Грабовского от фалийца отделяло метра три. У лейтенанта на руках висела едва живая Дэя. Без его поддержки она упадет. Но выбора не было. Он должен. Готовясь ринуться вперед, разведчик оторвал от себя ослабевшие руки лурийки и…
Марк не успел. Никто не успел. Ревер пулей кинулся к тому месту, где лежал коммуникатор. На бегу он выкрикивал как очумелый:
— Атакуйте! Немедленно атакуйте! Здесь наши злейшие враги! Не думайте обо мне! Я умираю ради всей галактики!
С этим воплем первый советник подскочил к связному устройству и наступил на него каблуком своего ботинка. Послышался хруст, и видеоматрица лопнула. Коммуникатор умер. Связь прервалась. Истерические крики Ревера еще звучали под железными сводами огромного зала, когда их заглушил яростный грохот автоматных очередей.
Наблюдая за тем, как изрешеченный пулями труп первого советника утаскивают прочь, Марк не испытывал удовлетворения. Смерть слишком малое наказание для этой гадины. Да за то, что он сделал его следовало…
— Марк, не надо… не думай о плохом, — едва слышно прошептала Дэя. — Это причиняет мне боль. Твои страшные мысли, смерть этого… — доктор запнулась, подбирая слова, — этого существа. Все это вызывает приход тьмы, и она набрасывается на меня.
Его возлюбленной было плохо, очень плохо, намного хуже, чем раньше. Глаза Дэи едва открывались, речь стала отрывистой и бессвязной. Ее тело обмякло, и Марк уже не подстраховывал его, а крепко держал.
Черт, нужен врач, немедленно нужен врач! Без врача, без медикаментов она умрет. Она уже практически без сознания. Она начинает бредить.
— Позови снова, — именно бредом показались Марку эти слова.
— Кого позвать, родная? — Грабовский прижал ее щеку к своей. Он пытался утешить, поддержать, вразумить.
— Позови тех, кто на орбите, — Дэя говорила, закрыв глаза и едва шевеля губами.
— Бесполезно. Они не станут слушать, после Ревера они не поверят.
— Буду говорить я, — прошептала лурийка. — Это маленький, но все же шанс. Сделай это для меня. Прошу.
Грабовский не верил в чудеса, но отказать не посмел.
— Господин генерал, сэр! — прокричал он в спину уходящему Менингу.
Командующий услышал и оглянулся.
— Еще одна попытка, сэр. Позвольте. Ведь у вас есть второй коммуникатор.
— Некогда.
Менинг уже собирался продолжить путь, но его остановил бригадный генерал. Он настойчиво протягивал своему коллеге коммуникатор Кэллогана. Командующий поглядел сперва на серебристый диск, затем на своего товарища, плюнул, чертыхнулся и пробубнил:
— Черт с вами, пробуйте.
На этот раз связи пришлось ждать гораздо дольше. По всей видимости, инопланетяне не желали возобновлять контакт с теми, кого считали дикими, смертельно опасными врагами всей цивилизованной галактики.
— Они должны ответить. Должны, — твердила Дэя, и эти ее слова звучали как заклинание.
— Успокойся, они ответят.
Марк знал, что судьбы сотен тысяч людей, находящихся сейчас в Амарилло, должны волновать его гораздо больше, чем состояние одной-единственной инопланетянки, но на самом деле все обстояло совсем наоборот. Он думал только о ней. Его уже не интересовала связь с каким-то там флотом. Он ругал ее, а заодно и себя. За то, что они до сих пор торчат здесь, за то, что не уходят, не ищут врачей. Они просто тупо сидят, сидят и ждут неизвестно чего!
Вдруг луч, бьющий из коммуникатора, изменил гамму своего свечения. Голос за кадром по-английски сообщил, что связь установлена и через несколько секунд появится картинка.
— Приподнимите меня, — тихо попросила Дэя. — Я должна попасть в фокус.
Марк при помощи Смита выполнил ее просьбу. Он сел так, чтобы Дэя могла положить голову ему на колени. Грабовский сжал ее холодные как ледышки пальцы и постарался согреть.
Вот так вдвоем они и предстали перед взглядом того, кто появился в световом луче. Они смотрели на него, он смотрел на них. Марку даже показалось, что это взгляд его отца: молодой, невзирая на годы, пытливый и слегка ироничный. Но нет, это инопланетянин. Очень высокий лоб, изборожденный глубокими морщинами, впавшие скулы, словно кора старого дуба коричневые растрескавшиеся губы и ни ресниц, ни бровей.
От изучения лица старца Марка оторвала Дэя. Она как бы на миг ожила, приподнялась, протянула вперед руку и со всей еще оставшейся в ней силой выкрикнула:
— Учитель Тар, неужели это вы?!
