остальное.
– O боже. Ты не одинок, Эмилио. Я люблю тебя. София любит тебя. A нашему ребенку понадобится дядя. Ты не одинок. У тебя есть еще мы, так? O боже, – проговорил он снова, обнимая Сандоса. – Так-то лучше. Слава богу! Так лучше…
Сандос успокоился быстрее, чем, по мнению Джимми, было для него лучше, однако какое-то облегчение все-таки посетило его. Дождавшись нужного момента, Джимми утер слезы собственным рукавом и поднял Сандоса на ноги.
– Пошли, сегодня никто не спит в одиночестве. Ты идешь со мной.
Он вывел Эмилио из помещения и голосом, в котором еще не остыли недавние слезы, позвал Робишо:
– Марк, вы тоже сегодня ночуете у нас. Никто этой ночью не спит в одиночестве!
* * *
КОГДА ДЖИММИ ПРИВЕЛ Эмилио и Марка в их комнату, София еще не спала, огромные глаза темнели на крохотном личике, губы и глаза опухли. Она слышала, что муж ее сказал Марку, и догадалась, по какой причине он это сделал. Ощутив приток любви, она подумала: я сделала правильный выбор. Слишком утомленная для того, чтобы помочь, она следила за тем, как Джимми сдвигал матрасы для двоих священников. Унылый Марк тем не менее находился в отличном состоянии. Эмилио, как она знала, был плох и настолько измотан, что заснул сразу после того, как Джимми укрыл его.
Когда все дела были закончены, Джимми подошел к ней, она взяла его за руку и усталым движением поднялась на ноги. Они вышли на свою террасу и сели рядом в двухместной качалке, которую изготовили для них Джордж и Манузхай, София устроилась под бочком у Джимми, положив маленькую ладошку ему на бедро. Джимми толкнул кресло, и какое-то время они просто мирно качались. Собирались облака. Луны, яркие всего полчаса назад, сделались за тучами мутными светлыми дисками. София ощутила, как шевельнулся младенец в ее чреве, приложила к своему животу ладонь Джимми и увидела, как просветлело лицо мужа, покрасневшие глаза его смотрели в пространство, пока пальцы прислушивались к танцу, происходившему в ней.
Они заговорили, с теплой и привычной интонацией семейной пары, оказавшейся в глазу урагана. Джордж в порядке, учитывая обстоятельства. Марк приходит в норму. Эмилио ошеломлен, однако сумел немного поплакать.
– А как ты, София? Ты такая усталая, – спросил Джимми, озабоченный состоянием жены и ребенка. Боже мой, вдруг пришло ему в голову. Что же мы будем делать без Энн? Что, если ребенок окажется в неправильном положении? Боже, пусть это будет девочка, крошечная девочка, пошедшая в Софию и мою маму. И пусть роды будут легкими, Боже. Он принялся подсчитывать, смогут они вернуться домой до родов, если топливо сумеют изготовить достаточно быстро. Однако проговорил: – Ты хочешь рассказать мне обо всем сегодня или лучше подождем до завтра?
Она обещала, что никогда и ничего не будет скрывать от него. Она дала обет о том, что не будет носить свои бремена в одиночку. И начала негромким голосом рассказывать ему о прошедших двух днях.
* * *
– САНДОС? ПРОСТИТЕ. – Она смотрела, с каким трудом он просыпался, ужасно страдая от того, что будит его.
– Простите, – еще раз повторила она, когда он сел, моргая.
Эмилио огляделся по сторонам, еще до конца не очнувшись. А потом глаза его широко раскрылись, и он спросил с тревогой:
– Д. У.?
София покачала головой и пожала плечами.
– Я слышала некоторое время назад какой-то странный звук. Может, вы сочтете меня паникершей, но Энн и Д. У. нет дома уже довольно давно. По-моему, надо выйти и поискать их.
Все еще дурной со сна, он согласно кивнул:
– Ну конечно, действительно, раз вы так говорите. – И огляделся по сторонам, разыскивая одежду, хотя рука его немедленно коснулась брошенной рубашки, на которую он уставился, словно бы не зная, что с ней надо делать.
Наконец Эмилио полностью очнулся, и София сказала:
– Подожду на террасе.
Пока Сандос одевался, она корила себя за робость.
– Не надо мне было вас будить, – сказала она, – я могла бы сходить и сама.
