И позднее люди приобретали портреты популярного великого князя и вешали их в своих домах, иногда рядом с иконами. Из Московской губернии в мае 1915 года писали: «Очень популярен Николай Николаевич и в каждой хате есть Его портрет»1099. Частное письмо буквально повторяет упоминавшееся выше свидетельство официального издания.
Правда, порой затем эти портреты вновь создавали повод для оскорбления военачальника гостями дома и последующего возбуждения уголовного дела: «Дурака повесил к образам, Ему место за порогом». В этом преступлении, совершенном в декабре 1915 года, обвинялся 39-летний грамотный крестьянин Пензенской губернии1100. Данное оскорбление было произнесено уже после смещения великого князя с поста Верховного главнокомандующего, когда число обвинений в его адрес существенно возросло. Однако само это дело подтверждает факт приобретения портретов популярного военачальника крестьянами. Показательно также, что хозяева дома сразу же донесли на человека, оскорбившего портрет, висевший в их жилище.
И другие источники свидетельствуют о том, что после начала войны возрастает популярность великого князя в крестьянской среде. Депутат Государственной думы, представлявший Орловскую губернию, сообщал в июле 1915 года корреспонденту столичной газеты о настроениях сельских жителей: «Личность Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича окружена совершенно легендарною славою, и вера в него незыблема». Свидетельства такого рода встречаются и в личной переписке. Житель Саратовской губернии сообщал в частном письме в августе 1915 года: «Николая Николаевича деревня любит и полна к нему безграничным доверием. Когда заговорят о нем, то после беседы добавляют: “Сохрани Его Господь”. Я радуюсь тому, что во главе армии такой человек, Которого любят и уважают все, кому дороги интересы нашей родины»1101.
Нам неизвестно, какие именно портреты стали причиной осуждения Треймана и других людей, обвиненных в оскорблении изображений великого князя. Нам неизвестно также, какие именно портреты Верховного главнокомандующего пользовались особым спросом, какие образы главного полководца страны были востребованы общественным мнением.
На некоторых почтовых открытках он выглядел весьма молодым. В годы войны вновь публиковался старый портрет работы известного гравера, академика живописи М.В. Рундальцева. Нередко великий князь изображался в кавалерийской форме, порой – в парадном гусарском мундире. Можно предположить, что подобные образы Верховного главнокомандующего напоминали генералов XIX века, в условиях Первой мировой войны они выглядели довольно старомодно. Однако подобные устаревшие образцы репрезентации полководца пользовались спросом, и, как мы увидим, некоторые слухи о великом князе также были довольно архаичными.
Еще более старомодными и фантастическими выглядели некоторые плакаты, изображавшие великого князя.
На одной из литографий Верховный главнокомандующий русскими армиями, в живописной и яркой гусарской форме, изображен скачущим на коне по полю битвы. Конь буквально перескакивает через трупы и тела раненых. За великим князем изображен всадник со штандартом командующего1102.
Еще более впечатляет почтовая открытка, изданная общиной Святой Евгении, отпечатанная в литографии Н. Кадушина. Великий князь на поле битвы, в парадном красном мундире, с эполетами, орденской лентой Св. Андрея Первозванного, в высокой меховой шапке, он вздыбил белого коня. Всадник изображен на фоне походного шатра со штандартом командующего. Над великим князем парит двуглавый орел, зажавший в когтях молнии и меч, на мече можно разобрать надпись «С нами Бог!». Изображение помещено в рамку, которая образована венками, перевитыми Георгиевскими лентами. Вверху помещена великокняжеская корона, внизу – герб дома Романовых на фоне пик. На одной из пик – уланский красно-белый флажок. Можно предположить, что уланский флажок адресует зрителя к обращению великого князя к полякам1103. Так вполне мог бы быть изображен победоносный полководец эпохи Наполеоновских войн.
Очевидно, при создании открытки была использована, с добавлением некоторых деталей (двуглавый орел, рамка), репродукция акварели художника Г.И. Нарбута, украшавшая обложку журнала «Лукоморье» за 7 ноября 1914 года (номер 26).
