иностранных дел нес свою долю ответственности.
После появления в финском посольстве Чэнь И видели еще несколько раз в посольствах других стран. Одно из его появлений, возможно последнее, врезалось мне в память. После чехословацких событий дипломаты социалистических стран в беседах с ответственными сотрудниками Министерства иностранных дел иногда отмечали непоследовательность китайской позиции. В 1956 году Китай осудил контрреволюционный мятеж в Венгрии, в отношении же широкого заговора, организованного против Чехословацкой Социалистической Республики, китайское руководство изменило позицию на 180 градусов, резко выступив против решения о совместных действиях братских социалистических стран в защиту завоеваний социализма в Чехословакии. Почему? Этот вопрос я и поднял в разговоре с заместителем министра иностранных дел на приеме по случаю праздника Девятого сентября. Заместитель министра тогда не ответил мне на него, но я получил ответ на следующий день на приеме в посольстве КНДР. Ответ на этот вопрос уполномочен был дать… Чэнь И.
«9.IХ.68 г.
…Прием в посольстве КНДР в этот вечер продолжался долго. Министр иностранных дел КНР маршал Чэнь И произнес длинную речь. Главным содержанием ее стал ответ на вопрос, который мы задавали накануне приема: почему в отношении событий в Чехословакии социалистический Китай вновь занял позицию по другую сторону баррикады?
…И когда раздалась уже известная нам брань в адрес Страны Советов, мы в знак протеста начали покидать зал. Но чтобы подчеркнуть свое уважение к Корейской Народно-Демократической Республике и нашему хорошему другу Киму — временному поверенному в делах КНДР в КНР, мы, прежде чем уйти, подходили к трибуне, за которой сидели Ким и другие официальные лица. На трибуне Чэнь И. Он читает заранее написанную речь. Мы подходим, пожимаем руку Киму и вновь идем мимо трибуны к выходу. В зале возникают оживление, шум, и в этом шуме теряется и без того охрипший после стольких «обвинительных митингов» голос старого маршала…»
Мне кажется, после этого приема мы уже не видели Чэнь И. Он снова исчез с политической сцены, на этот раз навсегда. Лишь спустя три года его имя вновь появилось в печати. Оно было заключено в траурную рамку. На его похоронах присутствовали Мао Цзэ-дун и другие члены его штаба.
Снова перечитываю «самокритику» маршала. Перечитываю и «самокритику» Лю Шао-ци. И в одной и в другой те же «саморазоблачения»: допущенные ошибки не случайны, они коренятся в «буржуазном» воспитании, в буржуазно-реакционной линии, которую они проводили, их самый большой грех — слабое изучение «идей председателя»… и я задаюсь вопросом: «Для чего нужно было все это? Не для того ли, чтобы показать, что «обвинения», выдвинутые против них, — это не только обвинения, но и «самообвинения», которые подтверждают тезис об «обострении классовой борьбы в условиях диктатуры пролетариата», необходимости «культурной революции» для сохранения «красного» Китая.
Маршал сам заявил: «Били меня бессовестно, безжалостно… но я был реабилитирован. Будет ли реабилитирован Лю?..»
Хочу отметить маленькую особенность.
Лозунг «Долой Чэнь И!» появился не сразу, он появился тогда, когда Мао Цзэ-дун и его «штаб» вынуждены были пойти на компромисс с «революционными кадрами». «Самокритика» нужна была для того, чтобы показать: «если ты ошибся», но «признал ошибки», «критиковал себя», то будешь «спасен» и займешь свое место в «рядах революционеров». Такую линию можно было проводить и в отношении Дэна и некоторых других. Положение с Лю, видимо, иное. Чэнь И был «проводником» «черной линии», Лю — ее создателем. Если принять его «самокритику» и реабилитировать, значит, надо реабилитировать и его линию. Это перечеркнуло бы тезисы, выдвинутые Мао Цзэ-дуном, решения XI пленума… «культурную революцию»… А это уже было недопустимо.
Несомненно, внешняя политика Китая в период «большого тайфуна» также была поставлена на службу определенным внутриполитическим задачам. Ее цель — предотвратить любую возможность политических контактов с внешним миром, политической поддержки извне. Острие этой политики было направлено против Советского Союза и стран социалистического содружества. Ухудшение отношений с этими странами должно было помочь маоистам сломить сопротивление внутри партии и государства.
Таков был стратегический замысел маоистов. Однако китайскому руководству так и не удалось разработать новый тактический подход, новую четкую тактическую линию в области внешней политики и международных отношений. Во внешней политике Китая в первые годы «культурной революции» было все: и стихийность, и случайность, и авантюризм. Не было только одного: ясного определения направления, средств и возможностей…
И не только этого.
«Культурная революция» не принесла ничего нового: китайскому руководству так и не удалось преодолеть внутренние противоречия, разработать единую стратегию в проведении внешней политики. Она только углубила и обострила противоречия. Накануне «большого тайфуна» внутри руководства Коммунистической партии Китая развернулась острая борьба по вопросам о путях, линии, направлении и стратегии внешней политики.
И война во Вьетнаме, и полеты американских самолетов вплоть до северной границы Китая обостряли эту борьбу. По утверждению Эдгара Сноу, расширение вьетнамской войны усилило дискуссию, особенно по вопросам «стратегии и тактики в отношении США и СССР». И в зависимости от позиции, занимаемой в этих спорах и дискуссиях, а также с учетом различных аспектов и нюансов в китайском руководстве образуются различные группы. Одна из них настаивает на прямом военном вмешательстве Китая во вьетнамскую войну. И в конце марта 1965 года «Жэньминь жибао», а затем через три дня министр иностранных дел маршал Чэнь И заявляет о готовности Китая направить своих бойцов во Вьетнам. Другая, опасаясь прямого военного столкновения с США, выступает за прекращение полемики с Советским Союзом, улучшение отношений с ним, за единство действий с СССР и другими социалистическими странами против американской агрессии. В то время Лю Шао-ци отмечал, что Китай и Советский Союз связывают общие идеи, совместная борьба и договоры, что «необходимо вместе бороться против империализма»; Дэн Сяо-пин призвал «к серьезной работе по достижению единства путем личных консультаций»; Пэн Чжэнь определил разногласия между КПСС и КПК как «разногласия внутри семьи», которые «можно преодолеть». В сентябре 1965 года, накануне «большого тайфуна», в ЦК КПК состоялось расширенное совещание с участием партийных работников отдельных провинций, на котором обсуждались вопросы внешней политики… Видимо, и на этом совещании борьба была продолжительной и острой, но уже здесь все предложения об изменении внешнеполитического курса были отвергнуты. На практике это выразилось в направлении новых усилий на поддержание международной напряженности везде и всюду, где это возможно. Вместе с тем сам Китай избегает прямого участия в каких бы то ни было вооруженных конфликтах, стремится обособиться и выступать как самостоятельная сила, центр мирового революционного движения, центр мира.
Эта концепция не нова. Состоявшийся XI пленум ЦК КПК лишь подтвердил ее и вновь провозгласил
