Аж дурно становится. Никогда не думала, что однажды посреди ночи окажусь на кладбище…
Останавливаюсь у бака, заданного в качестве ориентира. Выдыхаю, выпуская небольшое облако пара изо рта.
— Соберись, Даша, — саму себя уговариваю и жмурюсь от бьющих по лицу крупных снежинок. Колючих и царапающих.
Сворачиваю влево, как было сказано. Пробираюсь меж оград и всматриваюсь в темноту. Желудок от ужаса сводит.
— Ян, — зову беспомощно дрогнувшим голосом.
Иду дальше. Какие-то звуки всюду мерещатся, да так и ожидаешь, что кто-то из-за деревьев выскочит. Напугает.
Мне бы только найти его. Только бы найти…
На секунду притормаживаю. Замечаю нечеткий мужской силуэт и срываюсь с места.
Ноги тонут в снегу, но я все равно пробираюсь к калитке. Захожу, застываю. Первым делом замечаю на могильной плите замерзшие розы.
Поднимаю глаза. С припорошенного снегом черного памятника на меня смотрит девочка.
Как же они похожи…
Бросаюсь в угол. Туда, где стоит скамейка и стол.
— Ян…
Он сидит неподвижно, уронив голову на сложенные перед собой руки. Волосы покрыты инеем. Рядом стоит практически пустая бутылка дорогого виски, и теперь я понимаю, почему его голос звучал так странно.
— Слышишь меня, Ян! — пытаюсь растолкать, растормошить.
Дотрагиваюсь до его лица.
Ледяной весь, и в какой-то момент мое бедное сердце едва не останавливается. Ведь кажется, что пульса нет, и он не дышит.
— Очнись, прошу тебя, очнись! Абрамов! Ну же! — уже фактически бьюсь в истерике, когда он поднимает голову и, щурясь от яркого света, пытается сфокусировать на мне взгляд. — Ты с ума сошел? — убираю телефон и склоняюсь ближе. — Сколько времени ты вот так здесь сидишь?
Молчит. Смотрит на меня как-то растерянно. Будто бы не верит, что все происходит на самом деле.
— Что же ты делаешь?! — пытаюсь застегнуть на нем знакомую куртку, совершенно точно принадлежащую Илье. Стаскиваю с себя вязаный шарф, заматываю поплотнее его шею. — Разве можно так? Ты насмерть хочешь замерзнуть?
Качнувшись, трет веки. Озирается.
Но он словно не со мной. Не здесь…
— Ян…
Беру его околевшие ладони в свои. Подношу к губам, грею дыханием, и слезы безостановочно катятся по щекам. Обжигая. Застывая на воспаленной коже.
— Арсеньева, — произносит наконец хрипло.
— Я это, я. Поехали домой, пожалуйста. Ты ведь заболеешь.
Смеется. Закашливается.
— Слышишь меня, идем.
— Как настоящая, — сам себе говорит. Не то бредит, не то еще что. — Глючево долбаное.
— Пожалуйста, давай уйдем отсюда, — молю отчаянно.
— Мне здесь… хорошо, — упрямится он.
— Давай, надо встать, — тяну его за собой, но бесполезно. Даже сдвинуть не могу. Не поддается.
— Алису нельзя оставлять. Ей итак там под землей одиноко и холодно.
У меня от его слов озноб ползет вдоль позвоночника.
— Пожалуйста, Ян. Пошли домой.
— Нет… дома. Давно. Нет.
Как же больно… Как мне больно за него.
— Неправда, есть. Вставай.
Чувствую, что меня трясет. Нервы сдают.
Темень непроглядная. Кладбище. Ян, который явно не в себе.
Все, что вижу, глубокой раной где-то там внутри навсегда отпечатывается. Словно раскаленным железом накрепко приложились.
— Идем! — настаиваю громче.
— Нет, — звучит все так же отрешенно.
Обессиленно опускаюсь рядом. Хватаю за ворот куртки.
— Прошу тебя. Давай уйдем. Ты замерз, нам нужно… — всхлипываю и шмыгаю носом.
Вот-вот захлебнусь от безысходности. Она топит меня. Накрывает волной.
— Имей совесть. Делай, что девчонка говорит, — раздается за моей спиной голос его отца.
Вздрогнув от неожиданности, медленно выдыхаю.
