А утром после завтрака к нам заявилась пропащая душа - жандармский ротмистр Познанский. Пришел он не просто так, и не потому, что соскучился. Михаил Игнатьевич принес нам весточку от своего самого большого начальника - от министра внутренних дел Вячеслава Константиновича фон Плеве. В свое время, еще время нашего путешествия с приключениями, мы ориентировали Познанского на розыск беглого ссыльно-поселенца Иосифа Джугашвили. Это именно он, обогнав нас на неделю-полторы, через Иркутск отправился в Батуми, где и объявился в начале февраля. Мы подсказали господам жандармам, где его искать, и те сработали на этот раз на отлично - задержали Сосо, о чем и сообщили в Санкт-Петербург.
Теперь его надо этапировать с берегов теплого Черного моря в зимнюю Северную Пальмиру. Обычным порядком нам это делать не хотелось. Было жаль времени, да и в типичной кавказской неразберихе его опять могли потерять. Ведь было же в прошлом году такое, что по одним спискам он числился уже отправленным в сибирскую ссылку, а на самом деле Коба сидел в Кутаисской тюрьме, где о нем совсем забыли. Дело кончилось тем, что его взяли, да и объявили в розыск, как побегушника. Потом, правда, разобрались, и отправили в ссылку в Иркутскую губернию, откуда он почти сразу же удрал.
Мы посовещались с Познанским и Ниной Викторовной, и решили, что лучше будет, если за Сталиным поедет спецгруппа. Начальником группы назначим майора Османова, его помощником -- старшего лейтенанта Бесоева, ну, и двух-трех наших бойцов в придачу в качестве силового сопровождения. И вообще это менее всего должно походить на обычное этапирование. Наш клиент имеет хорошую кавказскую память и никогда не забудет ни добро, ни зло. Не хотел бы я быть тем человеком, на кого Коба затаил бы обиду... А поэтому тщательнее все надо делать, тщательнее. От Отдельного корпуса жандармов с нашими орлами в Батум отправится господин ротмистр. Тем более, что он и сам был, по его словам, не прочь поближе познакомиться с будущим "красным монархом".
Нина Викторовна по телефону созвонилась с фон Плеве, и получила от него добро на эту операцию. Познанский отправился на Фонтанку в МВД, откуда привез грозный документ, подписанный Вячеславом Константиновичем, где нашей спецгруппе давались самые широкие полномочия - "задание чрезвычайной важности", плюс, обязывали все местные власти, "содействовать", "всячески помогать", и "не препятствовать". А если учесть, что губернаторы в России находились в подчинении МВД, то майор Османов с этой бумагой мог строить кого угодно.
Познанский взял на себя обязанность организовать спецвагон для путешествия на юг (он все же, как-никак, был железнодорожным жандармом), ну, а я с Ниной Викторовной тщательнейшим образом проинструктировал Мехмеда Ибрагимовича и Николая Арсеньевича.
Ведь мы посылали их не ради того, чтобы они с ветерком прокатились до Батума. Эта поездка нужна была для того, чтобы, сопровождая Сосо, Бесоев и Османов попытались установить с ним контакт, вызвать интерес, и показать, что с ним едут не обычные жандармы, для которых арестованный просто политический преступник, а люди необычные, знающие столько, сколько ни один сотрудник охранки знать не может в принципе.
И еще. Будущий товарищ Сталин должен почувствовать доброжелательность, исходящую от наших людей. Особенно от Бесоева. Ведь он осетин, а Джугашвили - фамилия, по происхождению осетинская. Во всяком случае, в наше время представители рода Джугоевых заявляли это вполне определенно. Да и по менталитету своему, Османов и Бесоев были людьми восточными. Конечно, они давно уже обрусели, но внутри них все-же осталось кое-что от их южных предков.
Сборы были недолгими. К установленному сроку к воротам дворца Великого Князя Александра Михайловича подъехало трое саней, в сопровождении пятерых конных жандармов. Наши путешественники попрощались с нами и, усевшись в сани, тронулись на встречу с товарищем Сталиным.
29 (16) февраля 1904 года. Ближе к вечеру. Спецвагон Николаевской железной дороги. Старший лейтенант Бесоев Николай Арсеньевич.
"Он сказал - поехали, он махнул рукой..." Он - это наш Дед - Васильич, Тамбовцев который. А поехали мы в сторону моего родного дома - Кавказа. Конечно, Батум - не Малгобек, но все же находится чуток ближе, чем Питер. Правда, я уже и забыл, когда последний раз дома был.
Наш жандарм раздобыл нам классный вагон - как в прямом, так и в переносном смысле. Такие вагоны изготовляли в Америке на заводах братьев Пульман. Их эксплуатировали на всех важнейших пассажирских маршрутах. Ехать в таких вагонах было одно удовольствие. Тем более, что сейчас у нас не было настоящей работы. Спи, сколько влезет, ешь от пуза, и по возможности не теряй бдительности. Ну, и естественно, разговаривай. А разговаривать нам было о чем.
