– Лэй! - тихий смешок Эдуарда раздался над ухом так неожиданно, что я еле придержала рефлекс "Врезать, а потом разбираться". Ограничивалась испуганным подпрыгиванием.
– Там кто-то есть, - я решила проявить гуманность и не прятать кота в мешке. - Вон там в кустах
Четверть-оборотень безропотно посмотрел в том направлении, куда оказывала моя слегка подрагивающая от усталости ручонка, и замер. Он явно увидел куда больше, чем я. И увиденное ему не понравилось.
В повисшей тишине, которую не посмел нарушить даже сонный шелест кустарника, бубенцовый звон прозвучал как первая нотка моего сумасшествия. Здрасте, приехали! Кажется, мне надо основательно отдохнуть в реанимации. Вот теперь уж точно надо, потому как точно такой же звон я слышала на кладбище во время охоты на гулей. По-моему, галлюцинации должны быть разнообразными!
Однако сердце у меня решительно пропустило второй удар и холодным комочком поползло куда-то в желудок. Вдох получился через силу. Кажется, мне опять страшно. Хотя, если я просто схожу с ума, то бояться, в общем-то, нечего.
– Стой здесь, - неожиданно приказал Эдуард и решительно направился во мрак. Может, конечно, ему просто приспичило, а может, он всё-таки услышал то же, что и я. А из этого следует, что на справку 7Б мне ещё пахать и пахать.
Но не успел четверть-оборотень сделать и двух шагов, как звон неожиданно участился. А потом резко затрещали кусты, судорожно взмахнув ветками на фоне звёздного неба. Нечто непонятное, чёрное, согнутое, в ореоле частого серебристого звона пронеслось мимо меня с недоступной человеку скоростью и исчезло во мраке за моей спиной. Звон и треск оборвались внезапно, словно кто-то выключил звук. Казалось, эта странная тварюка просто замерла на месте, но я каждой клеточкой своей похолодевшей от страха души была уверена: её здесь больше нет. Смылась.
Есть только я, Эдуард и прохладный ночной воздух, который тяжело входит в мои лёгкие, остужая тело изнутри, и тяжело выходит наружу. Удары сердца гремели по всему телу, каждый палец моих дрожащих рук ощущал, как оно сокращается, перегоняя кипящую от страха кровь, и, казалось, сокращался вместе с ним.
М-да, идея о реанимации была не такой уж и плохой. Даже от стакана морковного сока я бы сейчас не отказалась, потому как география земного шара у нас координально изменилась, и Сахара оказалась прямо у меня в глотке. Вот сейчас отплююсь от кактусов с тушканчиками и скажу что-нибудь дельное.
– Что это было? - поинтересовалась я, зная, что ночное зрение белокурого ублюдка позволило ему увидеть куда больше моего.
– Чёрт его знает. То ли вампир, то ли взбесившийся упырь, хотя непонятно, из какого кладбища он забрёл в такую даль, - отозвался Эдуард, а потом посмотрел на меня. - Но ведь ты тоже слышала звон бубенцов? Или мне показалось?
И на кладбище слыхала, родной, и в ящике стола у меня такой заливается, когда я ищу там морковку.
– Слышала, - я переступила с одной болящей ноги на другую. Хотела бы я поговорить с глазу на глаз с тем уродом, который придумал каблуки! Впрочем, это я всегда успею, учитывая, что этот самый урод мертвяком лежит на кладбище и никуда оттуда деться не может. Куда интересней вот вопрос, что это за бабайка звенела тут по кустам. Гуль, щеголявший по кладбищу в ошейнике от Диор, мёртв на триста костлявых процентов благодаря мне любимой, спасибо за аплодисменты. А вот полоумный гуманоид, который этот самый ошейник одел на него… Ну, он то, разумеется, жив-здоров… или мёртв-здоров, если это вампир.
Если это вампир. В этом мире есть пока что один кровосос, замышляющий против меня какую-то гадость. И вообще, не кровосос, а кровососка, но если точнее - иктанка. Лал, то есть.
И ты думаешь, что это она повесила на гуля бубенчики, а сегодня шлялась на этом пустыре? Унесите маразм!
– Пошли отсюда, Лейла, ты совсем замёрзла, - Эдуард, о котором я по болезни своей душевной успела на время позабыть, укутал меня в свой плащ. - Не бойся, пока я рядом, тебя не одна сволочь не зацепит.
Я еле сдержалась от порыва бросить "Кроме тебя, разумеется!". После этого маленького происшествия с неизвестным звонарём мне совсем перехотелось куда-то идти, но если я сейчас развернусь и пойду домой, то это наверняка мне выйдет боком. Вероятнее всего, левым и через задницу.
49.
Янтарный свет мягко струился сквозь листву невысоких клёнов, пытающихся своими густыми ветвями прикрыть викторианские фонарики, и падал на асфальт. Лила смотрела на это со звёздного неба, уже клонясь куда-то за горизонт - полночь давно прошла, и основной наплыв народу схлынул. А на Скулроуз-стрит, где хоть одно увеселительное заведение надо ещё поискать, народу вообще никогда не было много. Эту улицу, украшенную лишь утончёнными фонарями и невысокими деревьями, больше всего любят готы, потому что она ведёт прямиком к кладбищу Святой Екатерины. Не скажу, чтобы на самом этом кладбище ночью было так много готов - я во время последней прогулки вообще ни одного не встретила - но малолюдная Скулроуз никогда не была пустой. Несколько похоронных бюро, продуктовый магазинчик и пятиэтажные дома - вот краткое её описание.
А теперь добавьте к нему одну сумасшедшего вида парочку в виде меня и Эдуарда. Никогда не смогу понять, каким рыжим Макаром нас в третьем часу ночи занесло сюда, но факт остаётся фактом: мы бок о бок шли по асфальту и спорили.
– Смерть? - переспросил белокурый парень. - Амурчик, а что ты подразумеваешь под смертью? Нечто противоположное жизни с её ростом, развитием и размножением? Тогда получается, что вампиры тоже мертвы и ещё похлеще тех, кто столетьями гниёт на кладбище.
– Они не мертвы, - вздохнула я. - То, что они неживые, ещё не делает их мёртвыми. Почему ты впадаешь в крайности? Между смертью и жизнью есть ещё масса чего.
Белокурый парень устало помотал головой - кажется, я вкрай его достала за сегодняшнюю ночь - и ответил:
– На самом деле, не так уж много. Если ты жив, то ты жив, если ты мёртв, то ты мёртв. Даже вампиры - это какая-то извращённая форма жизни, быть может, симбиоз жизни и смерти. Амурчик, между белым и чёрным только серый, не больше. Оттенки - это уже совсем иное.
Раздосадовано пожав плечами, я решила не продолжать этот бессмысленный спор. Не то, чтобы я слаба в философии - хотя и это тоже да - просто белокурый ублюдок смотрит на вещи как-то вывернуто. В разговоре он всегда умудрялся находить середину и твёрдо останавливался на ней, так что спорить со своей позиции, находящейся либо ближе к правому, либо к левому, было проблематично.
Правильно, не забивай себе голову ерундой. Лучше подумай о ногах!
