русско-еврейских изданиях — «Наше Слово» (Вильно), «Еврейский Мир» (псевдоним С. Мстиславская), переводила стихи с идиш на русский язык.
Муни (псевдоним Самуила Викторовича Киссина). Печатал стихи в «Перевале», «Русской Мысли» и других изданиях. Сборника стихов не выпустил. Был мобилизован в армию во время первой мировой войны. Покончил с собой в 1916 г.
Вера Михайловна Инбер (родилась в 1891 г.). В 1912 г. выпустила в Париже несколько сборников стихотворений: «Печальное вино», «Горькая услада». Дальнейшая литературная деятельность прошла в Советской России.
Александр Акимович Биек (родился в 1883 г.), поэт и переводчик, печатался в «Золотом Руне», «Мире искусства», в толстых журналах. Издал книгу стихов «Рассыпанное ожерелье» (1911 г.) и переводы Рильке (Одесса, 1919 г.). В эмиграции опубликовал ряд статей, переводов, а также новую книгу переводов из Рильке (Париж, 1957 г.).
Осип Эмильевич Мандельштам (1891—1941 (?) выступил в литературе в 1909 г. Печатался в «Аполлоне». В 1913 г. вышла первая книга стихов «Камень». Дальнейшая деятельность поэта прошла в годы революции, вплоть до конца 30-х годов, когда поэт был подвергнут репрессиям и погиб. Еврейской тематики у него нет. Как правильно заметил один критик, «если он даже случайно вспоминал Палестину, то не с какой-либо национальной, но чисто художественной целью».
Борис Леонидович Пастернак (родился в 1890 г.). Первый сборник его стихов футуристического направления вышел в 1912 г. Дальнейшая литературная деятельность прошла под советской властью. В 1958 г. получил Нобелевскую премию по литературе. Его роман «Доктор Живаго», не допущенный к изданию в Советской России, вышел на иностранных языках в сотнях тысяч экземпляров и завоевал автору мировую известность.
Самуил Яковлевич Маршак (род. в 1887 г.) начал печатать с 1907 года стихи и переводы с английского. Дальнейшая деятельность прошла после революции. С 1923 г. выдвинулся в Советской России в качестве поэта для детей.
Lolo (псевдоним Леонида Григорьевича Мунштейна) — (1866—1947), поэт, переводчик, драматург, сатирик, либретист. Редактор журнала «Рампа и Жизнь» (1907—1917), автор пьес «Фея Каприз», «Вечный Праздник». В эмиграции вышла книга стихов «Пыль Москвы».
Саша Черный (псевдоним Александра Михайловича Гликберга), — 1880—1932. Автор нескольких сборников сатир, книг для детей, книги «солдатских рассказов». Пользовался в эмиграции большой популярностью. Крещен.
Дон-Аминадо (псевдоним Аминада Петровича Шполянского) — 1888—1957. Автор ряда сборников сатир и лирики, книги мемуаров (1954). Сотрудник ряда газет в России. В течение 20 лет помещал юмористические фельетоны и стихи в газете «Последние Новости» (Париж).
7
М. О. Гершензон в связи с новой поэзией на иврит однажды высказал следующие соображения, которые уместно будет здесь воспроизвести:
«До сих пор еврейская поэзия только жаловалась и вспоминала, и оба эти тона одинаково говорили о безнадежности, — писал он. — Еврейство века жило не только в материальном гетто, внешнее рабство делало его и духовным рабом, — рабом неотвязной мысли о своей народной судьбе. Беспечность — драгоценнейшее благо смертных, источник духовной свободы, родник величия и красоты — вот что история отняла у еврейства, а с ним отняла все».
Но молодая поэзия на иврит, от Бялика, Черниховского и Шнеура до наших дней, показалась Гершензону «чудом» на фоне еврейской юдоли.
«Еврейскую музу не узнать, — восклицает Гершензон. — Как в отдельной личности, так еще более в целом народе совершаются события, которых нельзя предвидеть... О таком духовном событии свидетельствует новая еврейская поэзия... Эти молодые поэты любят, как юноши всех стран, и вольно и звонко поют свою любовь; им открыта природная жизнь, и они с любовью живописуют ее; они мыслят о жизни, о человеке, о Боге, — их не гнетет неотвязная мысль о еврейской беде. И потому, когда их мысль обращается к ней, — потому что забыть о ней невозможно, — как ново звучат их слова о еврействе! Они — люди, свободные люди вполне».
Идишистский поэт и литературный критик И. Киссин, подхватывая восторженные слова М. Гершензона о молодой поэзии на иврит, пишет по этому поводу, — спустя 20 с лишним лет, в разгар последней национальной катастрофы — во вторую мировую войну:
«Если бы Гершензону привелось читать новых еврейских поэтов, новую поэзию на идиш, он, несомненно, пришел бы еще в гораздо больший восторг».
Киссин в яркой и патетической форме говорит о «новейшем чуде нашего народного творчества» — о литературе на идиш, которая «несет народу углубленное национальное самосознание» и создание которой «является главной заслугой русско-еврейской интеллигенции»?
Возвращаясь к основной нашей теме о судьбах русско-еврейской, «третьей» ветви еврейской литературы в России, мы должны констатировать прежде всего, что — в силу внешнего давления, оказанного большевистской революцией и насильственной ликвидации русско-еврейской периодической печати и связанного с ней русско-еврейского художественного слова, — оборвалась нить еврейского культурного творчества на русском языке. Было бы, однако, неправильно относить эту гибель только за счет внешних факторов. По-видимому, культурно-ассимиляционные тенденции сами по себе играли тут известную роль, особенно в области художественного творчества, и мы имели основание подчеркнуть процесс постепенного превращения русско-еврейского писателя и поэта, пользующегося русским языком, преимущественно как инструментом в своих национальных целях, — в писателя, максимально приобщившегося к миру русской литературы и ее языковой стихии, почти органически слившегося с этим миром, еще 80 лет тому назад совершенно чуждым даже для самого тонкого слоя народившейся только русско-еврейской интеллигенции.
Если бы Россия представляла собой правовое демократическое государство, а не коммунистическую деспотию, сковывающую всякое проявление свободного творчества, — в том числе и художественного, — и если бы в такой России обнаружились далеко идущие процессы культурной ассимиляции, — то можно было бы прийти к парадоксальному выводу, что русификаторские мечтания русско-еврейских просветителей 50 — 60-х годов о «слиянии» с русским народом, о добровольной ассимиляции еврейской интеллигенции с русской, — осуществились! Сейчас такого рода выводы представляются явно несостоятельными. Мы видели на опыте 20-х — 40-х годов, когда в Советской России, — в обязательных коммунистических формах, — шла так называемая «еврейская работа» на идиш, то она, рассудку вопреки и наперекор стихии, наполнялась национальным содержанием и вписала в свой актив немало достижений литературного и языкового характера. И в последнее десятилетие 1948-59 гг., когда идиш разделил тяжкую судьбу иврит, попавшего под запрет и репрессии еще с 20-х годов, — когда всякая литературная, научная и школьная деятельность на идиш исключена из советской легальности, и в порядок дня поставлена принудительная ассимиляция, принудительная русификация (и, вероятно, украинизация, белорусизация и т. д.) для еврейского населения, — и доморощенный советский антисемитизм, повторяя черносотенные