Михаил Игнатьевич рассказал нам о том, чем он занимался без нас. Да, ему не позавидуешь! Для начала ротмистра заставили писать наиподробнейший отчет о нашем путешествии. Причем, сразу в двух экземплярах - один для Плеве, другой - для генерала Ширинкина. И если министра интересовали больше чисто формальная сторона дела, то начальника Дворцовой полиции оказался более дотошным. Он хотел узнать побольше о наших межличностных взаимоотношениях, о наших привычках, вкусах, причем, каждого в отдельности. Ширинкин пытался создать наши психологические портреты. Умен, генерал, ох умен!
Заинтересовал меня и еще один момент из рассказа Познанского. Он сообщил о планах возвращения из опалы Сергея Викторовича Зубатова. Причем, эту мысль высказал не Плеве, а Ширинкин. Того самого Зубатова, который опрометчиво вступил альянс с Витте, и начал интриговать против Плеве, был уличен в этом, с позором отправлен в отставку и выслан под надзор полиции во Владимир.
Плеве, естественно, ничего о Зубатове и слушать не хотел, а вот Ширинкин посчитал, что негоже разбрасываться в наше сложное время такими блестящими профессионалами, как Зубатов. К тому же Ширинкина потряс рассказ Тамбовцева о том, как 3 марта 1917 года, во время обеда Зубатову сообщили об отречении Николая II и его брата Михаила. Зубатов молча выслушал это сообщение, вышел в соседнюю комнату и застрелился. Я спиной почувствовал, что нам в самое ближайшее время предстоит встретиться в Сергеем Викторович. И не только встретиться, но и вместе с ним работать.
Мы же рассказали - естественно, в пределах дозволенного - о визитах во дворец на Мойку фон Плеве, Ширинкина, и царя. О визите Марии Федоровны мы говорить не стали, потому что, как я понял, у Тамбовцева и Антоновой в отношении вдовствующей императрицы были какие-то свои расчеты.
Так, за разговорами, мы проехали Тверь, Москву. На стоянках Познанский выскакивал из вагона, и закупал разные вкусняшки у местных жителей, торговавших прямо на перроне. Ну, и передавал листочки с донесениями, которые он тайком от нас писал. Один из наших бойцов застукал милейшего Михаила Игнатьевича за этим занятием. Но мы не были в обиде на ротмистра за это. Работа у него такая.
Рассказали мы ему и о ситуации, в которой оказался фигурант, за которым мы ехали в Батум. Дело в том, что товарищи по партии беглеца встретили отнюдь не с духовым оркестром. Кто-то из них, должно быть, желая подгадить неуемному и несговорчивому Сосо, распустил о нем нехороший слух. Дескать, в ссылке он стал работать на охранку, и посему надо держаться от него подальше. Сталин почувствовал себя, словно в вакууме. Даже старые его приятели старались не замечать его, и при встрече переходили на другую сторону улицы. В наше время кое-кто из перестроечных "историков" вытащил на свет божий сплетню насчет Сталина - "агента охранки".
С моей точки зрения, имело место любимое занятие интеллигенции, играющей в политику, называемое "найди провокатора". Эту забаву обожают и в наше время либерасты и прочие "болотные хомячки". Но возможно дело не только в этом. Как потом уже выяснили историки, всю кашу заварил некто Рамишвили, новый руководитель батумских эсдеков и личный враг Сталина. Дело дошло до того, что сей "князь", не желавший делиться властью с Сосо, приказал ему крова не давать, а кто это все же сделает - пригрозил исключением из партийной организации. Грузинские эсдеки позднее показали себя во всей красе.
Ну, а пока товарищ Коба находится в камере Батумской тюрьмы в полной расстроенности чувств, проклиная царских жандармов, и своих товарищей по партии, которые верят каким-то дурацким сплетням, а не ему, совершившему героический побег "из глубины сибирских руд".
Познанский от души посмеялся над нашим рассказом, пояснив, что чаще всего такие вот сплетни в среду революционеров запускали сами сотрудники охранки. Расчет был простой - внести разлад и подозрения в среду противников самодержавия, и направить их энергию на поиски "платных агентов охранки". Вполне вероятно, что нечто подобное произошло и со Сталиным. Он, возмущенный высказанным ему недоверием, потерял осторожность, и легко был выслежен и арестован охранкой. А мы ему рассказали, что и среди сотрудников охранки хватало типов готовых за сумму малую отпускать виновных и хватать непричастных. И что зачастую непонятно, где охранка, а где революционеры. Веселье Михаила Игнатьевича сразу куда-то пропало. Счет стал: один - один. Едем дальше.
