Адам с готовностью согласился. Суконщик спросил, как его зовут.
— Адам.
— Адам, а дальше?
— Адам.
— Но у тебя же есть родители…
— Моя мать была пленницей, как и я. Она умерла вместе со всеми.
— А твой отец?
— У меня его нет.
— Ты хочешь сказать, что ты его не знаешь?
— Нет. У меня нет отца.
Гильом Кретьен не стал настаивать. Странный ответ мальчика он объяснил недавно пережитым потрясением. Точно так же он объяснил и фразу, которую ребенок произнес чуть позже, хлопнув себя по лбу, словно его только что настигло озарение:
— Это и есть мое имя: Адам Безотцовщина!
Глава 12
ЗИМНЯЯ ЛЮБОВЬ
Гильом Кретьен и его юный подопечный прибыли в Париж задолго до Рождества, в первые дни декабря 1407 года. Благодаря этому им удалось стать свидетелями одного невиданного события.
Двенадцатого числа, ледяным декабрьским утром, Валентина Орлеанская, вдова убитого герцога, прибыла в столицу в поисках правосудия — с требованием наказать убийц своего супруга. Это и было вышеупомянутым невиданным событием, потому что вот уже более двенадцати месяцев она не показывалась в Париже.
Вынужденная удалиться из столицы, потому что народная молва обвиняла герцогиню в том, что именно она навела порчу на короля, Валентина жила в почетном изгнании вместе со своими детьми в окружении многочисленных придворных, в одном из принадлежащих семейству герцога Орлеанского замков, из которых один был прекраснее другого. Она устраивала бесконечные празднества… Разумеется, все это продолжалось только до убийства Людовика. Потом все члены Орлеанского семейства поселились в наводящей страх крепости Блуа…
В тридцатисемилетнем возрасте Валентина оставалась по-прежнему очень красивой, несмотря на то, что постоянно носила траур. Она смотрела прямо перед собой, а ее сжатый рот походил на твердую складку. Рядом с ней, тоже на черной лошади, ехала ее невестка Изабелла — жена старшего сына, Шарля Орлеанского.
Лицо молодой женщины хранило суровое выражение. И вместе с тем Изабелла поистине была очаровательна. Ее изящная фигура и прекрасные белокурые волосы поневоле притягивали взгляды. Но испытания, выпавшие на ее долю, не могли не отразиться на внешности и, разумеется, на характере. Эта еще совсем юная, девятнадцатилетняя женщина выглядела лет на двадцать пять, а на лице ее уже были заметны морщины.
Ей выпала самая необыкновенная судьба, какую только можно себе представить. Еще совсем маленькой, пятилетней девочкой Изабелла стала супругой английского короля Ричарда II, которому в ту пору уже исполнилось двадцать восемь. Она овдовела в десять лет, а в шестнадцать, в результате сложных политических интриг, ее выдали замуж за Шарля Орлеанского, одиннадцатилетнего сына герцога Людовика и Валентины.
Отчаяние Изабеллы было сравнимо лишь со стыдом, который она испытывала. Она была взрослой женщиной, а ей в мужья дали ребенка, она была дочерью короля и бывшей королевой, а ее выдали за сына какого-то герцога! Во время бракосочетания она разразилась рыданиями и с тех пор так и не переставала плакать…
Герцогиня Валентина Орлеанская решила обставить свое появление в столице с трагической торжественностью. За исключением детей, оставленных дома из соображений безопасности, присутствовал весь герцогский двор: тысяча мужчин и женщин, одетых в черное, на черных носилках и в черных каретах, запряженных белыми лошадьми.
Шарль де Вивре сидел в одной из последних карет кортежа. Ему только что исполнилось двенадцать. Это был красивый белокурый мальчик хрупкого сложения, с голубыми, чуть рассеянными глазами.
Его мечтательный характер складывался в мире женщин, где правили женщины, и главенствовала самая блистательная из них — Валентина. Он рос в обособленном мире, оторванном от реального. Здесь нетрудно было перепутать жизнь со сказкой. Именно это и случилось с Шарлем де Вивре, чему способствовали также раннее интеллектуальное развитие и необыкновенно живое воображение.
Однако со смертью герцога такой уютной, такой восхитительной жизни пришел конец. Как всякий крепко спящий и внезапно разбуженный человек, Шарль словно оказался вдруг в другом мире, чужом и незнакомом.
— Что вы думаете о Париже, монсеньор?
Шарль де Вивре провел рассеянным взглядом по толпе, домам и ответил тому, кто сидел рядом с ним и задал этот вопрос:
— Я ничего о нем не думаю, Изидор.
Слугой и товарищем Шарля де Вивре был Изидор Ланфан девятнадцати лет, сын Жанны Ланфан, няни детей герцога Орлеанского; отец его был неизвестен. Герцогиня велела этому молодому человеку опекать ее крестника, и тот старательно исполнял свои обязанности, демонстрируя безупречную преданность.
Ланфан был весьма привлекателен: прекрасно сложен, с каштановыми волосами, смуглолицый, с крепкими руками и ногами. Его сила и выносливость в сочетании с ощущением покоя и надежности, которое от него исходило, производили на всех, кто его видел, самое благоприятное впечатление.
Но этим его достоинства не ограничивались. Поскольку Изидору доводилось посещать самое изысканное общество, он безотчетно перенял его дух и манеры. Никто не мог предположить, что этот юноша вышел из самых низов общества. Он выглядел как настоящий паж или оруженосец из благородного семейства. Изидор выучился читать и писать и, не будучи ученым человеком, в полном смысле этого слова, получил образование не хуже, чем у многих господ.
Медленно и торжественно огромный кортеж, похожий на траурную процессию, продвигался по улицам. За шествием Валентины наблюдал весь Париж. Люди высыпали на улицы, свешивались из окон, смотрели — серьезные, молчаливые. Не было слышно ни единой жалобы, ни одного слова сочувствия. Париж с уважением относился к трауру Орлеанского дома, но близко его это не касалось. Город казался холоден, как и само холодное декабрьское утро.
Кортеж остановился перед дворцом Сент-Поль. Домочадцы герцога Орлеанского остались снаружи. Только Валентина и Изабелла Орлеанская пересекли порог.
В гостиной их ожидала вся французская знать, за исключением герцога Бургундского и его сторонников, которые со дня своего бегства так ни разу и не появились в столице. Король только что вышел из очередного кризиса. Он восседал на троне вместе с Изабо. Валентина бросилась к его ногам.
— Правосудия, государь! Прошу правосудия!
— Поднимитесь, мадам.
Ни малейшего следа волнения не услышали в его голосе, не увидели тепла в его глазах. А ведь это была та, которую когда-то он называл «дорогой сестрой» и даже «любимой сестрой»! Они не виделись более двенадцати лет. Король оставался совершенно равнодушным к прекрасной Валентине. А Изабелла, которая плакала перед ним горькими слезами? Изабелла, его старшая дочь, его любимица…