На Эмилио сказывались ночные бдения возле Д. У., он досыпал днем. София же ощущала себя карикатурой на беременную женщину, пугающуюся незнакомых звуков, готовую разрыдаться по любому поводу. Начальные недели ее беременности в эмоциональном плане напоминали собой американские горки.
– Нет. Все хорошо. Вы поступили правильно. – Через минуту Сандос появился на террасе во вполне бодром состоянии после четырех или пяти часов сна.
Первым делом они направились в хампий, где увидели кружку с недопитым бульоном.
Сделав шаг наружу, Сандос огляделся.
– А тихо здесь, – протянул он, щурясь, словно киношный ковбой. – Слишком тихо.
Проговорил он это для того, чтобы развеселить Софию, и она улыбнулась, однако в душе пожелала как можно скорее увидеть где-нибудь Энн и Д. У.
– Они обычно ходят гулять в ту сторону. – Он махнул куда-то на юг. – Оставайтесь здесь. Я сам справлюсь.
Д. У. теперь настолько исхудал, что Эмилио, пожалуй, мог бы донести его в одиночку. А еще он и Энн могли соединить руки и сделать для него подобие кресла.
– Нет, – сказала София, практичная при всех своих эмоциональных качелях. – Так я буду только сидеть и волноваться. Лучше я пойду с тобой.
Сандос с сомнением посмотрел на нее, так что София добавила:
– Все в порядке. Я нормально себя чувствую. В самом деле.
Еще находясь севернее посадочного катера, они начали понимать, что произошло самое плохое. Должно быть, переменился ветер, потому что первым о несчастье их известил запах, несомненный запах крови. Эмилио подошел к катеру, осторожно на несколько дюймов приоткрыл дверь грузового люка, достаточно для того, чтобы просунуть в нее руку и нащупать винчестер Д. У.
– Забирайтесь внутрь, заприте дверь и оставайтесь там, – сказал Сандос Софии, потом проверил, заряжено ли ружье, убедился, что патрон дослан, и обошел катер, не оборачиваясь.
Она даже не знала, что заставило ее ослушаться. Возможно, она побоялась оставаться в одиночестве, не зная, чего ждать, или не решаясь понять это… однако последовала за ним вокруг катера и так же, как и он, увидела чуть вдалеке это… Кое-что было заметно даже с того места, где они стояли. Что бы именно Сандос ни хотел делать с винтовкой, теперь применять ее было слишком поздно. Эмилио повернулся, обратил к ней пепельное лицо, и сказал:
– Не ходи дальше. – И на сей раз она сделала так, как ей было сказано, примороженная к месту воспоминанием о трупе своей матери.
Она смотрела только на Эмилио… вот он шагнул к телам, вот винтовка вывалилась из его рук, вот опустил голову и отвернулся. Вот сразу же снова посмотрел вперед, и она увидела, как руки его взметнулись к голове, как он застыл, впитывая детали. И вдруг она поняла, насколько невыносимо для него одиночество перед этим зрелищем.
«Я – Мендес, – подумала она, заставляя себя подойти ближе, но все-таки запнулась при виде растерзанных тел, борясь с дурнотой. – Нимрод», – безмолвно подумала она. Охотник из книги Бытия, чьей добычей являются люди.
Повернувшись, Эмилио увидел, что София следует за ним. Она хотела или отвести его прочь, или остановить, но, прежде чем успела подойти поближе, услышала ровный и спокойный голос:
– В катере есть брезенты и лопата.
Эмилио смотрел на нее спокойными и сухими глазами до тех пор, пока она не поняла наконец, почему он хочет, чтобы он ушла.
Малодушествуя, она направилась назад к катеру. И когда вернулась, Эмилио был покрыт пятнами и потеками крови, но уложил аккуратно оба трупа, правильно расположив конечности. Вытерев окровавленную руку о рубашку, он закрыл глаза и пригладил волосы.
София уже почти ослепла от слез, но молчала, как и Эмилио. Она хотела помочь ему развернуть брезенты, но руки ее не хотели двигаться, так что он в одиночестве прикрыл растерзанные тела отца своей души и матери своего сердца. Почувствовав, что ее вот-вот вывернет, София подбежала к краю обрыва, где ее и стошнило. Думать она могла только о том, какой скудной трапезой оказались они для убившего их хищника.
На рытье могил ушло много времени: каменистая почва не поддавалась. Эмилио
