Нет, это не Антонио пытал меня в ту ночь. Это все был Монтенегро. Только с его позволения этот бородатый уебок, которого я прикончу при первой же возможности, мог осмелиться причинить мне боль, и только Ваас мог остановить эту пытку всего лишь одним своим гребаным словом. Но даже здесь главарь пиратов не отдал меня под власть Антонио: Ваас мог подложить меня под этого урода или вообще пустить по кругу среди своих обезьян, однако ему было важно, чтобы меня и пальцем не коснулись. Ведь кто я? Я его гребаная зверушка. Его и только его. И пусть Антонио или кто-то еще отыграется на мне кнутом в качестве наказания, но Ваас никогда не позволит их рукам бродить по моему телу, потому что каждая его клеточка принадлежит только ему.
Этот ублюдок давно все решил за меня. И от этого становилось жутко и мерзко.
Я бросила запачканную засохшей кровью накидку в дальний угол и вышла из душевой. На пороге я встретилась с хищным взглядом Монтенегро, который продолжал пускать кольца табачного дыма, сидя на подоконнике. Этот взгляд был настолько пристальным, что я невольно замерла в дверном проеме, растерянно проследив за глазами пирата, которые внимательно разглядывали татау на моей руке. Уже тогда я поняла, что ничего хорошего от Вааса ждать не стоит, если дело касается этого чертового рисунка на теле…
— Что не так? — осторожно поинтересовалась я, не выдержав этого напряженного молчания.
— Заткнись, — грозно процедил Ваас, от чего холодок пробежал по моей спине. — Что не так блять… Что не так?! Я скажу тебе, что не так, Mary. Его не должно было быть на твоей руке! Не. Должно. Было. Быть. Блять.
Ваас потушил сигарету и выбросил ее в окно, поднимаясь с подоконника.
— Возле меня ты выебываешься своим никому в хуй не впившимся достоинством, и в это же, сука, время лижешь задницы ракъят за ебаное татау! И знаешь что блять? По-хорошему прикончить тебя уже не получится, amiga. Теперь я должен убить тебя, только полностью стерев вместе с этой хуйней на твоей руке, как было со всеми воинами моей ебнутой сестрицы. Довольна, Mary?! Ты сама же завела себя в эту ловушку, amiga. Ты облажалась, Mary. И жива ты сейчас только благодаря мне, hermana, благодаря тому, что я какого-то хуя еще не избавился от тебя! И ты еще будешь спрашивать меня, что не так, лицемерная ты мразь?!
Монтенегро понесло только от одного невинного вопроса, и он еще с минуту поливал меня дерьмом, не давая мне вставить и слова. Мне пришлось просто сложить руки на груди, уводя взгляд в пол, и молча выслушивать о себе не самые приятные вещи. Когда же пират, казалось бы, высказался, он прорычал и вернулся к лицезрению погруженных в ночную темень джунглей, но даже тогда я отчетливо видела, как вздымается его спина, как тяжело он дышит и как напряжены все его мышцы. Все еще злится. Я знала, что если я вновь встряну в очередную перепалку с Монтенегро, то добром это не кончится, поэтому попыталась сгладить углы.
— Ваас, мы уже обсуждали это и не один раз… — вздохнула я и опасливо направилась к мужчине, попутно ловя на себе надменный взгляд Адэт.
Пират ничего не ответил, продолжая следить за происходящим на улице, сложив руки в карманы.
— Я не собираюсь повторять все свои слова заново, чтобы потом возвращаться к этому разговору снова и снова. Я не лгала тебе, правда, не лгала. Просто прими это уже наконец. И попытайся хотя бы раз в жизни понять меня, хотя бы потому, что и я когда-то поняла тебя.
Я очутилась за спиной пирата и поймала себя на мысли, насколько опасно-ничтожное расстояние отделяет меня от этого хищника в человеческом обличии. Главарь пиратов долго обдумывал мои слова, настолько долго, что я успела научиться слышать тишину, вслушиваться в нее, ведь не существует в этом мире ничего тише, чем задетый за живое Царь и Бог острова Рук.
— А я и так понимаю тебя лучше всех, amiga, — он обернулся, опираясь о подоконник и складывая руки на груди.
