— Не будь дураком, Боб, пошли. Как только дойдем до города Хаустона, там выпьем.
— Джим, я уже мертвец. Я был злым человеком, много врал, играл в покер. Для такого человека, как я, больше нет порядочного, честного общества. Я был порхающей бабочкой и загубил сердца семидесяти пяти любящих созданий. Послушай, Джим, я слышу, как поют ангелы, как они играют на арфе, я вижу яркий небесный свет, вижу, как все цвета радуги отходят от золотых ворот. Неужели, Джим, ты не слышишь этот сонм поющих ангелов, не видишь яркого света Нового Иерусалима?
— Боб, ты законченный идиот, разве ты не знаешь, что это поет Армия Спасения, а свет — это электрические лампочки «Эд-Киама». Теперь я знаю, где мы. В следующем квартале есть пять салунов.
— О, Джим, ты спас мне жизнь. Ну, давай сделаем еще одно усилие, перед тем как я умру, и попроси бармена бросить в мой стакан побольше льда.
* * *
Полночь близится не спеша, и, хотя некоторые встречают приход Нового года веселым разгулом, другие уносятся в страну мечты и позволяют ему приближаться тихо, без громких оглашений.
Леди, которым за тридцать, с мрачным видом склоняются с безжизненным блеском в глазах над статьей в «Воскресной газете», в которой рассказывается, как нужно бороться с морщинами, и лишь печально покачивают головами, когда читают, что знаменитая французская красотка мадам Бонжур сохранила красоту и молодость до ста десяти лет, так как постоянно пользовалась бальзамом «Бункер Банко».
Новый год приближает для них печальную перспективу обнаружить еще один седой волосок или вороний черный кружок под глазом.
Для всех не очень заметных людей приход Нового года — это лишь продолжение Рождества, и они переворачивают еще один лист в книге своей жизни спокойно, без дурных предчувствий.
Счастливого Нового года всем!
«Страж, что происходит в ночи?»{69}
(Перевод Л. Каневского)
В то время как Алонсо в четырнадцатый раз прощается со своей Мелиссой у ворот сада, а отец семейства сердито кричит из окна, возмущенный шумом, поднявшим его с постели, в город толкаясь устремляется целая армия тружеников, которых позвала работа, когда весь мир сладко почивает на своих мягких подушках.
Когда-то — было такое время — все честные бюргеры, чувствуя, как их одолевает сон, укладывались в своих ночных колпаках довольно рано в постель, а на опустевших, тихих улицах раздавались лишь отзывавшиеся эхом шаги городского стража, который шел, размахивая фонарем, по своим опустевшим владениям и нарушал тишину своим громким криком: «Вокруг все спокойно!»
Но современные взгляды превратили ночь почти в день. Когда мы беззаботно храпим дома, сотни людей трудятся, чтобы мы не испытывали по утрам дискомфорта. Пекарь выпекает утренние свежие булочки; молочник орудует доильным аппаратом; мясник озабочен выбором самой старой коровы из стада, чтобы ее забить; пожарный, не смыкая глаз, бдит; аптекарь, несмотря на одолевающий сон, бодрствует, чтобы приготовить нам болеутоляющее или продать липкий пластырь; телефонная барышня, жуя резинку, читает свои романы, поглядывая на тикающие часы; печатник возится со своей машиной; репортер бродит по улицам, охотясь за новостями в номер, попивая кофе с тостом; полицейский маячит на углу, готовый ударом своей смертоносной дубины сбить у нас с головы любую, даже самую модную шляпу.
Все эти ночные работники создали для себя свой собственный мир. Они постепенно знакомятся друг с дружкой, и, судя по всему, у них зарождается взаимная симпатия из-за их особого стиля жизни. Ночные полицейские, газетчики, делающие утренний выпуск, извозчики, дворники (мы не говорим сейчас о Хаустоне), запоздавшие вагоновожатые, обслуживающий персонал ночных ресторанов, бродяги, продавцы копченых сосисок, бездомные знакомятся друг с другом, приветствуют друг друга каждую ночь во время своих регулярных и бесцельных перемещений кругами.
Только те, кто, движимые делами или любопытством, приходят в этот ночной мир, знают, какие странные сценки в нем можно наблюдать.
Можно сказать, что ночь в городе начинается в двенадцать. К этому времени все дневные труженики уже дома, надвигается ночная смена. Трамваи уже не ходят, и задержавшийся гражданин, спешащий из масонской ложи или с партийного сборища, уже должен быть дома. Даже тяжелые на подъем супружеские пары, которые были в театре или наслаждались устрицами в «кафе для женщин и мужчин», вынуждены подчиниться неизбежному и неохотно направиться по домам.
