рассеяли тревоги.
Беги один! Любовь мне тягостна твоя.
Максим.
Ах! Ты безжалостна!
Эмилия.
Сказала б больше я.
Не бойся, что тебя теперь хулить я стану,
Но и не жди, чтоб я поверила обману.
Коль думаешь — с тобой несправедлива я,
Иди со мной на смерть, чтоб оправдать себя.
Максим.
О нет! Ты жить должна, и знай, что я повсюду…
Эмилия.
Лишь пред Октавием тебе внимать я буду.
Идем же, Фульвия!
Эмилия и Фульвия уходят.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Максим один.
Максим.
О горечь свыше сил!
По справедливости отказ я получил.
На что ж решиться мне? Я казни столь ужасной
Сам этой хитростью обрек себя напрасной.
Надежды нет, Максим, теперь душе твоей.
Она расскажет все пред гибелью своей,
И тот же эшафот всем явит в смерти близкой
Ее величие и твой поступок низкий.
Навек останется в потомстве с этих пор
Твое предательство, заслуженный позор.
В один и тот же день ты погубил, несчастный,
Владыку, друга, ту, кого ты любишь страстно,
И оттого, что сам ты в низости своей
Тирану в руки мог отдать своих друзей,
В награду получил ты стыд, и раздраженье,
Да гнев, который жжет тебя без сожаленья.
Эвфорб! Причиною всему был твой совет,{104}
Но доблести в рабах еще не видел свет.
Вольноотпущенник всегда рабом бывает:
Жизнь изменяя, он души не изменяет.
Хотя свободою и был отмечен ты,
Но благородства в ней не мог явить черты.
Неправой власти ты принес мне обольщенье,
Заставил запятнать честь моего рожденья.
Боролся я с тобой, но ты меня сломил,
И сердце ты мое обманом очернил.
И жизнь теряю я, и доблестное имя —
Так слепо обольщен советами твоими.
Но, видя зло твое, позволят боги мне
За любящих, Эвфорб, тебе отмстить вдвойне.
Пусть тягостно мое пред ними преступленье —
Я кровь готов свою пролить для искупленья,
И в состоянии отмстить рука моя
За то, что некогда тебя мог слушать я!
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Август, Цинна.
Август.
Сюда, о Цинна, сядь и трезвою душою
Взвесь то, что выскажу сейчас я пред тобою;
Не возражая мне, словам моим внимай
И речь мою ничем пока не прерывай.
Будь нем; но коль тебя внимание такое
Лишит хотя б на миг душевного покоя,
Когда окончу я, ты можешь возразить.
Хочу лишь этого я у тебя просить.
Цинна.
Я повинуюсь.
Август.
Но условия такого
Держись — тогда и сам свое сдержу я слово.
Воспитан, Цинна, был ты средь врагов моих,
И мой отец и я зло видели от них.
Средь чуждых мне людей ты получил рожденье,
Ты, перейдя ко мне позднее в подчиненье,
Их ненависть посмел в душе своей сберечь
И на меня теперь свой обращаешь меч.
Еще с рождения врагом ты мне считался,
Потом, узнав меня, ты все же им остался.
И злоба у тебя в крови; в душе своей
Ты держишь сторону враждебных мне людей
И с ними ненависть ко мне питаешь злую.
Но я, любя тебя, мщу, жизнь тебе даруя.
Я сделал пленником тебя, дружа с тобой,
И в милостях моих стал двор тебе тюрьмой.
Сперва я возвратил тебе твои именья,
Потом Антония дал земли во владенье.
Ты помнишь, я всегда с тобою ласков был,
Благоволение и почести дарил.
Блага, которые тебе так милы были,
Ты тотчас получал, не ведая усилий.
Ты стал знатнее тех, кто при дворе моем
Заслугами бы мог гордиться и родством,
Кто мне могущество купил своею кровью,
Кто охранял меня столь преданной любовью.
Я так был добр к тебе, что победитель мог
Завидовать тому, кто побежденным лег.
Когда же небом был лишен я Мецената
И горе пережил, томившее когда-то,
Его высокий сан тебе я передал,
Чтоб ты советником моим первейшим стал.
Еще не так давно, душой изнемогая,
От власти Цезаря уйти навек желая,
С Максимом и с тобой советовался я,
И только за тобой пошла душа моя.
На брак с Эмилией я дал тебе согласье,
Чтоб все здесь твоему завидовали счастью.
Я так тебя взыскал, что, отличен во всем,
Ты б меньше счастлив был, когда бы стал царем.
Ты знаешь это сам; такую честь и славу
Столь скоро позабыть ты не имел бы права.
Так как же можешь ты, все в памяти храня.
Стать заговорщиком, чтобы убить меня?
Цинна.
Как, государь! Чтоб я бесчестное желанье
Таил в душе…
Август.
Но ты не держишь обещанья.
Молчи! Ведь я не все успел тебе сказать.
Я кончу — и тогда пытайся отрицать.
Теперь же мне внимай, не прерывая боле:
Ты смерть готовил мне у входа в Капитолий,
При приношенье жертв хотел своей рукой
Над чашей нанести удар мне роковой,
И часть твоих друзей мне б выход заслонила,
Другая бы тебе помочь успела силой.
Как видишь, обо всем я извещен сполна.
Ты хочешь, чтоб убийц назвал я имена?
То Прокул, Глабирьон, Виргиниан, Рутилий,
Помпоний, Плавт, Ленас, Альбин, Марцелл, Ицилий,{105}
Максим, которого я другом мог считать,
А прочих, право же, не стоит называть.
Вот кучка тех людей, погрязших в преступленье,
Которым тяжело законов проявленье,
Которые, тая бесчестность дел своих,
Законов не любя, стремились свергнуть их.
Вот ты теперь молчишь, но вызвано молчанье
Смущеньем у тебя, в нем нету
