодеяния Боэмунда, зато народ превозносил его за обретенные мирские блага.
Новости из Халеба повергли Дамаск в панику и отчаяние. Султан ан-Насир Юсуф, даже не помышляя о защите города и подданных, бежал вместе с семейством через Палестину в Газу. Горожане же, возжелав последовать его примеру, наперебой раскупали вьючных животных, пока цена одного-единственного верблюда не взмыла до семи сотен серебряных дирхемов. Многие из тех, кому найти животных не удалось, забирали самое ценное свое достояние и пускались в бегство пешком, становясь легкой добычей разбойников, всегда слетающихся на беженцев, как мухи на мед. Спокойствие воцарилось лишь после того, как уважаемый кади (судья) отправился к Хулагу в Халеб, дабы молить о милосердии в обмен на капитуляцию. В Дамаск он вернулся с грамотой Хулагу, провозглашавшей всеобщую амнистию, если ворота города распахнут перед ним. И 1 марта 1260 года монгольская армия под командованием Китбуги беспрепятственно вошла в ворота Дамаска, чтобы занять город.
Когда армия победителей двинулась по улицам, местные христиане с облегчением увидели в ее рядах христиан из Грузии, Армении и Антиохии, воздевавших кресты над головами. Кресты эти придавали завоеванию облик нового, но вполне приемлемого крестового похода [в отечественной литературе даже именуемого «Желтым крестовым походом»]. Тирский тамплиер, получивший сведения непосредственно от агентов Храма в Дамаске, написал, что христианам дозволили обратить главную мечеть в христианский храм. Монгольский полководец-христианин Китбуга официально дал добро, лично посещая церковные богослужения.
Гарнизон цитадели, отказавшийся сдаться вместе с остальными, продержался до 6 апреля. После Китбуга на официальной церемонии исполнил прямой приказ Хулагу лично отсечь голову командиру замка. Султан ан-Насир Юсуф тоже лишился головы, когда попытался бежать из Газы. Изловив, его отправили к Хулагу, а тому султан оказался ни к чему.
Далее монголы намеревались завоевать Египет. Вероятно, уповая на столь же легкую победу, как в Дамаске, Хулагу отправил к султану Кутузу четверых послов. Вот краткое изложение доставленного ими письма, представляющего собой холодный, надменный вызов, сделанное английским историком сэром Джоном Глаббом:
«От Царя Царей Востока и Запада, Великого Хана. Кутуз-мамелюк, избегший наших мечей… Тебе надлежит помыслить о том, что случилось с прочими странами… и предать свою участь в наши руки. Нас не смягчают слезы и не трогают причитания. Мы покорили обширные земли, истребив все народы. Тебе не уйти от угрозы наших войск. Спасение обретут лишь те, кто молит нашей защиты.
Поспеши же с ответом, прежде чем возгорится пламя войны… Вам грозят ужаснейшие бедствия, твои страны станут пустынями… и мы изведем равно и ваших малых, и ваших старых».
Прекрасно зная, что убийство монгольского посла равнозначно немедленному объявлению войны, султан Кутуз повелел перерезать монгольских посланников в поясе пополам, после чего отсечь им головы и приколотить к большим каирским воротам Зувиля, тем самым обрекая себя на неизбежную войну. И начал готовиться к сражению с монголами.
И снова ход истории внезапно изменила смерть Великого хана, требовавшая, чтобы все князья собрались на курултай для избрания продолжателя. В ответ на призыв Хулагу отвел свои главные силы далеко на восток, оставив Китбугу править Сирией с армией из двадцати тысяч монголов и приказав не оставлять Египет в покое.
Первым делом Китбуга послал в Палестину отряд, по монгольскому обыкновению оставивший за собой тропу разрушений и смертей через Наблус вплоть до Газы, но до Иерусалима немного не дошедший. Хоть ныне крестоносные державы находились в полнейшем окружении монгольских орд, им незачем было опасаться христианина Китбуги – очевидно, полагавшего, что они признают власть монгольского хана. Так бы оно могло и выйти, не вмешайся в дело Юлиан, граф Сидонский и Бюфорский, чьи опрометчивые деяния наводят на воспоминания о столь же безрассудном обхождении Рейнольда Шатильонского с Саладином.
Хотя доходы Юлиана вполне приличествовали вельможному владыке, запросы у него были императорские. Крупный, статный граф довлел к пышности во всем – в платье, снаряжении и забавах, живя явно не по средствам. А поиздержавшись, не пожелал жить скромнее, предпочитая обращаться к тамплиерам за солидными ссудами. В залог же они взяли Юлианов город Сидон, а позднее, когда его ненасытный аппетит потребовал большего, – и могучий замок Бюфор.
Желая поправить свое состояние, Юлиан надумал воспользоваться раздором между монголами и мусульманами, чтобы совершить грабительский набег на окрестные мусульманские городки и селения. Теперь означенные мусульманские земли пребывали во власти монголов, и Китбуга, будучи рачительным управляющим этих земель, постановил своим долгом наказать правонарушителя и отправил небольшой карательный отряд под командованием любимого племянника задать графу взбучку. Юлиан же, созвав на помощь соседей, устроил среди холмов засаду. Монгольский отряд, пойманный совершенно врасплох, поспешно разбежался, а племянник Китбуги при этом погиб.
Теперь проступок Юлиана сменился серьезным преступлением, и на сей раз Китбуга отправил в экспедицию целую армию, дошедшую до самого Сидона и устроившую там форменную резню. Морской замок, расположенный на острове неподалеку от берега, спасли только подкрепление и припасы, доставленные генуэзским флотом из Тира. Так Юлиан напрочь перечеркнул перспективу союза крестоносцев с монголами против общего мусульманского недруга.