Тогда наружу выходит то, что до сих пор скрывалось в тени: белолицые существа с совиными глазами, которые бродят в ночи и приветствуют рассвет с постными, мрачными физиономиями, а солнечный свет — за закрытыми на засов дверями и зашторенными окнами.
То там, то здесь на улицах появляются арки огней, крутящиеся двери, группы бледных, со спокойными лицами аристократов в безупречной одежде, с белыми гибкими руками.
Они такие куртуазные, с мягкими звучными голосами, но глаза у них бегают, а их поступь легка и опасна, как у тигра.
Все они — игроки, они ограбят вас так же вежливо и честно, как любой брокер на бирже или фокусник на железной дороге, чисто по-христиански.
Байрон писал: «Луна для Дьявола, для зла, не долгий день, июнь не двадцать первый день сокращает зло наполовину, как и те три часа, оставшиеся Луне для зла».
Но самое плохое, когда наступает безлунная ночь. Темнота пробуждает в человеке скрытые порочные страсти, она главный подстрекатель зла. Когда наступает ночь, пьяница вдвое увеличивает объем выпитого, голоса бражников не умолкают и даже степенный, уравновешенный гражданин, оплот цивильно-социального правительства, утрачивает контроль над собой и тоже начинает расслабляться в своем социальном кругу.
Галантный язык допускает излишние вольности, и даже сама невинность допускает более смелое, более развязное восхищение собой. Что же тут удивительного, когда беззаконие достигает предела, а грех задирает свои шуршащие юбки перед физиономией чистой добродетели, когда наступает царство темноты!
В ночных салунах всегда кто-то есть. За маленьким столиком в углу всегда можно увидеть двух-трех потрепанных сомнительных личностей, посетителей, которые либо молчат, размышляя о тех несчастьях, которые принес им этот мир, или говорят, тихо рассказывая друг дружке обиженным тоном о своих бедах. Опрятный, ухоженный полицейский с сияющими, надраенными пуговицами на мундире идет по улице, поигрывая своей дубинкой. Он осторожно толкает двери больших магазинов, торговых домов и ювелирных лавок, пробуя, достаточно ли надежно они закрыты. Он никогда не ошибается, потому что не жалеет своего времени на проверку надежности замков и в маленьких магазинчиках.
Время от времени проходят стайки молодых людей, воротники их пальто подняты, они громко смеются, сыплют жаргоном и предпочитают грубые жесты. По темной стороне улиц крадутся черные фигуры, смешиваясь с тенями, они идут, шаркая ногами, тащась по склону вечности. Это — пользующиеся дурной славой, но, по существу, безвредные личности, которые незаметно, словно тати, вышли на улицу, чтобы купить кокаин или опий и с их помощью смягчить больной укус впившихся в них острых зубов нужды. В больших, высоких окнах горит приглушенный свет, там встревоженная любовь бдит возле кровати страдающего смертного длинными бессонными ночами, внимая стонам, которые она не в силах приглушить, и удивляясь таинственному великому плану, который так умело скрывает все свои замыслы до достижения благополучного конца.
Далее в дельте реки пульсируют крупные артерии города, на них всю ночь напролет клубы пара пыхтящих пароходов и стук поршней двигателей, заставляющих течь живые струи, там люди крутятся, словно дьяволы, в красном отсвете пылающих печей, там храпящие паровозы ползут вперед и возвращаются назад, волоча за собой многие мили тяжелые грузовые вагоны, а зажженные фонари танцуют и кружат среди этого хитросплетения железнодорожных путей и маневрирующих поездов, словно большие эксцентричные искры от костра.
Всегда можно увидеть нескольких человек, взгромоздившихся на высокие табуретки перед стойкой, где всю ночь подают посетителю ланч. Большей частью, это — те же члены ночной рабочей силы, телеграфисты, ночные клерки, железнодорожники, мальчишки-рассыльные, вагоновожатые, репортеры, извозчики, печатники и стражи порядка, которые заходят сюда, чтобы выпить чашку кофе или съесть бутерброд.
Ночной клерк в аптеке лучше других видит, насколько печальна, насколько плоха наша жизнь. Посетители приходят в любое время ночи. Один человек в расхристанной одежде с беспокойными манерами здесь частый гость. У него есть рецепт от доктора для больного из его семьи и он считает просто божественным благословением, что нашел открытую в такой поздний час аптеку. Клерк готов составить по рецепту нужное лекарство, теперь человеку не придется дергать с полчаса за веревку колокольчика у двери, чтобы разбудить заснувшего аптекаря или вообще ничего не дождаться, так как тот давно ушел домой.
