— П-с-с, — словно подманивая кота, шикнула я на ворона, — нужна твоя помощь!
Ар, ждавший моего выхода, заинтересованно вскинул бровь и поднялся из кресла. Едва оказался в шаге от меня, стыдливо выглядывавшей из-за перегородки, как я поспешила пояснить:
— Я почти оделась, но нужно затянуть корсет. Шнуровка на спине. Поможешь?
Вместо ответа он шагнул за ширму. Вот только спустя минуту ворон обычный превратился в ворона ворчащего:
— Все же развязывать куда проще.
— Тяни сильнее, — шипела я, вставая как можно устойчивее: мне хотелось быть стройной и красивой. А женщина на пути к красоте может перенести такие муки, которые воину на поле брани и не снились.
— Если я дерну сильнее, то сломаю тебе ребра, — парировал каратель.
— А если не затянешь — сломаешь мою мечту. Я уже настроилась на этот корсет!
— Ладно, — сварливо, уже сожалея о том, что решил заглянуть в дамский салон, согласился ворон.
Он взялся за шнурки, я приготовилась к рывку и…
Ширма рухнула. Причем звук от грохнувшейся тонкой перегородки был ничуть не тише, чем от упавшей бы вдруг крышки саркофага. Каменного. Тут же сверкнула вспышка магокамеры, а зал заполнил густой туман от сгоревшего магния.
— Валим! — крик разлетелся по залу.
И следом за ним — еще один:
— Это будет сенсация!
— Репортеры, — выругался ворон, оставив шнуровку и на бегу создавая аркан.
— Тот, что с камерой, — мой!
Я и не подумала поступить, как приличествует даме в подобных случаях: присесть, обняв голову руками, и истерично, с испугом, завизжать. Именно этим, кстати, в основном и занимались другие клиентки модного салона.
Нет. Я, перепрыгнув упавшую ширму, устремилась за вороном.
Нам вдогонку полетел крик модистки:
— А заплатить?!
Ворон, не оборачиваясь, кинул кошель на звук. Уверенно так. Чувствуется, у него в подобных делах имелся уже немалый опыт, сноровка и тренировка…
Вслед ничего больше не кричали. Значит, точно. Попал. А в руки или в лоб, тем самым оглушив… Тут уж от ловкости самой хозяйки салона зависит.
Все это произошло за каких-то пару секунд, а затем мы очутились на улице. Вечерней, пропитанной суетой минувшего дня и еще не уснувшей. Народу было не то чтобы много, но и не мало. Ровно столько, чтобы репортерам оказалось удобно удирать. Я бы даже сказала, с комфортом: лавируя меж прохожих так, что ни пульсаром в них толком не запустишь, ни ловчей сетью. Обязательно кого-нибудь из горожан зацепишь.
Но проще уйти на тот свет, чем от карателя. А от некромантки — и подавно. Это мы и доказали, дружно припустив за новостниками. Вот только эти паразиты на ближайшем же перекрестке разделились. И если ворон помчался за плечистым малым в клетчатом кэпи, то мне достался ушлый и юркий голенастый пацан в невероятно широких и коротких бриджах, которые болтались на нем лишь на подтяжках и лживом слове. Именно лживом, поскольку честного у людей, чарографирующих эйру в неглиже, просто быть не могло!
И плевать, что я в момент съемки была почти одета! Сам факт!
В общем, я разозлилась. А пацан — оглянувшись и узрев эту мою злость — испугался.
Порою люди перед страхом смерти резко умнеют, кристально трезвеют, оказываются беременными кормящими матерями (причем — мужчины!), иногда — творят чудеса, а вот этот конкретный экземпляр — отрастил крылья. А я-то полагала, что оные у людей появляются только от любви, за спиной и эфемерно. А у этого репортера — от испуга, на пятках и весьма натурально.
На миг застыв на месте, словно выбирая, куда бежать, он развел каблуки башмаков в разные стороны, а потом с силой ударил ими друг об друга. Из-под подметок брызнул сноп искр, а пацан обзавелся двумя полупрозрачными небольшими винтовыми лопастями, которые напоминали сплетенные из мелких вихревых потоков жгуты. Взлететь в небеса на таких не взлетишь, но скорость можно набрать изрядную. Не хуже, чем на педальном бицикле, что был прошлым летом на пике моды.