Для художников намеренная архаизация образа полководца могла быть стилизацией, эстетской игрой «в старину», пользовавшейся спросом у потребителей. Но и сам Верховный главнокомандующий не прилагал, похоже, никаких усилий, чтобы как-то модернизировать свою репрезентацию. Глядя на официальные его снимки, сделанные уже в годы войны, нельзя подумать о том, что это военачальник эпохи современной войны ХХ века. Репрезентация самого великого князя Николая Николаевича была довольно старомодной. Кавалерийский генерал в гусарской форме олицетворял давнее героическое прошлое российской армии, лихие атаки кавалерии и штыковой бой пехоты. Тяжелая артиллерия и бронеавтомобили, пулеметы и колючая проволока, аэропланы и подводные лодки не использовались как фон для его изображений. Это отличало образ великого князя от репрезентаций некоторых других знаменитых военачальников эпохи Великой войны.
Возможно, Нарбут и другие художники намеренно создавали портрет-символ военного вождя, а не реалистический портрет современного полководца. Но немалая часть российского общества, похоже, искренне была рада видеть победоносного генерала, скачущего на лихом скакуне впереди масс атакующей кавалерии. Вообще, можно говорить об архаичном восприятии войны известной частью общественного мнения. Первый лубок, выпущенный после начала войны, изображал лихую атаку донских казаков на прусских драгун (он успешно продавался на улицах российских столиц уже в самом начале августа 1914 года). Даже корреспондент журнала «Огонек» отмечал фантастичность этого изображения, однако именно такие образы войны были востребованы. Впрочем, и официальные сообщения Ставки, и торжественные телеграммы великого князя царю, печатавшиеся в газетах, порой рисовали ту же картину современной войны – целые эскадроны врага, изрубленные русскими кавалеристами во время жестокой сечи1104.
На других популярных картинах эпохи войны русские конники успешно боролись не только с кавалерией и пехотой врага, но и с самыми современными видами оружия, сбивая, например, неприятельские самолеты и цеппелины. Показателен плакат «Охота казаков за немецкими аэропланами», выпущенный московским издательством И.М. Машистова в начале 1915 года. Изображение довольно реалистично, казаки выглядят необычайно довольными, и у зрителя могло создаться впечатление, что охота лихих донцов на вражеский самолет была успешной. Тема противовоздушной деятельности казаков привлекала внимание и других художников. В журнале «Лукоморье» за 17 октября 1914 года также был напечатан рисунок, изображающий скачущих казаков, стреляющих по улетающему аэроплану. А ранее, в номере за 10 октября была опубликована репродукция реалистичного рисунка необычайно плодовитого художника И.А. Владимирова «Подстреленный аэроплан». Конные казаки подъезжают к подбитому самолету, пилот которого или машет рукой, или поднимает руки вверх. Очевидно, и в этом случае падение воздушного корабля могло объясняться зрителями как результат молодецкой стрельбы лихих донцов. Рисунок был опубликован почти одновременно сразу в двух столичных еженедельниках – «Лукоморье» и «Ниве». При этом подпись к публикации в «Ниве» не оставляла у читателей никаких сомнений относительно событий, предшествующих пленению вражеского летчика: «Германский аэроплан, подбитый и взятый в плен казаками»1105. Разумеется, в начале войны выпускалось немало «народных» патриотических картинок, лубков и карикатур, на которых сметливые российские (часто малороссийские) селяне и селянки «сбивали» и «захватывали» вражеские дирижабли и аэропланы. Но, в отличие от них, упомянутые изображения явно претендовали на некоторую реалистичность1106.
Такой подход в начале войны получил известное распространение. Личный героизм русских солдат, готовых лицом к лицу встретиться с врагом, противопоставлялся патриотической пропагандой «коварному» поведению противника, который «прятался» за достижения современной техники, избегая «настоящего» рукопашного боя1107. Даже в 1916 году появлялись пропагандистские тексты, в которых восхвалялся боевой «русский дух», превосходящий хитроумную «немецкую технику»1108. Впрочем, вряд ли это был только русский феномен, молодые лейтенанты и других армий в начале войны мечтали пойти в бой с клинком в руках, а европейские иллюстрированные журналы уделяли неоправданно много внимания кавалерийским атакам.
