до конца!
Игорь не стал упорствовать, чтобы не обижать ребят, и отправил безо всякой веры письмо в соответствующие инстанции.
В этом общежитий, окна которого глядят на быструю таежную реку, всегда рады письму. Но четверо друзей теперь с особым волнением ожидали прихода почтальона. Им прибывали письма, только на конвертах все знакомые почерки сверстников.
— Что-то не пишут наши родители, — с болью говорил Игорь.
Пока в Сосногорске на берегах Ижмы молодой мастер-инструментальщик вместе с друзьями ждет ответа, вернемся на Владимирскую улицу, в ту небольшую комнату, где сотрудник управления киевской городской милиции ведет разговор с инженером Матвеевой.
— Кто, вы сказали, разыскивает меня? — переспросила совершенно ошеломленная Ольга Сергеевна.
— Ваш сын.
— Но у меня один сын, и он здесь, в Киеве.
— И в Киеве родился?
— Нет, в Ленинграде.
— Когда?
— В тысяча девятьсот тридцать девятом году.
— Как его зовут? — спросил капитан, заглянув в лежавшую перед ним бумагу.
— Игорь.
«Какое удивительное совпадение», — подумал капитан, и в его мыслях одна догадка сменяла другую. Опыт старого работника подсказывал капитану: эта женщина не из таких, которые могут бросить своих детей. И он сказал:
— Вы не волнуйтесь, Ольга Сергеевна. Тут, должно быть, какая-то необычная история.
На столе перед ним лежали документы, свидетельствующие, что в Киеве на Костельной и в Сосногорске, на севере республики Коми, живут два человека, у которых, оказывается, не только одинаковые фамилии, имена, отчества, но даже один день, год и место рождения.
— Что же тут может быть? Что вы об этом думаете, Ольга Сергеевна?..
После разговора с капитаном она никак не могла уснуть. Все время перед ней вставали подробности далекой августовской ночи. Тогда дрожали стены их старого домика на Выборгской стороне, дребезжали стекла. Где-то совсем близко ухали зенитки, и всю ночь метался в бреду ее Игорек. Накануне Ольгу Сергеевну вызвали в Выборгский райсовет на собрание матерей, у которых были маленькие дети. Женщинам сказали, что Ленинграду предстоят тяжелые испытания, поэтому решено эвакуировать в Ярославскую область всю детвору ясельного возраста. Завтра-послезавтра отправляют детей Выборгской стороны. А Игорек тяжело захворал. Разве может она забыть слезы той ночи?
Но теперь не боль тяжелых воспоминаний, а чужая трагедия разрывала ей сердце. Ольга Сергеевна представляла себе, как случилась эта беда. Очевидно, в день, когда отправляли детей, вместо ее заболевшего сына из списка ошибочно вычеркнули фамилию какого-то другого ребенка, и неизвестный малыш стал вторым Игорем Матвеевым.
Нет, не может она уснуть в эту ночь. Муж, сын и бабушка тоже ворочаются, хотя и делают вид, будто спят. Взволнованные и потрясенные, они как бы продолжают без слов разговор, который был у них целый вечер. Они все сошлись на одном... Так зачем откладывать? Ольга Сергеевна встает с постели, тихо достает из ящика лист бумаги и включает настольную лампу.
«Здравствуй, дорогой Игорек!
Ты, наверное, огорчишься, когда узнаешь, что я не настоящая твоя мама, хотя фамилия моя Матвеева и зовут меня Ольга Сергеевна. У меня есть сын, который живет со мной. Все его метрические данные полностью совпадают с твоими. Произошла какая-то ошибка во время эвакуации, когда в суматохе легко могли перепутать любые документы...
Если бы ты был маленький, я обязательно бы взяла тебя к себе. Но теперь ты взрослый, самостоятельный человек и можешь сам решить: будешь ли считать меня своей мамой? Ведь не так уж важно, что родила тебя не я, все равно судьба нас с тобой связала.
Как только сможешь, переезжай к нам в Киев. Не горюй, мой мальчик, что твое имя, по-видимому, перепутали, когда тебе еще не было и двух лет. Обязательно напиши и приезжай.
Крепко тебя целую и обнимаю.
Твоя мама».
«Моя мама», — повторял Игорь, как бы привыкая к звучанию слов, которые ему никогда не приходилось произносить.
В тот день он поздно вернулся из мастерских — была срочная работа, а ребята уехали на линию. На койке у него лежало письмо. Конверт надписан четким ровным почерком. Торопливо открыл его и первое, что увидел — «твоя мама». Письмо прочитал одним взглядом. И вдруг ком подступил к горлу, Игорю показалось, что в комнате душно, тесно, и он не заметил, как очутился на берегу.
Долго сидел Игорь, прислонившись к стволу дерева, и все перечитывал письмо при свете фонарика. Он многое передумал над быстрой Ижмой, перед ним как бы прошла вся его жизнь. Сиротская судьба известна. Всяких испытаний выпало ему достаточно. Случалось, что и из детдома убегал, и на весь мир злился. Но его жизненная дорога, пройдя через детдома, ремесленные училища, общежития, заводские цехи и стройки, привела к убеждению: вокруг много хороших, отзывчивых людей. Он и раньше не ощущал одиночества, но в эту ночь его сердце как-то по-особенному наполнялось чувством любви к людям. И все, что пережил, передумал, он хотел написать в письме. Но едва сел за стол, как все мысли, все слова разбежались. Перечитывая написанную страничку, Игорь был недоволен и собой, и письмом.
«Добрый день, Ольга Сергеевна!
Ваше письмо я получил и сразу пишу ответ. Большое Вам спасибо. Я очень обрадовался, хоть Вы и пишете, что Вы — не моя мама. Но ведь я таких писем никогда не получал, потому что не знал ни отца, ни матери. Вы зовете меня в Киев. Я приеду, как только смогу.
До свиданья, Ольга Сергеевна.
Игорь».
Случилось так, что почти одновременно с Матвеевым еще два его товарища получили хорошие вести: у одного отыскалась тетка, у другого — двоюродный брат. Бывают же такие совпадения!
Письмо от Ольги Сергеевны прибыло в Сосногорск в августе, незадолго перед тем, как Игорь получил повестку из военкомата. И вот у него возник план — перед уходом в армию съездить в Киев. Но от Коми до Киева не один день пути, и Игорь не успел это сделать: в сентябре его призвали в армию.
Матвеева провожало все общежитие. Трогательным было прощание с комендантом.
— Гляди, Игорь, теперь у тебя есть родные в Киеве. Этим дорожить нужно.
В Киев Матвеев писал часто. Какое полярное сияние в Мурманске, как проходит служба и какие у него успехи в автокружке.
Бежали