Сейчас перед Карлом стояли два существа, которых когда-то он любил больше всех; более того — два существа, ставшие жертвами самого страшного, самого чудовищного преступления, какое можно было только себе представить, — а его это совершенно не трогало!
Этому могло быть лишь одно объяснение: Карл VI, не будучи на данный момент безумен в медицинском смысле этого слова, не был и полностью здоров. Хотя сейчас его не сотрясали приступы ярости, оставались другие признаки помутнения рассудка.
Спокойно, равнодушно он произнес:
— Ступайте с миром, мадам, мое правосудие будет скорым и справедливым.
Валентина, и без того удрученная горем, испытала такое отчаяние, что едва не потеряла сознание. Пошатываясь, она покинула зал. Она бы упала, если бы невестка не поддерживала ее.
Луи де Вивре, разумеется, присутствовал при этой сцене. Как он и предполагал, убийство графа Дембриджа легко сошло ему с рук. Ратленд, глава английского посольства, узнав о его исчезновении, не мог не назначить расследования. Но в том смятении, что воцарилось в столице после известных событий, Ратленда едва стали слушать.
Впрочем, учитывая обстоятельства, посольству нечего было делать в Париже. Немного времени спустя оно покинуло город — но уже без Дембриджа. Все решили, что граф стал жертвой уличного нападения.
Вечером Луи попросил аудиенции у герцогини, которая со свитой обосновалась в одном из южных предместий Парижа, неподалеку от церкви Сен-Медар и Дворца Патриарха; когда-то этот дом принадлежал герцогу Орлеанскому. Валентина незамедлительно согласилась принять сира де Вивре. Он собирался попросить ее об одной услуге и объявить о важном решении.
Начал он с просьбы:
— Мадам, может ли мой сын остаться у вас?
Валентина Орлеанская не колебалась ни секунды.
— Разумеется, это же мой крестник. Его будут воспитывать вместе с моими собственными детьми.
— Благодарю вас. Потому что у меня не будет возможности видеться с ним.
— Почему?
— Я намеревался поступить к вам на службу. Но вам нужен воин, чтобы защищать вас и в случае необходимости поразить вашего противника. Шпион вроде меня не сможет быть вам полезен. Вот почему мне надлежит исчезнуть.
Валентина призналась, что не понимает его.
Луи де Вивре объяснил:
— Еще не знаю как, но я исчезну и вновь объявлюсь в стане бургундцев. Я буду терпеливо, шаг за шагом подниматься вверх, я заслужу их доверие, а когда придет время, нанесу решающий удар.
— Это ведь очень опасно для вас.
— Вся моя жизнь проходит в опасности, мадам.
Несколько мгновений Валентина Орлеанская задумчиво смотрела на него и только затем, справившись с волнением, смогла продолжить беседу:
— Вы так убеждены, что герцог Бургундский не понесет никакого наказания? Что король не свершит правосудия?
— Не питайте особых надежд, мадам.
— Но почему? Что случилось? Кто-то настроил против меня его величество?
— Вовсе нет. Его никто не может настроить. Король не в своем уме, вот и все.
Разговор был окончен. Луи спросил у герцогини, где он мог бы увидеться с сыном. Ему объяснили, и он ушел.
Оказавшись рядом с Шарлем, Луи де Вивре испытал ни с чем не сравнимое волнение. Надолго покидая сына, он не мог себе простить, что так плохо знает собственного ребенка, что так мало сумел дать ему. Политика, долг, различного рода обязательства требовали его неотлучного присутствия в Париже. Лишь на Пасху и на Рождество, когда между Орлеанским и Бургундским домами устанавливалось негласное перемирие, Луи мог ненадолго появиться при дворе Валентины. Шарля он находил смышленым, ласковым, добрым, но невероятно скрытным. Что таилось в его душе? Об этом отец ничего не знал.
К тому же Луи дрожал от мысли о том, что он должен будет рассказать сыну. Он вынужден будет подвергнуть ребенка самому страшному из испытаний: поведать ему правду о том, как умерла его мать. Сможет ли двенадцатилетний мальчик выдержать такой страшный удар? Но в любом случае выбора у него не было. Луи поклялся себе, что Шарль узнает все, и не мог больше откладывать исполнение этой клятвы. Ведь, как он признался Валентине, вскоре он должен будет исчезнуть.
Луи де Вивре нашел своего сына в комнате, примыкающей к часовне. Шарль что-то с интересом читал и поднял голову лишь тогда, когда отец оказался совсем близко.
— Вы?..
Голос был радостным. Приход отца, которого ему приходилось видеть так редко, был настоящим праздником. Луи ведь и появлялся только в дни больших праздников, с руками, полными подарков, всегда со смущенным видом: на Пасху он обещал, что приедет до Рождества, на Рождество — что приедет еще раньше Пасхи, но никогда не сдерживал своих обещаний.
Изидор Ланфан стоял в углу комнаты так тихо и скромно, что Луи его даже не заметил. Шарль, радостный, сияющий, несмотря на траурный день, воскликнул:
— Я ждал, что вы придете! Раньше это вы всегда приезжали ко мне, а нынче все наоборот!
Но сумрачный вид отца погасил его радость.
— Шарль, я собираюсь рассказать тебе о смерти матери.
Мальчик оцепенел.
— Я об этом уже знаю.
— Нет, я лгал тебе…
И в самом деле, отец и все окружение мальчика скрывали от него правду. В первые годы ему говорили, что мать его осталась в Англии, она тяжело больна, но, как только поправится, сразу же к нему приедет. Когда Шарлю исполнилось десять лет, стало невозможным и дальше заставлять его верить в эту выдумку. Он все больше задавал вопросов, отмахиваться от его подозрений было более невозможно.
И тогда Луи решился сказать ему, что матери больше нет, но всю правду все-таки скрыл. Он описал мальчику большое сражение, в котором она героически погибла. Шарлю оказалось этого достаточно: мать в военных доспехах, пронзенная стрелой в самое сердце… Душа ее улетела прямо в рай, где ангелы приняли ее…
Дрожащим голосом мальчик спросил:
— Разве она не погибла в сражении?
— Никакого сражения не было. Наш заговор потерпел неудачу из-за предательства, мне удалось бежать, но она оставалась ждать меня в своем замке Дембридж. Вместо меня туда приехал один из наших врагов.
Теперь Шарль де Вивре дрожал с головы до ног.
— Он нашел ее одну в зале. Он вынул меч. Он хотел совершить над ней чудовищную вещь, но она взяла со стола нож и сама заколола себя прямо в грудь. Она умерла чистой, ты слышишь? Чистой!
По лицу ребенка потекли слезы, нежные черты исказились от боли. Но Луи должен был продолжить свой страшный рассказ.
— На стене зала висели охотничьи трофеи. Гнусный негодяй отрубил голову у чучела лани, затем у твоей матери. Он поменял их местами: ее голову повесил на стену, а голову животного приставил к ее плечам. Голова твоей матери так и висела, как дичь, между головой оленя и головой медведя, вся окровавленная, с открытым ртом и распахнутыми глазами. Но это еще не все. Убийца велел всем жителям деревни, вплоть до последнего крестьянина, явиться в замок и пройти мимо ее головы. Это продолжалось много дней. И только потом он положил голову в сумку и отнес английскому королю. За это он получил титул графа Дембриджа.