В итоге репортер рванул с прытью, которой любой рысак бы на скачках позавидовал. Я неслась следом: улица, подворотня, проулок, закончившийся тупиковой стеной в два моих роста и горой мусора под ней. Вот только когда я добежала до оного места, то единственное, что увидела, — бриджи и крылатый ботинок, мелькнувшие на миг на краю каменной кладки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да чтоб тебе стать после смерти учетным пособием у некромантов-первокурсников! — в сердцах пожелала я репортеру: пусть его каждую ночь поднимали бы, паразита. Мои новые сапоги. Новый костюм… И эта помойка. Но куда я денусь из пентаграммы? Догнать-то нужно!
Я взяла разбег, взлетела по мусорной куче и в прыжке ухватилась за край стены. Перемахнув ее, приземлилась кошкой. А когда встала, сдув со лба выбившуюся черную прядь, увидела пацана, ошарашено прижимавшего к груди чарограф. Видимо, он посчитал, что я не смогу преодолеть стену, и решил, что опасность миновала и можно перевести дух.
Новостник застыл на миг, тараща на меня изумленные глаза: ну да, благодаря мороку, внешне я выглядела почти приличной живой эйрой. Но двигалась-то как истинное умертвие. Причем очень голодное и кровожадное.
Его глаз нервно дернулся, руки вцепились в камеру с плафоном вспышки, а потом он развернулся и почесал от меня так, что только пятки с вихревыми потоками засверкали.
— Стоять! Бояться! — машинально выкрикнула я, вновь пускаясь в погоню. И ругая про себя этого жизнелюбивого репортера. Еще одна улица, бульвар и… да этот паразит издевался!
Пацан, которого я стремительно нагоняла по прямой бульвара, завидев вывеску «Бестиарический парк», припустил к уже закрытым воротам и взлетел по чугунной ковке, точно обезьяна. Глядя на его кульбиты, я невольно подумала: интересно, зачарованные к полету ботинки выдали репортеру в редакции газеты или это его личное приобретение?
Впрочем, предаваться размышлениям было слегка некогда. Посему я и не подумала затормозить перед воротами — наоборот, прибавила скорости и второй раз за этот вечер занялась штурмом. Этак я скоро в деле покорения вертикальных поверхностей специалистом стану.
Вот только на самом верху вышла накладка: зацепилась волосами за пику решетки. Капитально так. Настолько, что передо мной встал нелегкий выбор: оставить пацану несколько минут форы или свой скальп на воротах. И не то чтобы второе было для меня такой уж проблемой: дерни посильнее — и оная решена. Но я же эйра! Посему ходить с настолько лысым черепом, что на нем нет не то что части волос, но даже кожи — это слегка неженственно.
Пришлось попыхтеть, отцепляя локоны. Потом потратить еще пару секунд, выпрямляя ворота. Как выяснилось опытным путем, зомби, озабоченное своей внешностью, может слегка погнуть даже кованый штырь толщиной в палец.
А когда я очутилась среди вольеров, в которых квартировала нечисть всех мастей, то поняла: здесь хоть и много бестий, но гадов на одного больше! И этот один сейчас прячется где-то среди клеток и вечерних сумерек.
Словно прочтя мои мысли, подняла свои змеиные головы гидра и зашипела. Я ощерила клыки и цыкнула в ответ. Тварь аж подавилось своим «ш-ш-ш». Видимо, привыкла, что посетители парка ее боятся, а не пытаются взглядом завязать в узел. В итоге несколько дюжин ее голов раззявили пасти, в которых затрепетали раздвоенные языки, меня смерили взглядом больше полусотни вертикальных зрачков, и чешуйчатое тело медленно поползло прочь от прозрачной перегородки барьера, по которой нет-нет да и пробегали всполохи.
Я же двинулась дальше, пытаясь среди теней найти затаившегося репортера. Ну, нет чтобы кинуть в меня своей чарокамерой и драпать дальше. Я бы отстала. Честно! Но пацану сенсация была, судя по всему, дороже жизни.
Я уже прошла почти все вольеры, перемежавшиеся живой изгородью. Впереди маячила стена, когда сбоку кусты затрещали. Успела вовремя обернуться, чтобы увидеть несущегося на меня гиппогрифа.
Тварь размером с лошадь, имевшая от той даже заднюю часть, с хвостом и подкованными копытами, остервенело щелкала клювом. Словно я была упитанной мышью, а она — полноценным, а не половинчатым грифоном, вознамерившимся сожрать полевку в моем лице.
