– Я ценю вашу откровенность.
– Тогда есть еще один аспект проблемы, в который я должен вас посвятить, надеясь на ваше понимание. В последнее время вы привлекли к себе такое внимание публики, какого никогда не удостаивался прежде ни один сотрудник нашего управления. В первую очередь это объясняется, конечно, блестящими результатами вашего расследования, но средства массовой информации далеко не в последнюю очередь были привлечены вашим прошлым священника и ученого-богослова. Здесь мы и подходим к сути дела.
Эйнсли уже начал понимать, к чему он клонит.
– Вся штука в том, Малколм, что из-за вашей нынешней популярности, что бы вы теперь ни делали, это будет обязательно вызывать повышенный интерес репортеров. Ничего страшного, но, честно сказать, нашему департаменту это причинит определенные неудобства. Сами знаете, у нас практически никто не попадает надолго в фокус общественного внимания, включая и самого начальника полиции – его фамилия едва ли известна в Майами многим. Так было всегда, и большинство из нас хотело бы, чтобы так продолжалось и впредь.
– Давайте не будем ходить вокруг да около, – сказал Эйнсли. – Смысл ваших слов сводится к тому, что несмотря на мое повышение, на самом деле вам хотелось бы, чтобы я ушел из полиции.
– Если вы так это восприняли, – сказал Фигерас, – то я плохо выражаю свои мысли. Просто большинство из нас считает, что ваша дальнейшая карьера в управлении, даже в самом лучшем ее варианте, далеко не отвечает вашим способностям. Хотелось бы, чтобы вы занялись чем-то более выгодным для себя, чтобы ваши знания и таланты смогли раскрыться в полной мере.
– Беда в том, – с горечью сказал Эйнсли, – что я в последнее время не читал объявлений о найме на работу. Видно, теперь придется.
– Не придется, – улыбнулся Фигерас. – Эти разговоры потому и возникли, что некая сторонняя организация уже вошла в контакт с нашим начальником, мэром и, вероятно, другими влиятельными лицами. Этой организации вы очень нужны, и потому, как я понимаю, они готовы предложить весьма выгодные условия.
– И что же это за организация? – спросил заинтригованный Эйнсли.
– Короче говоря, нам звонил председатель попечительского совета университета Южной Флориды, – Фигерас заглянул в бумажку на своем столе, – доктор Хартли Аллардайс. Вы согласны встретиться с ним?
Воистину жизнь полна неожиданностей, подумал Эйнсли и сказал:
– Похоже, мне только и остается, что согласиться.
Глава 6
– Быть может, это вас удивит, доктор Эйнсли, – сказал Хартли Аллардайс, – но в нашем университете было много разговоров о вас, с тех пор как о ваших талантах и вашем прошлом стало известно.
– Да, это меня действительно удивляет, – кивнул Эйнсли. – Меня вообще почти все удивляет в последнее время.
Со времени его разговора с Марком Фигерасом прошло три дня. Эйнсли и Аллардайс встретились за ужином в городском клубе в центре Майами. Эйнсли было странно слышать обращение “доктор”. Нет, с формальной точки зрения все было правильно, просто много лет никто к нему так не обращался, а он сам, даже еще будучи священником, избегал прибавлять к своей фамилии ученое звание. Впрочем, в нынешних обстоятельствах…
Разговорчивый доктор Аллардайс между тем продолжал:
– Публика обожает героев, которые живут по соседству. Всегда обожала. И вы превратились для всех в героя, потому что сумели раскрыть череду ужасных преступлений. Но особенно важно, что вы смогли это сделать чисто интеллектуальным путем, используя свою научную эрудицию. Вот почему вами так восхищаются в университетском мире. Я, кстати, не исключение.
Помимо воли Эйнсли улыбнулся и пробормотал слова благодарности.
Аллардайс невозмутимо продолжал:
– Вы оказались в лучах славы как нельзя более вовремя – для меня, для тех, кого я представляю, и, надеюсь, для вас самого.
Хартли Аллардайс был мужчиной весьма представительной внешности: седой, с красивыми чертами лица, бронзовым загаром, уверенными манерами и ослепительной улыбкой. Он родился в богатой семье и сумел приумножить свои капиталы во главе международной инвестиционной компании, обогатив при этом и других. Проблемы образования были второй его страстью – отсюда и общественный пост, который он занимал в университете Южной Флориды.
