– Агделайда из Кракова!
Аделаида ахнула. Восхищенно… Бурцев выругался. Непристойно…
– Из уважения к своей даме сердца я, Фридрих фон Берберг из Вестфалии, говорю сейчас по‑польски! – громко и с вызовом закончил свою речь рыцарь.
Фон Барнхельм, дослушав перевод герольда, побагровел. Еще бы! Макнули‑то мальчишку капитально – по самые красные уши макнули. Он ведь тоже только что прилюдно объявил дамой сердца женщину с польским именем, но похвастаться знанием родного языка своей возлюбленной не мог. И дерзкие речи на ристалище говорил по‑немецки.
Пылающее лицо молодого рейнца скрыл видавший виды побитый шлем.
Фридрих фон Берберг глумливо усмехался, надевая свой новенький рогатый топхельм. Драка, и впрямь, теперь будет смертельной. И не дай Бог… Не дай Бог выиграет эту схватку фон Берберг. А ведь выиграет. Без проблем выиграет. Обозленный подвыпивший мальчишка ему не противник. Бурцев сплюнул. Надо было, эх надо было плюнуть на все и топать на ристалище самому. Как знать, может, и разрешили бы ему выйти с мечом против копья.
Взмах геральдического флажка – и вот противники уже несутся друг на друга. Головы пригнуты к лошадиным шеям. Щиты – вперед. Копья – опущены. Малые щитки на древках прикрывают руку и правое плечо. И лишь гулкий стук тяжелых подков. И грязный снег из‑под копыт. И бряцанье железа. И напряженная тишина в рядах замерших зрителей. Два хищных боевых наконечника вот‑вот должны были ударить в цель.
Ну‑ка, ну‑ка! Бурцев вытянул шею. Весь хмель с нетрезвого рейнского рыцаря как рукой сняло. Фон Барнхельм держался теперь в седле великолепно, да и тяжелым копьем – сразу видно – владел неплохо. Даром, что безусый юнец. Нет, не просто будет совладать с ним фон Бербергу, совсем не просто.
Но в последний – самый последний – момент влюбленный мальчишка все же дрогнул. Нервы подвели‑таки паренька. За долю секунды до столкновения рейнский рыцарь дернулся назад и в сторону от несущейся ему навстречу громады звенящего металла. Юный фон Барнхельм словно попытался отпрянуть, уклониться, повернуть коня и позорно соскочить с седла. Эх, не надо было тебе дергаться, паря!
В этот раз копья не преломились. Наконечник Вольфганга скользнул по геральдическому медведю, не причинив фон Бербергу ни малейшего вреда. Зато оружие вестфальца достало правое плечо молодого рыцаря. Копье ударило с дьявольской силой. Фридрих фон Берберг буквально вышвырнул «херувима» из седла в грязный снег ристалища.
Фон Барнхельм попытался встать, но, едва приподнявшись на одно колено, рухнул снова. Силы оставили раненого паренька. А накативший обморок милостиво избавил его от необходимости продолжать смертельный бой за даму сердца.
Добивать беспомощную жертву Фридрих фон Берберг не стал. Может быть, где‑нибудь в другом месте и при других обстоятельствах рыцарь и позволил бы себе такое, но только не на ристалищном поле под взорами сотен восхищенных глаз и – главное – на виду у Аделаиды. Не покидая седла, вестфалец громогласно объявил – опять‑таки по‑польски, – что он дарит своему противнику жизнь и свободу, а также не претендует на имущество побежденного.
– Ибо спор наш велся не ради добычи и выкупа, а ради утверждения красоты достойнейшей из женщин, – высокопарно закончил Фридрих. – И спор этот разрешился в пользу Агделайды из Кракова.
Старший герольд перевел.
Аплодисменты, переходящие в овации… Толпа, покоренная благородством и красноречием победителя, буйствовала. Аделаида сияла от счастья. И разумеется, кроме своего обожаемого вестфальца не замечала уже ничего и никого вокруг. Даже законного мужа. Ну, фон Берберг, ну скотина!
Двое кнехтов помогли оруженосцу Вольфганга оттащить поверженного рыцаря с ристалища.
Глава 38
Когда победитель, согласно турнирным правилам, склонил голову перед устроителями состязаний, даже епископ Вильгельм поощрил фон Берберга кивком. Более того, его преосвященство, подойдя к краю помоста, перекинулся с вестфальцем парой слов. Неслыханная честь! А вот Герман фон Балке недовольно хмурился. Не понравилось, видать, ландмейстеру, что славный немецкий рыцарь предпочитает изъясняться по‑польски. Дама – дамой, но и фатерланд тоже надо чтить – вот что было написано сейчас на кислом лице тевтонского шовиниста.
Сухенькое поздравление и неприязнь фон Балке вкупе с явным расположением папского легата не укрылись от глаз и ушей Дитриха фон Грюнингена. Ливонец немедленно пожелал заполучить в друзья удачливого вестфальца. Через зычноголосого старшего герольда – чтоб слышали все – он сообщил, что жалует доблестного Фридриха ленным владением под Ригой и позволяет фон Бербергу, как доказавшему пред Богом и людьми силу своей любви, выбрать сегодня королеву турнира.
