это сделать и отправить завещание на побережье вместе со слоновой костью.
Глава 3
СУД НАД КЕНЕКОЙ
Опускаю все подробности наших сборов в дорогу и отправки слоновой кости в долгий путь до Занзибара. Достаточно сказать, что груз благополучно отбыл на плечах носильщиков вместе с другими товарами. Похоже, Ханс оказался прав, и у Кенеки было припасено еще немало всего, хотя сам он и уверял, что это, дескать, ему не принадлежит. Справедливости ради стоит упомянуть, что слоновая кость благополучно достигла Занзибара и была отправлена моему агенту, который продал ее согласно инструкции, а вырученные средства, за вычетом комиссионных, поместил в банк Дурбана. Итоговая сумма даже превзошла мои ожидания. Так что в этом вопросе Кенека свое слово сдержал.
Затрудняюсь сказать, что сталось с остальным товаром, который, уверен, принадлежал ему же, но едва ли Кенеку волновали вырученные деньги, раз он за ними так и не вернулся. Что еще было отправлено тогда с тем арабским караваном, я не знаю, ибо поостерегся задавать лишние вопросы. Однако вопреки наветам Ханса, которые считаю весьма далекими от истины, я не увидел ни одной рабыни. В действительности Кенека торговал оружием и порохом. Раз в год с Занзибара приходили караваны, груженные этими товарами, а также сукном, ситцем и четками, а затем они возвращались обратно, но уже со слоновой костью Кенеки, который время от времени пополнял свои запасы. На этих сделках он выручал большие деньги, каковые хранил в английских банках на Занзибаре. Об этом я узнал много позже. Любопытно, какова дальнейшая судьба его вкладов?
Итак, вереница носильщиков во главе с арабами, которые ехали верхом на ослах, растаяла вдали. Мы тоже готовились в дорогу. Тут следует сказать несколько слов о моих попутчиках, ибо в путешествие вместе со мною отправлялись, помимо Ханса, двое носильщиков, оба опытные охотники, которых мне настоятельно рекомендовали на Занзибаре. Я был известен в Африке как охотник на крупную дичь, и, зная мою репутацию, эти двое с радостью поступили ко мне на службу.
Один из них оказался урожденным абиссинцем, с именем столь мудреным, что я именовал его просто Томом, а туземцы прозвали этого парня Дырчатый — из-за отметин, оставленных на его лице черной оспой.
Другой был рожден от сомалийки и араба, а может, даже и европейца. Сказать по правде, внешне он сильно походил на британца: круглое открытое лицо, почти прямые рыжеватые волосы; единственным исключением была очень смуглая кожа. Этот молодой мужчина с гордостью представился мне как Иеремия Джексон. Говорил он на чистом английском языке, так как обучался в миссионерской школе, когда те еще только-только появились, а затем успел послужить носильщиком у нескольких английских охотников. Отца своего Джексон не знал, а мать умерла, когда ему не исполнилось и пяти лет от роду.
Его я прозвал Джерри — по ассоциации с Томом, которая напрашивалась сама собой. Кто же не слышал о Томе и Джерри, двух известных повесах Георгианской эпохи, о которых мне столько рассказывал в свое время покойный отец! Оба моих охотника были примерно одного возраста, где-то между тридцатью и сорока, и принадлежали к христианской вере, причем абиссинец оказался протестантом. Храбрости и умения обоим было не занимать, вот только Том отличался большей решительностью, а Джерри — хладнокровием и упрямством (возможно, таким образом давала о себе знать его европейская кровь).
Вскоре мы очень сдружились, а вот Ханс поначалу отнесся к новым попутчикам весьма настороженно, скорее всего из ревности.
Я не сомневался, что, наняв этих двоих, очень удачно вложил деньги. Была лишь одна загвоздка: Том и Джерри согласились отправиться со мною, дабы охотиться на слонов, а вовсе не затем, чтобы участвовать в экспедициях невесть куда. Следовало рассказать им всю правду о моих дальнейших планах, на случай если они вдруг захотят вернуться на побережье вслед за слоновой костью.
Том не задумываясь вызвался идти со мною до конца, куда бы ни привела нас дорога. Сказал, что он, дескать, прирожденный путешественник и хочет прикоснуться к тайнам окружающего мира. Мне частенько приходилось наблюдать подобный настрой у абиссинцев. Осторожный Джерри завел разговор о жене и маленькой дочке, которая еще только-только пошла в миссионерскую школу. Оказывается, его разлучили с семьей. Ханс тут же язвительно посоветовал заботливому папаше сидеть дома и нянчиться с младенцами. Услышав это, Джерри буквально взвился и заявил, что тоже пойдет с нами и вот тогда-то все увидят, кому место в няньках.
Покончив с этим, я поблагодарил охотников и рассказал им о ста золотых соверенах, полученных от Кенеки. Я решил разделить эту сумму между ними и Хансом, поскольку нам предстояло опасное путешествие. Оба стали горячо меня благодарить, правда Джерри усомнился, доживет ли он до того часа, когда наконец-то получит свою долю. И с сожалением вздохнул: ведь деньги так пригодились бы для его дочурки.
— Вы не поняли, я предлагаю вам эти деньги прямо сейчас. Вы пообещали остаться со мной до конца путешествия, и у меня нет оснований сомневаться в вашей порядочности. Так что, если в караване, который собирается на побережье, есть человек, которому вы доверяете, можете через него отправить близким свою долю.
Оба охотника были удивлены и растроганы и принялись наперебой клясться — протестант Том именем Бога, а католик Джерри Девой Марией, — что ни за что не оставят меня и, что бы ни случилось, сдержат свое слово. Выслушав их, я повернулся к Хансу и спросил, не хочет ли и он тоже поблагодарить меня за щедрость. Все это время готтентот стоял в сторонке и с высокомерной ухмылкой на наглой физиономии вертел в руках свою шляпу.
— Нет, баас, — решительно объявил он, — я не возьму вперед никаких денег! Так с какой же стати мне вас благодарить? Я не наемный работник, как эти двое, а был приставлен к баасу его преподобным отцом для поддержки и защиты. И все,
