рассказ, он забрал его из редакции.
Постепенно в его сознании начал кристаллизоваться замысел большого романа, куда входили и реальные, и вымышленные образы. О концепции произведения он позднее говорил: «Вторых “Войны и мира” мы не дождемся, масштабы были таковы, что не уместятся ни в какие тома. Я взял лишь одну операцию, из которой видно, что такое вообще операция, как она строится, какое в ней бывает столкновение интересов, страстей, честолюбий, оплачиваемых всегда чужой и притом большой кровью»[437].
Работа над романом была прервана отъездом в эмиграцию. Официально вывезти рукопись было невозможно. Пакет с текстом был бы слишком большим для одного человека, поэтому роман и записки к нему были разделены на части и розданы для перевозки за рубеж нескольким иностранным журналистам, курьерам от НТС, дипломатам. Одна из этих частей была утеряна, и восстанавливать ее было очень сложно: многие заметки и черновики оставались в России и доставлялись со случайными оказиями. Организовать все материалы воедино было процессом очень трудоемким, и вновь вступить в сюжет оказалось непросто. Две главы появились в «Континенте», еще одну Владимов напечатал в «Гранях» в период своего недолгого редакторства.
Первые годы в эмиграции роман писался очень медленно. Владимовы привыкали к новой жизни, много путешествовали, Георгий Николаевич выступал в разных городах и странах, была масса эмоциональных встреч и впечатлений. Потом он принял должность редактора «Граней», и жизнь стала более оседлой. Но работа в журнале отнимала большое количество времени, а конфликт с НТС стоил многих душевных сил. И Владимов признался дочери Марине, что первые пять лет он так сожалел, что уехал, и ностальгия по России была столь сильной, что ему не писалось.
После разрыва с НТС в 1986 году он вернулся к тексту романа. Появилась возможность читать опубликованные на Западе мемуары о войне, письма генерала Гудериана, находящиеся в Bundesarchiv[438], и другие источники. С конца 1980-х работа над романом стала продвигаться быстрее, и текст приобретал все более завершенное состояние.
В декабре 1993 года почтальон доставил пакет с надписью «В собственные руки» на домашний адрес Натальи Борисовны Ивановой, заместителя главного редактора журнала «Знамя» и литературного критика, очень высоко ценимого Владимовым. В пакете оказалась рукопись романа «Генерал и его армия», ставшая первым журнальным вариантом книги. Наталья Борисовна, лежавшая дома с высокой температурой, сразу начала читать и не могла оторваться всю ночь. Температура к утру упала, и, чудесным образом выздоровев, она повезла рукопись в редакцию. Г.Я. Бакланов, в то время главный редактор «Знамени», прочитав текст, позвонил Владимову и попросил разрешения на публикацию. Он сказал, что, несмотря на некоторую недосказанность, основной стержень держит повествование и напечатать его, как журнальный вариант, вполне возможно. Роман был опубликован в 4–5-м номерах журнала за 1994 год.
Букеровская премия, которую получил за него Владимов в 1995 году, была экзистенциально важна. Еще в 1993-м он с большой горечью говорил мне при встрече, что интерес к литературе писателей его поколения был утерян в ранние перестроечные годы. Публикация «Верного Руслана» и очень живая реакция на повесть в России благотворно повлияли на его настроение. Но у писателя было чувство, что его «любимый песик» был лишь выплатой давнего долга российскому читателю. С опубликованием и успехом его нового романа «Генерал и его армия» к Георгию Владимову вернулось чувство непосредственной причастности к русской литературе. Премия решила и финансовую проблему, позволив спокойно, не отвлекаясь на случайные заработки, закончить роман.
Об источниках романа
Владимов двигался к написанию книги о войне несколько десятилетий. Опыт военного детства и обучение в Суворовском училище, где у него было интенсивное общение с учителями-офицерами и сослуживцами матери, рано зародили в нем огромный интерес к военной теме. Работая над романом, он основывался на свидетельствах профессиональных военных, на работе в военных архивах, открытых и закрытых и на многочисленных источниках о Второй мировой войне.
Два военачальника сыграли основную роль в формировании сюжета романа, образов его героев и концепции войны – генерал-майор Петр Васильевич Севастьянов (1907–1968) и генерал-полковник Петр Григорьевич Григоренко (1907–1987).
Генерал Петр Васильевич Севастьянов. Как уже упоминалось, к 1965 году, двадцатилетию победы над Германией, «Воениздат объявил серию “Военные мемуары”… В общем, это был хитрый ход, чтобы все эти разговоры военачальников канонизировать, ввести в какие-то цензурные рамки. Одно дело генерал у себя на кухне бурчит, что все не так было. Другое – когда ему дают микрофон, перо, – правда, с пером генералы не в ладах, – пожалуйста, говорите. И они говорят именно то, что от них хочет услышать советская пропаганда»[439].
В качестве «генеральского пера» нанимались молодые писатели, и так Владимов познакомился с генералом Петром Васильевичем Севастьяновым.
Основой сюжета романа «Генерал и его армия» послужила рассказанная Севастьяновым история о судьбе генерал-полковника Никандра Евлампиевича Чибисова[440], «могучего донского казака», которого, по словам рассказчика «сняли за успех». Владимов ввел эту фразу в роман: «…бывают, хотя и редко, такие случаи, когда снимают именно за успех» (3/334). Севастьянов был начальником политотдела, членом Военного совета 40-й армии, которой командовал при форсировании Днепра и на подходах к Киеву генерал К.С. Москаленко[441]. Соседняя 38-я армия Чибисова готовилась к освобождению Киева. Но Н.С. Хрущев, бывший членом Военного совета, и генерал К.С. Москаленко придумали, что город должен освободить украинский генерал. Хрущев сумел убедить Сталина[442] – и Чибисов был отстранен от армии:
…был мой соавтор членом Военного совета в 40-й армии К.С. Москаленко – и порассказал мне о художествах «командарма наступления», сперва без пользы растратившего свою армию на Букринском плацдарме, а затем переметнувшегося на плацдарм Лютежский, чтобы отнять 38-ю армию у Н.Е. Чибисова (3/441).
П.В. Севастьянов был человеком живым, с языком ярким и красочным, но только в застолье. Стоило включить магнитофон, как из него начинал «переть деревянный советский жаргон». Генерал, найдя в лице Владимова благодарного слушателя, часто говорил: «А вот был еще у нас такой случай… Вы, Жора, выключите магнитофон…» «Он многое рассказывал о войне – гораздо больше и интереснее, чем получилось в книге. Так вот, этот генерал сказал мне: “Вся история Великой Отечественной войны есть история преступлений. Но когда-нибудь это вскроется, только никому это не будет интересно, и нас с вами на свете не будет”»[443].
Когда Севастьянов хотел что-то уточнить или вспомнить, собирались на ужин его старые товарищи. Чаще других приходил маршал К.А. Мерецков, командующий Волховским фронтом в 1942 году. Заместителем его был командарм 2-й ударной армии А.А. Власов. Севастьянов на кухне,
