class="stanza">
Могу ль отречься я от долга своего?
Нет, верен я себе, чисты мои решенья,
Пойти я не хочу на клятвопреступленье.
Теперь покорен я во всем душе твоей.
Желания твои мне собственных важней.
Я мог бы не идти теперь на преступленье,
И ты лишилась бы желанного отмщенья.
Ведь Цезарь, становясь на отреченья путь,
Отвел бы сам клинок, разить готовый грудь.
Тогда б пришел конец решеньям благородным,
И мщение твое осталось бы бесплодным.
Я убедил его власть дальше сохранять,
Я увенчал его, чтобы тебе предать.
Эмилия.
Ужели хочешь ты, изменник, чтоб сама я
Твой отвела удар, тирану жизнь спасая,
Добычею была, наградою тому,
Кто власть врагу хотел оставить моему!
Цинна.
Зачем клянешь за то, что предан был тебе я?
Я власть тебе вручил над участью злодея.
Что мне все почести? Любовь — вот мой закон!
Хочу, чтоб он погиб иль был тобой спасен.
Но с первым признаком такого подчиненья,
Признательности мне простишь ты изъявленья —
Я недостойный гнев стремился победить,
Тобой плененному любовь тебе внушить.
Душа высокая коварной не бывает,
Неблагодарности, измены избегает,
Неправый путь клянет и счастья покупать
Не хочет, коль на нем есть низости печать.
Эмилия.
Но правы иногда намеренья такие.
Коварство — это путь к сверженью тирании.
Коль в пресеченье зла идем мы до конца,
То нам нужней всего коварные сердца.
Цинна.
Ты доблести полна и в увлеченье местью.
Эмилия.
По долгу римлянки считаю это честью.
Цинна.
Но истый римлянин…
Эмилия.
Осмелится убить
Тирана, что посмел его поработить.
Смирению раба он смерть предпочитает.
Цинна.
Быть Цезаря рабом он доблестью считает.
Цари у наших ног склонялись без венцов
И ждали помощи лишь от таких рабов.
Он поступается для нас своей короной,
Свое могущество нам дарит благосклонно,
Дань с высших он берет, чтоб нас обогатить,
И наше же ярмо на них переложить.
Эмилия.
Напрасно лесть царей тобою столь ценима,
Что ты уже готов забыть свободу Рима!
Найдется ли гордец в любой земной стране,
Кто с римлянином стать посмел бы наравне?
На голову свою навлек наш гнев Антоний
Тем, что с царицею позор делил на троне.{99}
Аттал,{100} пергамский царь, что в пурпур облачен,
Мнил, что от Рима он навек освобожден;
Но, к Азии придя владыкою единым,
Не троном горд, а тем, что стал он Рима сыном.
Гордись же именем, достоинством своим,
Которое тебе принес великий Рим,
И знай, что небу так, наверное, угодно,
Чтоб свергли мы царей и жить могли свободно.
Цинна.
Но небо никогда убийства не простит,
Неблагодарным же оно жестоко мстит.
Какие бы питать ни смели мы стремленья,
Оно, воздвигнув трон, мстит за его паденье;
Оно хранит того, кому послало власть,
И на его убийц удар не медлит пасть;
И если наказать преступников решится,
То тотчас гром над их главою разразится.
Эмилия.
Скажи, что и себя к ним причисляешь ты,
Боишься молнии, грозящей с высоты!
Но что мне говорить? Ступай же к тирании,
Служи ей, исполняй ее причуды злые
И, чтоб спокойствие душе своей вернуть,
Свой род и то, что я тебе сулю, забудь.
Я не воспользуюсь теперь рукой твоею,
За Рим и за отца сама отмстить сумею.
Давно тирана я пролить могла бы кровь,
Когда бы не была помехой мне любовь.
Тебе покорной быть она мне приказала,
И потому я жизнь свою оберегала.
Когда б на Цезаря я руку подняла,
То стражею его убита б я была.
Но смертью не могу порвать я чувства сети:
Лишь для тебя любовь велит мне жить на свете;
И тщетно я хочу, жизнь для тебя храня,
Внушить тебе, чтоб стал достойным ты меня.
Простите, боги, мне! Мечту свою лелея,
Я мнила, что любим был мною внук Помпея,
Но ложный образ мне явила в нем судьба, —
Я сердцем выбрала не мужа, а раба.
Я все ж тебя люблю, и в этом униженье.
И если путь ко мне лежит чрез преступленье,
Кто побоялся бы измен и клеветы,
Чтоб получить меня такой ценой, как ты?
Но знай, не обладать другим рукой моею:
Отдашь тирану жизнь — я все ж умру твоею,
Падет он — с ним моя порвется жизни нить,
Затем что не посмел меня ты заслужить.
Тирана кровь с моей смешается, я знаю,
Достоинство хранить и в смерти я желаю,
Чтобы сказать тебе, свой не кляня удел:
«Не упрекай судьбу: ты сам того хотел.
В могилу я схожу, что вырыта тобою,
Взяв славу, что тебе была дана судьбою.
Тирана власть сломив, я смерть себе нашла.
Но если б ты хотел, я б для тебя жила».
Цинна.
Ну что ж! Раз хочешь ты — тирану нет спасенья.
Свободы жаждет Рим и твой отец — отмщенья.
Да, должен Цезарь пасть, по праву осужден,
Но ты сама тиран — не менее, чем он.
Он может взять у нас жизнь и добро — не боле,
Но души до сих пор он не держал в неволе,
А красота твоя могуществом страшна:
Над волей, над умом владычица она.
Ты хочешь, чтобы я ценил позор ужасный
И ненавидел то, что я любил так страстно,
Чтоб кровь пролил того, кому отдать сейчас
Кровь должен бы свою —