– Я уже шестой год председательствую в попечительском совете, – пояснил он. – И с самого начала моей мечтой было ввести в программу курс лекций по сравнительной истории религий. Само собой, что у нас есть факультет философии и религии, но сравнительным анализом на нем занимаются куда меньше, чем мне хотелось бы.
Аллардайс сделал паузу, потому что официант принес им основное блюдо, заказанное к ужину – баранье филе под беарнским соусом.
– Между прочим, мне кажется, вино должно вам понравиться. Это “Опус Первый”. Его создали два величайших винодела в мире – Роберт Мондави из долины Нала в Калифорнии и покойный Филипп де Ротшильд из Бордо. Попробуйте.
– Вино великолепное, – подтвердил Эйнсли, что было чистой правдой. Он был наслышан об этом знаменитом вине, но зарплата полицейского ни разу не позволила ему его отведать.
– А теперь перейду к сути дела, – сказал Аллардайс. – Ради чего, собственно, я хотел встретиться с вами. Видите ли, большинство современных молодых людей стремятся получать знания, которые гарантируют им престижные профессии – бизнесмена, врача, юриста или инженера. А мне бы хотелось привить молодежи интерес к сравнительному исследованию религиозных верований человечества. Ведь различные религии могут поведать нам куда больше традиционной истории о том, как жили люди в разные эпохи, о чем они думали, на что надеялись, в чем находили источник удовольствий, чего боялись – осознанно и подсознательно. Здесь, конечно, в первую очередь, следует говорить о страхе смерти, о самом ужасном вопросе, который стоит перед всеми: есть ли что-нибудь после смерти или забвение?.. Налейте себе еще вина, доктор Эйнсли!
– Спасибо, мне уже достаточно. Однако прежде чем мы продолжим эту беседу, мне необходимо кое-что вам сказать…
– Я меньше всего хочу свести нашу беседу к монологу.
– Думаю, вам лучше будет знать, что хотя я и увлечен сравнительным анализом религий, сам я уже не верую. Давно не верую.
– Я догадывался, – живо отозвался Аллардайс, – и это не имеет ровным счетом никакого значения. Напротив, по всей вероятности, это делает вас только еще более объективным в вашей работе… Вы уверены, что не хотите больше вина?
– Да, вполне. Спасибо.
– Так вот, причина, по которой я хотел встретиться с вами, проста. Совсем недавно мне удалось заручиться достаточной суммой денег, чтобы построить новое здание для факультета философии и религии в нашем университетском городке. Наибольший взнос – а это несколько миллионов долларов – исходит от одного моего друга. Он, однако, узнав о вас и вашем уникальном опыте, поставил свой дар в зависимость от одного условия. Он хочет, чтобы на факультете появилась должность профессора сравнительной истории религий, которую бы занял известный авторитет в этой области. Таковым он согласен теперь считать только вас, доктор Эйнсли.
– Вы это серьезно? – удивленно вскинул брови Эйнсли.
– Вполне.
– Могу я поинтересоваться, кто этот ваш друг? Аллардайс покачал головой.
– Извините, но богатые жертвователи не любят огласки. А в наши дни причин для того, чтобы оставаться инкогнито, только прибавилось. Как бы то ни было, но университет подпишет с вами первоначальный контракт на три года. Ваше ежегодное содержание составит сто тысяч долларов. Простите, что заговорил о деньгах, но иногда от этого никуда не деться.
Несколько секунд они молчали, прежде чем Эйнсли сказал:
– Никак не могу винить вас за это, доктор. И знаете что… Пожалуй, я все-таки глотну еще немного вина.
– Вам предстоит пройти через некоторые формальности, – вновь оживился Аллардайс, – но это не составит для вас никакого труда.
***Понятно, что Карен его новости привели в совершеннейший восторг.
– О, милый, соглашайся непременно! Это то, что тебе нужно. Ты в самом деле признанный авторитет в своей области и к тому же, как выясняется, у тебя есть педагогическая жилка. Я тебе не говорила, но после случая в городском совете я позвонила Руби Боуи, чтобы поблагодарить ее – от себя и от Джейсона. Кроме всего прочего, она рассказала мне, как ценят тебя молодые детективы из вашего отдела, как многому ты научил их.
– Мне еще предстоит выдержать собеседования с университетским начальством, прежде чем меня утвердят, – напомнил ей Эйнсли.
– Для тебя, милый, это сущие пустяки.
***Ему устроили несколько собеседований, самое ответственное – с проректором университета доктором Гэвином Лоренсом, тихим, невысокого роста брюнетом, чьи манеры, однако, выдавали человека неглупого и властного.