– Это великая честь для любого рыцаря! – Аделаида повернула к Бурцеву раскрасневшееся похорошевшее личико. – Но не только для него. Рыцарь может отдать турнирный венец любой из присутствующих женщин и тем самым возвысит и несказанно осчастливит ее тоже.
Откомментировав, княжна умолкла. В мыслях она была где‑то далеко. И явно не в компании с законным мужем. На губах – улыбка. В глазах – влага. Странное сочетание. От счастья хочет зареветь, что ли?
А фон Грюнинген уже протягивал вестфальцу что‑то вроде дурно сделанной короны. Ничем не украшенная, но довольно внушительных размеров жестянка‑ободок. Безвкуснейшая бутафория, одним словом.
Фон Берберг ловко подцепил копьем турнирный венец и осторожно, стараясь не уронить драгоценную ношу, направил коня вдоль рядов зрителей.
Знатные дамы, мимо которых проезжал всадник замирали, бледнели и ахали. Но, увы, их старания не приносили результата: Фридрих фон Берберг игнорировал даже лучших красавиц Кульмско‑Хельминской земли.
Всхлип жены отвлек внимание Бурцева. Еще один всхлип, и еще… Польская княжна вытирала широким рукавом влажные глазки. А на устах – все та же мечтательная улыбка. Что за ерунда?
– Ты это… Аделаидка… Чего плачешь‑то?
Душераздирающий вздох.
– Мальчика жалко. Этот Вольфганг… Такой юный, такой милый, такой благородный, такой влюбленный. Ах, бедная‑бедная Ядвига. Я искренне скорблю вместе с ней.
– А почему тогда улыбаешься?
– Как почему? – Фырканье – не женщины – раздраженной кошки. – Ведь сегодня доблестнейший рыцарь Фридрих фон Берберг из Вестфалии прославил на ристалище мое имя.
М‑да… печалиться и радоваться одновременно – такое может только взбалмошная дочь Лешко Белого.
– Ох, и полюбился же тебе, я смотрю, этот вестфалец!
– А почему бы и нет? – Княжна дерзко вскинула голову. – Пока ты тут хлопал глазами, Фридрих с оружием в руках защищал мою честь.
– Честь?
Вот те на! Бурцев усмехнулся. Здесь уже и на честь любимой супружницы, оказывается, покусились, а он и не заметил.
– Да, честь! – Княжна выпятила подбородок и грудь. – Вольфганг заявил, что Ядвига – самая прекрасная дама на свете. То есть, получается, прекраснее меня, так? А Фридрих не согласился. Принял вызов и выбил бедняжку Вольфганга из седла. Что тут непонятного?
Бурцев пожал плечами. Вообще‑то многое. Идиотская средневековая куртуазность для него по‑прежнему – темный лес. Но спорить сейчас глупо. Да и опасно. Кричать, скандалить или каким‑либо иным способом привлекать к себе внимание сейчас чревато: в их сторону уже направлялся всадник. Фридрих фон Берберг с венцом королевы турнира на копье.
Неужели?! Да, скверное предчувствие не обмануло Бурцева. Вестфалец проигнорировал знатных дам, проехал мимо зардевшихся простолюдинок, а затем… Торжественно и почтительно рыцарь возложил корону к ногам Аделаиды.
Вот так‑так! С каждым разом все веселее и веселее получается! Нет, этот благородный герой‑любовник точно дождется, что ему накостыляют по шее.
– Рад видеть вас здесь, прекраснейшая Агделайда из Кракова! – громко произнес немец.
– Агделайда! Агделайда! Агделайда! – эхом отозвалась толпа.
Как же! Прославленное имя красавицы не нуждалось в переводе на немецкий! Благородный рыцарь отдает венец королевы турнира не кому‑нибудь, а своей возлюбленной, за которую только что бился насмерть.
Знатные дамы Хелмно пунцовели и скрипели зубами от злости. Но на них снова никто не смотрел. Все взгляды были устремлены на жену Бурцева – прелестную девушку в неброской дорожной одежде, врядли кто‑то догадывался, что в таком наряде на людях объявилась сама дочь Лешко Белого, малопольская княжна Агделайда Краковская. И все же Бурцеву стало не по себе. Сейчас повышенное внимание к их персонам крайне нежелательно.
Аделаида же ничуть не смутилась. Полячка приосанилась, благодарно кивнула фон Бербергу, величественно подняла коронообразную жестянку с земли. И… турнирный венец лег поверх шапочки‑филлета княжны.
Счастливая улыбка озарила лицо девушки и отразилась вокруг радостно‑восторженными оскалами. Все! Королева турнира избрана. Толпа довольно загудела, забурлила. Благодаря Фридриху фон Бербергу Аделаида наконец добилась того, чего так давно и страстно желала, – выйти в свет, быть в центре всеобщего внимания, вызывать ликование черни, зависть знатных дам и восхищение благородных рыцарей.