Его взгляд, впившийся в черты моего лица, был нечитаем и словно чего-то выжидал, но я не знала, чего именно. И вот, спустя столько дней, я вновь встретилась с этими глазами, с этими неописуемыми эмоциями в них, которые мне так редко доводилось увидеть за все эти дни, что я знала пирата. Да, эта была та самая искренность, которую пират не проявлял практически никогда, а только когда наш разговор касался его сестры, его прошлой жизни и моей связи с ракъят. И хотя пират принял вид абсолютно отрешенный и невозмутимый, его взгляд выдавал его споличным — считанные секунды я действительно любовалась им, а в ночном мраке его зеленые глаза казались еще глубже и живее. Пускай и на миг, но этот двадцативосьмилетний мужчина напомнил мне ребенка, одинокого и брошенного, и я мысленно провела параллель между своей жизнью до приезда на Рук Айленд и словами Вааса…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты — это я, а я — это ты.
Черт возьми, он был прав. И черт возьми, мы оба были правы. Впервые наши точки зрения совпали и стали балансировать на одной линии. Была ли я рада этому? Вполне возможно: кому не приятно обрести родственную душу? Как бы абсурдно это ни звучало, если речь идет о Монтенегро…
«Но ты не должна становиться подобной ему! Не должна превратиться в такое же чудовище!»
Чудовище? Да, чудовище. Я бы могла оправдывать жестокость этого человека тяжестью его прошлой жизни и отсутствием выбора, где найти приют для новой, однако все это будет пустыми словами. Нет оправдания тому, что совершил этот человек, сколько жизней он загубил, сколько боли принес людям, в том числе и мне. Я точно не оправдывала его безумие.
И давно перестала оправдывать свое…
Мы неосознанно застыли друг напротив друга, как будто мысленно изливали все наболевшее. И если пират, в чем я была уверена, в силу своей холодности и упрямства, не собирался откровенничать со мной, то во мне проснулось непреодолимое желание рассказать ему все. Пожаловаться, как маленькая девочка. Да, именно ему. Именно этому чужому человеку, удерживающему меня в плену на своем острове. Человеку, который изо дня в день грозится пустить мне пулю в лоб. Пускай против своей воли, но однажды я поняла Вааса. И мне хотелось, чтобы и он понял меня. Чтобы он понял наконец, что я говорю ему правду, что я не гребаная продажная крыса, что я не заслуживаю этого несправедливого презрения с его стороны.
Нет, это не стокгольмский синдром.
Это безумие.
Я сделала шаг навстречу и обвила руками шею пирата, притягивая мужчину как можно ближе к себе. Если Ваас и был удивлен, то точно этого не показал. Я же уткнулась носом ему в шею, прикрывая глаза и вдыхая запах этого чертового одеколона.
— Принцессе нежностей захотелось? — иронично усмехнулся Ваас, не отвечая на объятия взаимностью.
— Ох заткнись… — еле слышно ответила я, но мы находились настолько близко друг к другу, что этого вполне было достаточно.
— Все, принцесса, закругляйся блять. Ты и так за сегодня выебала мне весь мозг… — когда пирату надоел этот, по его мнению, цирк, он попытался сбросить мои руки с его шеи.
Однако с первой попытки у него это не получилось, и тогда пират на миг ослабил хватку и обратился ко мне, начиная медленно закипать.
— Я сказал, закругляйся, Mary. Нахуя ты вцепилась в меня, как клещ?
Я никак не отреагировала.
— Amiga, не выводи меня блять… — угрожающе процедил он мне на ухо, впиваясь пальцами в мои плечи.
— Ты можешь хотя бы раз сделать то, что тебе действительно хочется, а не прятаться за маской «злого дяди», а? — раздраженно спросила я, слегка отстраняясь от пирата, чтобы сказать ему это в лицо.
— А если я прямо сейчас хочу пустить тебе пулю в череп, amiga?
— Неужели? — иронично заметила я, склонив голову к плечу. — Так что тебе мешает? Сделай это, раз тебе станет от этого легче.
— С каких это пор тебя стало ебать то, что я чувствую, Mary? Что за игру ты затеяла блять? — так же раздраженно спросил Ваас, недоверчиво обводя меня взглядом с ног до головы.
Стоило признать, я ловила кайф с его замешательства, с его недоверия, с его неуверенности. Я наконец почувствовала такую желанную власть над Монтенегро, которую бы не продала ни за власть над всем племенем ракъят, ни над всем островом и даже над всем миром. И как иронично было осознавать, что этой мимолетной власти над ним я добилась не силой и клеветой, а искренностью и правдой…
