— То есть, насчет нее ты не сомневаешься?
— Насчет принцессы-то? Ты блять серьезно, мужик? Чтобы она ебала мой мозг до конца моих дней? Порой я даже смотреть на нее не могу: так выбешивает, что хочется пристрелить к хуям. Она такая… Упрямая и до отвращения гордая. Овца блять. Еще и сбежала сучка… Окей, хорош пиздеть, у нас дел дохуя. Идем, amigo.
Стоило двум теням скрыться из моего поля зрения, и я облегченно выдохнула, хватаясь за грудь: я действительно была готова умереть на месте, лишь бы не попасться на глаза Ваасу да еще и в таком унизительном положении. Я осела на холодную землю, смахивая холодный пот.
Все мысли теперь были заняты словами этих двоих: я понятия не имела, что там происходит у них, но теперь было очевидно, что Сара тесно связана далеко не только с ракъят и Деннисом… Поэтому она никогда не упоминала при мне Монтенегро: вернее, она хотела о чем-то поговорить, однако каждый раз только растерянно уводила взгляд и махала рукой, мол «а, нет, я ничего не хотела сказать». Но как Сара может быть связана с Ваасом? Что за терки могут быть между ними, если Ваас, насколько я поняла из его разговора с Бенжамином, даже думал над тем, чтобы оставить ее? Оставить для чего, оставить зачем?
В моей голове крутилась тысяча и один вопрос, а я не могла даже представить, где искать на них ответы. Ваас точно бы не стал откровенничать со мной, да и встречаться с ним лично я больше не была намерена, только хотела вызволить из плена Лили и Джессику. Оставалась только одна надежда — вернуться к девочкам и расспросить Сару. Кто знает, что этот ублюдок наговорил ей и как запудрил мозги?
Я ничего не понимала и была в растерянности.
И от этого зверь внутри меня потерял бдительность…
***
Видел бы меня Ваас — сказал бы, что облажалась. И чем я думала, в одиночку возвращаясь в этот лагерь? Без людей, без оружия, без плана. Да еще и в полуобморочном состоянии и практически без одежды, что пираты Вааса любезно оценили. О чем я думала? Спасти подруг? Спасти подруг блять? Я одна против большого лагеря вооруженных обезьян понадеялась на фортуну, которая уже несколько дней была повернута ко мне своей задницей.
Да, Ваас был бы прав, сказав, что я облажалась…
Меня притащили на какой-то эшафот. Солнце уже садилось и слабо выглядывало из-за горизонта, роняя оранжевые лучи на повешенных повстанцев, чьи тела легонько покачивались под морским бризом, а лица были скрыты грязными мешками. При виде моего жалкого состояния пираты, что сновали по площади, стали останавливаться, с интересом выжидая какого-нибудь шоу, которое их босс обычно устраивал с задолбавшими его пленниками. А они были уверены: раз я попала на эшафот, значит, сегодня от меня наконец избавятся. Уже издалека я заметила приближающегося Вааса, который вел переговоры со своими шестерками — при виде его самодовольной ухмылки, которую он бросал то на меня, то на людей, с кем говорил, мне стало не столько страшно, сколько стыдно. Ведь я пробыла на свободе меньше гребаных суток и сама же вернулась к нему в лапы. Вскоре Ваас неспешно поднялся на эшафот, доставая пистолет из кобуры, и подошел ко мне и еще двоим пиратам, которые сторожили меня.
— Босс, мы нашли девчонку! — самодовольно бросил один из них, встряхнув меня за затылок.
Я тут же вырвалась из его хватки, злобно обернувшись, — не хватало только зашипеть — а затем бросила взгляд на их босса. Глок в его руке выглядел слишком не дружелюбно. Ваас же был внешне спокоен, а на лице его играла снисходительная улыбка. Он подошел ко мне, попутно махнув рукой двум охранникам, чтобы те отошли в сторону, а сам приподнял мой подбородок пистолетом, заставляя посмотреть ему в глаза.
— Нагулялась? — спросил он, словно я была в его глазах верной псиной, всегда возвращающейся к хозяину. — Быстро же ты, принцесса. Мы даже соскучиться не успели.
В толпе пиратов прошлись сдержанные смешки, впрочем, и Ваас нагло ухмылялся, стоя надо мной. Так унизительно я себя не чувствовала никогда. И блять сама была в этом виновата. Я сжала кулаки, связанные за спиной, и пыталась унять сбитое дыхание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Где хоть попалась? — главарь обратился к подчиненному.
