но уже не будет иметь отношения к акту творения. Автор обрел свободу. В самоопределении самого себя в первую очередь. Он свободен, потому что он один. Это важно, это принципиально.
«Это условие определения самого себя, просыпания самого себя к самому себе, нахождения себя не вне, а внутри передачи впечатлений жизни, в которых извлекается смысл из происходящих событий. Только в этой логике рождается тот, кто испытывает мир, как автономная инстанция, как лицо, как индивидуальность, как некто с индивидуальной претензией. Это рождение и самопознание „Я“».
Мераб Мамардашвили
Это «я» отвергало все возможные чужие схемы, будь то стиль или чужие чувствования. Это было и есть чувствование своего «я» в способе высказывания.
Я просто попала в плен к Мерабу Мамардашвили. Меня завораживает точность его определений, пойманные тончайшие нюансы закономерностей внутренней жизни – жизни души и приближение к разгадке механизмов этих движений. Я пытаюсь вырваться из плена. И не получается – цитирую его, поражаясь прилагаемости формулировок к тому, чему я ищу определения. Как же мне вырваться? Чувствую, что пора переместиться в параллельный мир. Но я так привыкла к звенящему одиночеству этих вокальных циклов, создавших причудливый ландшафт жизни одинокого художника, где-то в глубинах самого себя, что страшно выныривать туда, где операторы, рельсы, камеры, монтажные! Где вообще неясно, как совершается этот трансцендентный творческий акт (похоже, что публично), и в то же время где большая часть процесса гораздо нагляднее, и его можно описывать, апеллируя к воспоминаниям людей, событий. Здесь все гораздо более внешнее, событийное, здесь работает вместе много людей. И из броуновского движения (мотор, камера!) рождается или не рождается нечто. И все же здесь тоже есть тайна – тайна рождения или нерождения искусства. Здесь появляется еще одно неизвестное: как из действий многих людей, сопряжения их личностей, намерений, рождается способ проявления «я». Загадка параллельного мира под названием «КИНО».
Беседа с Зарой Александровной Долухановой осенью 1997 года
– Зара Александровна, Вы пели его музыку более тридцати лет. Как Вы о ней узнали?
– Он пришел ко мне совсем молодым композитором и сыграл цикл на стихи Беллы Ахмадулиной. Музыка понравилась мне сразу, с первых нот. Я тут же представила себе, как я его пою. Стихи Ахмадулиной очень выразительные. И музыка подчеркивала именно выразительность стихов. Я впервые исполнила это сочинение в начале шестидесятых. Потом его пели и другие певицы. Исполнение этого цикла требовало еще и особой камерной инсценировки. Петь его мне было чрезвычайно интересно. Кроме того, я получала особое удовольствие оттого, что цикл всегда принимался публикой буквально на ура, его слушали, буквально раскрыв рот. Я пела этот цикл, а также цикл на стихи Леонида Мартынова много лет. И ни одной секунды об этом не пожалела. Я рада, что это осталось в записи, на компакт-диске. Года два назад я подарила Микаэлу Леоновичу компакт-диск с записью этих двух циклов. Он был выпущен в Америке. Оказалось, что он даже не подозревал об этом, и очень обрадовался.
Он удивительный композитор и удивительный человек. Я никогда не видела его в плохом настроении. Даже когда речь шла об операции на сердце, которую ему пришлось перенести. Он всегда рассказывал об этом весело, со смешными подробностями, заражающим оптимизмом, который вдохновлялся верой, надеждой и любовью ко всем. В нашем Доме творчества на Икше я часто наблюдала, как он прекрасно катается на доске с парусом по Икшинскому водохранилищу. Мы наблюдали за ним с балкона, за его спортивной, ровной фигурой, как он твердой походкой шел после катания к дому. Он занимался виндсерфингом с мальчишеским увлечением и азартом. И в то же время это был удивительно серьезный человек. Он сделал для меня очень много – все его вокальные вещи были моими.
Он был во всем необыкновенным. Несколько лет назад произошел такой случай. Вы его, конечно, помните. Елена, инфанта Испанская, выходила замуж. Это было событие для испанской королевской семьи – бракосочетаний в испанском доме не было около семидесяти лет. В Москве находились люди, мои знакомые, которые хотели сделать подарок к свадьбе. Они долго думали, что же может подойти к такому случаю. Решив подарить музыку, обратились к Микаэлу Таривердиеву с просьбой предоставить им возможность подарить какое-нибудь органное сочинение. Он передал в их распоряжение цикл из десяти органных прелюдий. А вопрос о вознаграждении даже обсуждать отказался. Вот такой красивый жест его необычайно точно характеризует как личность. Я знаю, что это произведение исполнялось в Испании, и с успехом.
– А как Вы относитесь к его музыке в кино?
– Я считаю, что «Семнадцать мгновений» – это фильм века. Сколько раз я его смотрела и опять смотрю с огромным наслаждением.
Что в этом фильме музыка? Вот знаете, есть такое понятие в дизайне – «детали». У меня когда-то было одно платье. Сшила его очень хорошая портниха. Прекрасное платье. И оно мне нравилось, но я не могла его носить. Мне чего-то в нем не хватало. Потом я поняла, в чем дело. Его дизайн неполный. Не хватает какой-то детали. И я ее придумала. Платье приобрело свой неповторимый дизайн. Так и в этом фильме – музыка. Она определяет его стиль, она придает ему полифоничность, она создает тот второй план картины, который является внутренним миром героев. Без этого фильм был бы плоским и одномерным. На этой работе сошлись два таланта – режиссер и композитор. Так почувствовать этот сюжет! Так точно выбрать композитора – нужно отдать должное Татьяне Лиозновой. 25 лет мы смотрим эту картину, знаем ее почти наизусть и по-прежнему восхищаемся. Даже такой искушенный человек, как я.