Эпилог
Три фигуры неспешно мерили шагами бетонные плиты космодрома. Где-то вдалеке стартовали остроносые, тонкие, словно иглы истребители. Тяжелые транспортные флаеры доставляли с орбиты громоздкие компоненты новых реакторов. Исполинской, уходящей в небо колонной ярко светилась шахта орбитального силового лифта. Однако здесь, в этой отдаленной части космодрома было тихо и спокойно. Казалось именно поэтому они и пришли сюда. Под чистое небо, под свежий, еще не прокалившийся за день ветер, под ласковые лучи восходящего солнца. Все это помогало, напоминало, что они живы, что они сделали свое дело, и все было не напрасно.
— Красивая планета, — произнес пожилой инопланетянин, одетый в свободный серебристо-серый костюм. — Здесь легко дышится.
— Николай говорил, что это из за присутствия Источника Жизни. Мы чувствуем его помощь и поддержку. — Марк Грабовский тяжело вздохнул и взял за руку идущую рядом Луизу. Он сдавил пальцы девушки в дружеском рукопожатии и тихо добавил: — Мы всегда будем помнить его.
Луиза ничего не смогла ответить. Плотный ком подступил к горлу девушки, и та лишь кивнула. Это был знак согласия и одновременно благодарность за поддержку. Однако тут корсиканка встрепенулась. Очевидно, она вспомнила, что не ей одной сейчас тяжело и больно.
— Твой отец, Дэя, они навечно останутся в наших сердцах. — У Луизы хватило самообладания только на эту короткую фразу, после чего она с дрожью в голосе простонала: — Господи, Дэя… ну неужели ничего нельзя было сделать?
— Ничего, — прошептал Марк, качая головой.
— Ничего, — подтвердил Донудин Тар. — Халанит поразил все жизненно важные участки мозга. Мутации были необратимыми. Моя ученица могла жить только благодаря питающей смеси, добытой из… — тут луриец запнулся, передернулся от гадливости и продолжил, опустив упоминание о страшном сырье, — Дэя отказалась от такой судьбы. Она предпочла умереть. Это выбор сильного существа, это выбор настоящей принцессы.
С этими словами Донудин Тар сунул руку в карман своего, скроенного по лурийской моде, камзола и достал оттуда небольшую коробочку.
— Возьмите, майор, это вам.
— Что это? — Грабовский что-то почувствовал и задрожал всем телом.
— Это ее подарок.
Тар открыл коробочку. На черном бархате лежал солдатский амулет — патрон на цепочке. От тысяч других таких же медальонов этот отличался лишь тем, что в латунную гильзу была вставлена совсем не свинцовая пуля, а ее имитация, выполненная из небольшого алмаза. Мастерски ограненный камень играл в лучах солнца, разбрызгивал по черному бархату яркие радужные искры. Марк осторожно двумя пальцами взял медальон за цепочку и положил себе на ладонь.
— По какому-то удивительному совпадению все мы состоим в родстве с этими прекрасными камнями. Основа как их, так и нашей жизни — углерод. Поэтому нет никакого чуда в том, что однажды мы можем стать ими. — Старик печально глядел на бриллиант, сверкающий на ладони у землянина. — Согласно лурийской традиции, членов королевской семьи после их смерти кремируют. Прах затем превращают в алмаз. После огранки камень помещают в огромную мозаику, которая находится в зале памяти главного королевского дворца. Так заведено. Так было всегда. Но только не на этот раз. Принцесса Дэя пожелала, чтобы ее алмаз был передан вам. Она любила вас и не захотела расставаться… никогда… даже после смерти.
Грабовский сжал драгоценный подарок в ладони и негромко застонал.
— Я знаю, вам больно, майор, — Тар глядел в сторону, стараясь не смущать землянина. — Мы все кого-нибудь потеряли в этой войне. Мой род тоже почти весь погиб. Мутанты пытались добраться до меня, они не оставляли свидетелей. Только лишь после того, как я инсценировал свою смерть, резня прекратилась.
— Вы много сделали, чтобы остановить войну. И, в конце концов, именно вы повели флот в погоню за чудовищами, сбежавшими с Тогора. — Майор иностранного легиона попытался взять себя в руки.
— Не делайте из меня героя. Я ведь тоже кое в чем виноват. — Донудин Тар уставился вдаль, туда, где на горизонте в синее небо взмывали пики высоких гор. — Эти мои идиотские теории, глупые исследования… они обернулись бедствием. Под их прикрытием совершались страшные дела! Когда я думаю об этом, мне хочется забиться в самую глубокую расщелину на самой далекой планете. Мне стыдно смотреть в глаза всем: родным, близким, ученикам, коллегам, даже тем, кто просто когда-либо слышал мое имя.
