которой уже появились несколько борющихся друг с другом течений. Вере в Администратора противостояла версия атеизма, которая не столько выбирала науку вместо религии, сколько отказывалась играть по общепринятым правилам. Было бы интересно узнать, на что похожа картина мира Гордеца, но разговор с ним – слишком высокая цена за информацию.
Мы добрались до города, который, по словам Теда, носил название Жучиный Сок. Нет, я не шучу, и программу-переводчик я не подкручивал. Оказалось, что главный товар, который производят местные жители – это крепкий напиток, сделанный из выделений какого-то насекомого. Во-первых, тьфу! Во-вторых, я уже не в первый раз задумался о том, не замешано ли тут чье-то чувство юмора – то ли «прыгунов», то ли самой программы. Я решил не менять название города и связал его и с самим напитком.
Жучиный Сок был последним городом на Нирване перед горным хребтом, за которым начинался новый сегмент. Через пару дней капитан корабля решит, пойдем ли мы дальше вниз по реке или свернем в приток, чтобы отправиться в противоположную сторону. Многое зависит от того, какой груз мы сумеем получить и где он стоит дороже.
Многое зависит и от пассажиров. Если они готовы платить за то, чтобы попасть в определенную точку, их пожелания тоже повлияют на решение капитана. Это заставило меня задуматься о том, куда едет Гордец. Если ему нужно в другую сторону, значит, мы с ним попрощаемся. Я попытался выдавить из себя слезу, но потерпел сокрушительное поражение.
Пока мы подходили к городу, я заметил, что на пристани кипит работа, но не вся она, похоже, имела отношение к обычной жизни порта. Четыре или пять грузовых кораблей стояли у причала, и их команды о чем-то громко и воинственно спорили с квинланцами, похожими на чиновников. Последние были препоясаны кушаками, на которых висели мечи.
Мне стало не по себе. Я понимал, что все это вряд ли хоть как-то связано со мной, но сейчас любой намек на вмешательство полиции заставлял меня нервничать, словно мелкого воришку.
Капитан Лиза прыгала по палубе, выкрикивала приказы, пытаясь провести «Ураган» через узкий проход к свободному месту у причала. Еще она зачем-то вступила в перебранку с докерами, тем самым усилив общую праздничную атмосферу. Но в конце концов нам все-таки удалось пришвартоваться.
Мы с Тедом схватили трап и начали его устанавливать, но даже не успели закончить работу, как на борт по трапу двинулась делегация полицейских. Капитан Лиза вышла им навстречу.
– Мы ищем беглеца, который, возможно, едет вниз по реке, – сказал сержант. – Нам нужно осмотреть ваш корабль.
– Что? Весь наш груз? Вы шутите? Вы хоть понимаете, сколько времени это займет?
Сержант покачал головой.
– Нет, нет, мы разыскиваем одного конкретного квинланца, в рюкзаке которого лежит что-то, похожее на похоронный ящик.
Ой-ой. Вероятность того, что в мегаструктуре длиной миллиард миль есть два таких беглеца, довольно мала. Я напрягся и начал подыскивать пути отхода, но затем вспомнил, что уже не похож на Боба и что в данный момент на мне нет рюкзака.
– Кроме того, нам нужно осмотреть личные вещи.
А, черт.
– Ни хрена! – воскликнул Гордец и, выпятив грудь, подошел к полицейским.
– А вы кто такой? – сурово спросил полицейский и положил ладонь на рукоять меча.
– Я Гордец Припадочный из семьи Припадочных. Вы, несомненно, не раз наслаждались нашим вином. Мы можем оказать значительное давление, если наше честное имя будет задето.
Полицейский был ошарашен: общение с представителями влиятельных семейств, особенно враждебно настроенными, явно не входило в число его служебных обязанностей.
После небольшой паузы полицейский ответил:
– Да, господин, я понимаю, – ответил полицейский после паузы. – Вас мы, конечно, ни в чем не подозреваем. Где находится ваш багаж?
Гордец небрежно махнул рукой в сторону кучи вещей.
– Проследите за тем, чтобы ваши подчиненные ничего не тронули.
Я посмотрел в ту же сторону, и вдруг меня осенило. Как можно более беззаботно я направился к куче багажа, в которой лежали наши сундуки. Я развязал брезент, которым были накрыты вещи, забрал свой сундук и постарался незаметно, но тщательно вытереть его. В итоге он все равно остался потрепанным, но стал гораздо больше похож на сундук Гордеца.
Двое полицейских, явно довольные тем, что я с ними сотрудничаю, подошли поближе и начали разглядывать гору вещей.
– Вот это – сундуки господина Припадочного, – сказал я, указывая на два предмета. – Все остальное – груз.
Один из полицейских кивнул, и они принялись открывать ящики наугад.
– Сколько людей на борту? – спросил один из них.
– Капитан Лиза, Тед, Фрида, Орик, я и господин Припадочный. Все мы находимся на палубе. – Я указал на каждого из нас.
– Ни один не подходит под описание, – сказал второй полицейский. – А все это – просто хлам, – махнул он в сторону ящиков.
– Капитан с вами не согласится, – с улыбкой ответил я.
Фыркнув, полицейские вернулись к трапу. Один из них что-то сказал сержанту, качая головой.
Они еще немного пообщались с капитаном Лизой, а затем ушли. Выдохнув, я снова накрыл куском ткани гору багажа. Завязав последний узел, я выпрямился и заметил, что Гордец смотрит на меня, слегка нахмурясь. Как можно более непринужденно я подергал за край брезента и занялся следующим делом.
Но внимание к моей особе – это плохо. Похоже, что за Его Важнейшеством нужен глаз да глаз.
* * *
Оказалось, что мы действительно пересечем границу между сегментами: на корабле появились два пассажира, которым было нужно в ту сторону, а капитан получил контракт на перевозку груза в Горный Сад, который находился сразу за хребтом. Перевозки грузов по контрактам не были таким же выгодным делом, как и доставка собственных грузов, зато это был гарантированный заработок, не связанный с рисками. А пара пассажиров стала лишь приятным бонусом.
Пассажиры – очень старая квинланка и ее внучка – возвращались в родной дом. Тереза была слишком пожилой, чтобы преодолевать большие расстояния вплавь, поэтому Белинда проехала несколько сотен миль вверх по реке, чтобы забрать бабушку домой.
Квинланцы очень уважают старших, поэтому капитан Лиза совершенно не возражала, когда мы устроили на палубе уютный уголок, где Тереза могла греться на солнышке. Даже Гордец не жаловался.
Белинда души не чаяла в своей бабушке, но отличалась неразговорчивостью. Она вела себя дружелюбно, но никогда не использовала даже пары слов там, где можно было обойтись жестом или мычанием. В тех немногих случаях, когда ей приходилось использовать полные предложения, она, казалось, практически утрачивала данный навык. Я вспомнил слова Бриджит о том, как идет
