class="p1">Сэр Эдвин вздохнул.
— И вас не встревожила пропажа морфина?
— Меня? Да нет.
— Значит, вас совершенно не смутил тот факт, что пропала большая доза смертельно опасного лекарства?
— Я ведь не думала, что его кто-то взял!
— Понятно. Вы просто в тот момент не могли вспомнить, что вы с ним сделали?
— Ничего подобного. Морфин был в моем чемоданчике.
— Двадцать таблеток по полграна, то есть десять гран морфина! Этого достаточно, чтобы умертвить нескольких людей, не так ли?
— Да.
— А вас это не встревожило… Вы ведь даже не заявили о пропаже?
— Я думала, что он найдется.
— Обращаю ваше внимание на то, что, если морфин у вас действительно пропал, вы были обязаны официально заявить о пропаже. Ответственные леди поступают именно так.
Сестра Хопкинс, лицо которой раскраснелось еще сильнее, сказала:
— Ну а я этого не сделала!
— Преступная небрежность! Вы, по-видимому, не понимаете, что медсестра обязана быть предельно аккуратной. И часто вам приходилось терять опасные лекарства?
— Прежде этого никогда не случалось.
Допрос продолжался еще несколько минут. Для такого мастера своего дела, как сэр Эдвин, сестра Хопкинс — суетящаяся, с раскрасневшимся лицом, то и дело противоречащая сама себе — была легкой добычей.
— Это верно, что в четверг, шестого июля, покойная Мэри Джерард написала завещание?
— Да.
— Почему она это сделала?
— Видимо, ей показалось, что это необходимо. И видите, как в воду глядела.
— Вы уверены, что за этим поступком не скрывалось подавленное состояние или неуверенность в будущем?
— Чушь!
— Однако то, что она вдруг решила написать завещание, свидетельствует о том, что она размышляла о смерти.
— Ничего подобного. Просто она считала, что это необходимо сделать.
— Взгляните. Это то самое завещание? Подписано Мэри Джерард и свидетелями — Эмили Биггс и Роджером Уэйдом, приказчиками из магазина готовой одежды. Покойная завещала все свое имущество Мэри Райли, сестре Элизы Райли?
— Совершенно верно.
Завещание было передано присяжным заседателям.
— Как вы думаете, имела Мэри Джерард какую-нибудь собственность, которую могла бы оставить по завещанию?
— В то время у нее ничего не было.
— Но вскоре она собиралась что-то получить?
— Да.
— Вы подтверждаете тот факт, что мисс Элинор Карлайл передала Мэри значительную денежную сумму — две тысячи фунтов?
— Да.
— Мисс Карлайл не была обязана это делать? Это объяснялось лишь ее великодушным порывом?
— Да, она поступила так по доброй воле.
— Но ведь если бы она ненавидела Мэри, о чем тут неоднократно высказывались предположения, она не стала бы добровольно передавать ей столь крупную сумму денег?
— Возможно, и так.
— Что вы имеете в виду, отвечая таким образом?
— Ничего.
— Вот именно. А теперь такой вопрос: слышали ли вы какие-нибудь сплетни о Мэри Джерард и мистере Родерике Уэлмане?
— Он был влюблен в нее.
— У вас есть тому доказательства?
— Я просто знала об этом, вот и все.
— О, вы просто знали об этом! Боюсь, что это звучит не очень убедительно для присяжных заседателей. Вы как-то сказали, что Мэри не хотела иметь с ним дела, потому что он был помолвлен с миссис Элинор, и что то же самое она повторила ему в Лондоне?
— Мэри сама мне об этом рассказала.
Перекрестный допрос продолжил сэр Самьюэл Эттенбери:
— В тот момент, когда Мэри Джерард обсуждала с вами формулировку завещания, заглядывала ли в окно обвиняемая?
— Да, заглядывала.
— Что она сказала?
— Она сказала: «Так ты пишешь завещание, Мэри? Это смешно!» И стала хохотать. Хохотала и хохотала. И по-моему, — не преминула добавить свидетельница, — именно в тот момент ей в голову пришла мысль об убийстве. О том, чтобы избавиться от Мэри! Да, именно с этой минуты она стала лелеять в своем сердце убийство!
— Извольте отвечать на вопросы, которые вам задают, — резко проговорил судья. — Последнюю часть ответа следует вычеркнуть.
«Вот удивительно! — подумала Элинор. — Как только кто-нибудь говорит правду, они это вычеркивают…» Она еле сдерживала истерический хохот.
2
На свидетельском месте — сестра О’Брайен.
— Заявляла ли вам о чем-нибудь сестра Хопкинс утром двадцать девятого июня?
— Да. Она сказала мне, что из ее чемоданчика исчезла трубочка с гидрохлоридом морфина.
— Что вы предприняли?
— Помогала ей искать трубочку.
— Но вы не смогли найти ее?
— Нет.
— Вы знали, что чемоданчик оставался в холле всю ночь?
— Да.
— Мистер Уэлман и обвиняемая присутствовали в доме, когда умерла миссис Уэлман, то есть в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое июня?
— Да.
— Расскажите нам об эпизоде, свидетельницей которого вы были двадцать девятого июня, наутро после смерти миссис Уэлман.
— Я видела Родерика Уэлмана вместе с Мэри Джерард. Он говорил, что любит ее, и пытался ее поцеловать.
— В то время он был помолвлен с обвиняемой?
— Да.
— Что произошло потом?
— Мэри сказала, что ему должно быть стыдно говорить об этом, ведь он помолвлен с мисс Элинор!
— Как, по-вашему, относилась обвиняемая к Мэри Джерард?
— Она ее ненавидела. Она иногда так смотрела ей вслед, будто готова была уничтожить ее.
Вскочил сэр Эдвин.
Элинор подумала: «Зачем они так упорно спорят об этом? Разве это имеет какое-нибудь значение?»
Сэр Эдвин приступил к перекрестному допросу:
— Вы подтверждаете, что сестра Хопкинс сказала вам, что, вероятно, оставила морфин дома?
— Видите ли, дело было так: после…
— Будьте добры ответить на мой вопрос: говорила ли она, что, вероятно, оставила морфин дома?
— Да.
— И она действительно не была тогда этим встревожена?
— Нет, тогда не была. Потому что думала, что оставила морфин дома. Потому и не беспокоилась.
— Ей и в голову не могло прийти, что кто-нибудь взял его?
— Именно так.
— Она что-то начала подозревать только после того, как Мэри Джерард умерла от отравления морфином?
Тут вмешался судья:
— Мне кажется, сэр Эдвин, что вы уже спрашивали об этом у предыдущей свидетельницы.
— Как будет угодно вашей светлости… А теперь скажите, как относилась обвиняемая к Мэри Джерард, бывали ли между ними какие-нибудь ссоры?
— Нет, ссор не бывало.
— Мисс Карлайл всегда доброжелательно относилась к девушке?
— Да. Только вот смотрела на нее как-то странно.
— Да-да-да. Но нам нужны факты, а не эмоции, мало ли кто как на кого смотрит… Вы, по-видимому, ирландка?
— Да.
— А у ирландцев довольно живое воображение, не так ли?
— Все, что я вам сказала, — истинная правда! — с чувством воскликнула сестра О’Брайен.
3
Свидетельские показания дает мистер Эббот, бакалейщик. Он растерян, не уверен в себе (но и слегка взволнован ощущениями собственной значимости). Его показания были краткими. Были куплены две баночки рыбного паштета. Обвиняемая сказала: «Ведь бывали случаи отравления, да?» Она показалась ему возбужденной и
