в первых же боях отличившегося смелостью и находчивостью.
В ту зиму у Ливен сложилась трудная обстановка. Под Новый, 1942 год наконец удалось выбить немцев из города, и линия переднего края пролегла южнее Ливен. Командованию срочно потребовались данные об огневых точках в поселке Овечьи Дворы, где у немцев был опорный пункт обороны.
Морозный и ветреный вечер января. В штабе 507‑го полка, расположившегося на окраине Ливен в слободке Беломестной, Корчемскому и его четырем товарищам дали задание проникнуть в расположение противника. А ночью, сдав документы и облачившись в маскировочные халаты, разведчики отправились в опасный путь.
В стороне от деревни Ростани преодолели линию фронта и незамеченными проникли в глубину немецкой обороны. Минуя деревню Вахново, приблизились К оврагу. Трое бойцов остались в овраге, а Корчемский с одним разведчиком пошли в сторону Овечьих Дворов. Луна была их союзницей, и бойцы хорошо рассмотрели, где стоят немецкие батареи.
Они уже отползали назад, когда в морозное темное небо вдруг одна за другой взвились ракеты. Скорее всего, немецкие дозорные, обнаружив подозрительные следы, подняли тревогу. И тотчас переполошившиеся фашисты начали пальбу. Огонь все приближался: враг решил отрезать разведчикам путь к отходу. Оставалось одно — уползти в густую лесопосадку, а оттуда лесом — к линии фронта. Но кто-то должен у развилки оврагов отвлечь на себя противника.
Все остальное произошло в считанные секунды. Корчемский рукой показал товарищам на лесопосадку. Они прощались, не произнося ни слова. Каждый отдал ему часть своих патронов. Он лег за пенек и открыл огонь...
О том, что происходило дальше, мы теперь знаем благодаря принявшей участие в поисках нормировщице ливенской ремонтной конторы Марии Степановне Фоминой. Во время боев за Ливны Мария Степановна жила в соседней с Овечьими Дворами деревне Шлях. Она хорошо помнит январское утро, когда по всем избам пошел слух: немцы схватили советского разведчика, который, окопавшись в овраге, сражался против двух групп немцев, пока, тяжело раненный, не потерял сознание.
Так Ефим Корчемский попал в руки фашистов, и они потащили его в избу Степановой, стоявшую на самом краю деревни. Маскировочный халат на нем был весь в крови. Фашисты привели разведчика в чувство, обливая водой. Потом патруль повел его через все село. Не одна Мария Фомина — тогда еще подросток — провожала красноармейца глазами, полными слез. Он шел в шинели, окровавленный, с безжизненно повисшей рукой, оставляя на снегу красный след.
Можно себе представить, о чем он думал в это январское утро 1942 года, твердо зная, что до смерти ему остались считанные часы. Всем строем своей души он давно воспринял как закон: советский воин в плен не сдается. Всего несколько дней назад он писал из Ливен домой:
«До последнего патрона буду громить гитлеровских бандигов. В плен не сдамся. Нет! Так что фамилию нашу не опозорю».
С пионерских лет он привык думать, что сама ситуация, при которой красноармеец попадает в плен, начисто исключается. Такого быть не может. Но таков факт. Израненный, он захвачен врагом. Как же должен себя вести? Даже в безнадежном положении попытается найти выход?.. Но выхода, кажется, нет. Тогда умри так, чтобы даже смерть твоя послужила на пользу Родине! Мужество перед лицом смерти...
Разведчика привели в дом Фоминых, занятый немецким капитаном и еще двумя офицерами. Хозяева, притаившиеся в кухне, куда их выбросил квартирмейстер, через приоткрытую дверь не только слыхали, но и видели все, что происходило в горнице, Сначала посулами, потом грубой бранью фашисты добивались от красноармейца сведений.
У него был один ответ на все вопросы:
— Говорить не хочу.
Офицеры позвали денщиков, и те, повалив раненого на пол, били его куда попало. Он не проронил ни слова. Допрос продолжался часа два, но к концу его фашисты узнали от разведчика не больше, чем в начале.
Наконец капитан махнул рукой и зло выругался.
Разведчика увели.
Мария навсегда запомнила его вытянутое, худощавое лицо, ежик светлых, низко остриженных волос и гордый, упрямый взгляд.
Часовые стерегли Корчемского в доме Степановой. А поздно вечером вывели в рощицу, начинавшуюся прямо за избой, и расстреляли.
В ту ночь поднялась такая метель, что до ставен занесло избы. Замело и молодую рощицу, засыпало тело солдата, встретившего свой последний час мужественно и просто.
А по военной почте шло его письмо...
В первое воскресенье января два старых человека трепетными руками развернут треугольник, который они так давно ожидают. Вооружившись очками, они будут бесчисленное число раз перечитывать торопливые строчки, еще не ведая, что это последнее письмо, которое им суждено получить от сына.
«Дорогие мои, милые, здравствуйте!
Не писал вам продолжительное время из-за сложившейся обстановки. Идут непрерывные бои. Обо мне не беспокойтесь. Если снова будет задержка с письмом, прошу, не волнуйте себя напрасно, дорогая мама и мой дорогой папа. Ты, как мужчина, будь мужественным: ни при каких обстоятельствах не падай духом. Свою жизнь я дешево гадам не отдам. О Семене тоже не беспокойтесь. Просто прервана связь. Случай не единичный. А в том, что он дерется с фашистами как нужно, я не сомневаюсь. Темнеет. Кончаю. Обнимаю вас. Берегите себя. Верьте в счастливую встречу...»
ТЕПЛО СЕРДЦА
В былые годы матери иногда думалось, что судьба Ефимки касается только ее. Теперь она видела, как сотни незнакомых людей близко приняли к сердцу ее горе, участвовали в поисках и не только нашли дорогую ей могилу, но все сделали, чтобы не предалось забвению имя сына. Никогда еще почтальон не доставлял Корчемским так много писем, как ныне. В Ливнах, Баранове, Шляхе, Овечьем Дворе у них появилось много добрых знакомых. А Мишин и Красов стали совсем родными людьми. Они подружились, ездят друг к другу в гости, постоянно переписываются.
«Дорогой Коля!
Все время нахожусь под впечатлением твоего доброго и чуткого поступка. Я привык хорошо думать о людях, тем более о тебе. Уважаю тебя, как только можно уважать настоящего человека. Ты представляешь, как мне дорог сынишка, который носит имя брата. И вот мне хотелось бы, чтобы он вырос таким же трудолюбивым, честным, добрым, чутким человеком, как ты.
Знаешь, всем нам ты почему-то напоминаешь брата. Не потому ли, что обладаешь многими его качествами. Нам кажется, что и наружностью вы схожи. Хочу пожелать счастья тебе с семейством и всем ливенским друзьям.
Твой Семен».