Словно я не была способна ответить на такой вопрос. Словно я была вещью, которая даже не способна говорить. Словно я была здесь никем, и слова мне здесь никто не давал.
— Псы словили ее, пока эта сучка пыталась отвязать от столбов новых пленниц, — усмехнулся позади стоящий.
— Бля да может, она вообще все это время следила за ними, их же блять минут двадцать назад только привезли! — бросил еще один пират.
В толпе все забушевали, кто на английском, кто на испанском, все голоса смешались в один. И только Ваас молчал, продолжая удерживать мой подбородок своим глоком и рассматривать меня. О чем он думал? Мне было не ведомо. Но я точно знала, что Ваас не убьет меня, как были уверены большинство здесь присутствующих.
Нет, не убьет.
Только не сегодня.
— ЗАТКНУЛИСЬ БЛЯТЬ! — сорвался главарь пиратов, когда весь этот шум и гам его стада порядком стали действовать ему на нервы.
Все пираты заглохли, как один. От меня Ваас наконец отстранился, и я смогла увести взгляд, как только перестала ощущать холодный металл на своей коже. Кивком Монтенегро приказал стоящему рядом Бенжамину увести меня, а сам главарь направился в неизвестном мне направлении.
Я не удивилась тому, что Бен не вцепился в мое предплечье, а дал мне возможность самой подняться и пойти в нужном направлении. Он не стал унижать меня, толкать или насмехаться, как это сделал бы любой другой пират Вааса, а просто молча шел рядом. Все же, не совсем общение с Монтенегро сделало из него такого же ублюдка, как его босс. Бенжамин отвел меня в комнату главаря, оставив в одиночестве, и удалился.
***
В этот раз мне досталось не меньше, чем в предыдущие.
Ваас выплескивал на меня не только гнев, вызванный моим побегом и тем, что я замарала пол в его комнате кровью убитого мной пирата. Нет… Казалось, он решил отыграться вообще за все, что успело выбесить его за эти сутки, пока я отсутствовала. Ах да, я же его зверушка. Сбежала, и воспитывать больше некого, а вернулась — пора воспользоваться, как грушей для битья. Мои никому не сдавшиеся попытки защитить себя ничего мне не принесли, только сильнее разозлили пирата. Пора бы привыкнуть. А чего я ожидала-то? Что этот кабан, который выше меня на две головы, старше почти на десятку, который убивает людей каждый божий день и в котором нету ничего святого, должен был растаять перед девичьими просьбами прекратить это насилие?
Стоит признать, все закончилось так же быстро, как и началось. Уже спустя считанные минуты мы сидели по разным углам комнаты, словно вообще не были знакомы: он привычно курил, сидя на кровати, я же прижималась спиной к стене, смотря сквозь уже проступившие синяки на руках. Ни одной эмоции, ни намека на слезу: сама полезла в пекло. С неохотой я обернулась к оконной разбитой раме, чтобы полюбоваться своей рожей — рассеченная бровь и вновь появившаяся из губы кровь. Такими темпами, она никогда не заживет. Я удивлялась, как Монтенегро до сих пор не сломал мне нос к чертовой матери… С другой стороны, ему же потом возиться со всем этим дерьмом.
— Меня это порядком заебало, Mary, — серьезно начал Ваас, и я почувствовала его пристальный взгляд. — Думаешь, я всегда буду таким добрым блять? За каждую твою выходку надаю тебе лещей, а потом буду вести себя как заботливый папаша? Думаешь, если я купил тебя, то ты, ебать, здесь как на курорте жить будешь? НА МЕНЯ СМОТРИ БЛЯТЬ! — рявкнул пират.
Я послушно уставилась на того исподлобья.
— Твоя наивность выводит меня из себя, Mary. Ты считаешь, что испытывать мое терпение — очень забавно? Это забавно, по-твоему блять?!
Ваас вдруг поднялся и направился ко мне.
— Скажи мне, ты реально мазохистка, amiga?! Уже смирилась, что за каждую свою выходку будешь терпеть побои, а потом жить легко и припеваюче, а?!
Мужчина поднял меня с пола, вцепившись в порванную ткань, которая служила эти сутки мне в качестве одежды.