Приехал.
— Что за на… — Ян выставляет вперед руку, закрываясь от мощного луча фонаря.
— Поднимайся, живо! — командует Абрамов-старший.
— А не пойди бы тебе…
— Мать твою! Отойди, Дарин, — аккуратно меня отодвигает. Направляется к сыну, вздергивает того на ноги. — Сколько выжрал, дурень? — косится на большую пузатую бутылку. — Тебе же нельзя пить! — закидывает руку Яна себе на шею.
— Можно без колес. Отвали…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Шевели копытами. О себе не думаешь, так хоть ее пожалей.
Пропускаю их вперед, забираю со стола неработающий телефон и уже собираюсь уйти.
Делаю шаг. На секунду оборачиваюсь, смотрю на Алису, и на мгновение мне мерещится, что выражение ее лица изменилось. Она будто расстроена и плачет…
— Господи, помоги мне, — шепчу тихо.
Сморгнув морок, отвожу взгляд и спешно через сугробы пробираюсь к выходу.
Нагоняю Игоря и Яна, то и дело сбивающихся на диагональ.
— Не ее. Кого угодно, но ее… зачем? — слышу обрывки фраз.
— Будь добр, заткнись и активнее переставляй ногами, — гневается Абрамов-старший.
— Я если узнаю, что ты… Да я тебя… убью.
— Протрезвей для начала.
У ворот нас встречает смотритель кладбища. Присвистывает, оценивая состояние парня. Открывает калитку шире.
— Дарин. Все нормально? — испуганно пищит невесть откуда взявшаяся Инга.
И пока Игорь насильно заталкивает Яна в свою машину, мы с ней растерянно смотрим друг на друга.
Глава 64. Моя-твоя боль
Дарина
У дома Абрамовых автомобиль тормозит уже двадцать минут спустя.
— Дарина, дверь открой с той стороны, а ты, — строго обращается Игорь Владимирович к Инге, — жди в машине.
— Еще чего, я с вами иду! — Инга отвечает в свойственной ей дерзкой манере.
— Я сказал, сидишь тут и ждешь! — повышает на нее голос Абрамов-старший, выбираясь из салона «Мерседеса». — Или пешком назад до Москвы пойдешь!
Подруга начинает возмущаться, но он на нее больше не реагирует.
— Просыпаемся. Приехали, — грубо тормошит отключившегося в дороге Яна. — Держи, иди открывай, — вкладывает мне в руки связку ключей.
Послушно направляюсь к центральному входу внушительного по размерам дома, быстро поднимаюсь по ступенькам и подхожу к двери.
Я здесь никогда не была, но нечто такое, конечно, представляла.
Мои пальцы все еще дрожат, когда подбираю ключи от верхнего и нижнего замка.
— Разобралась?
— Вроде да.
Заходим в дом. Здесь тихо, повсюду горит свет, но судя по всему, мы одни, ведь нас никто не встречает.
— Пусть проспится в комнате для гостей. Наверх не дотащу, свалимся с лестницы.
Они прямо в обуви проходят дальше, а вот я спешу разуться. Подобной наглости себе позволить не могу.
— Дашка! — на пороге появляется Инга.
Так и знала, что не усидит…
— Ты как? — посматривает на меня с беспокойством. — Нормально?
Киваю, стаскивая с себя верхнюю одежду.
— Пипец, шок в шоке. Что он делал на кладбище ночью? — подруга таращится на меня во все глаза.
— К сестре приходил, — снимаю шапку и прячу ее в рукав куртки.
Поднимаю взгляд на Ингу и только сейчас замечаю все детали ее внешнего вида.
— Знаю-знаю, выгляжу отвратно, — тут же принимается причитать она. — Эта бездушная сволочь довела меня до слез.
Протискивается к зеркалу.
— Твою за ногу! — принимается поправлять поплывший макияж.
— Ты как здесь оказалась?
Это, в общем-то, не мое дело, но я все-таки решаюсь спросить.
— Сюрприз Игорю хотела сделать. Смотри, — поворачивается ко мне и, распахнув полушубок, демонстрирует костюм Снегурочки. (Если его так можно назвать. Уж слишком откровенный и развратный).
— Инга… — взглядом пытаюсь выразить все, что думаю на этот счет.
— Н-да, он тоже не оценил, — с досады цокает языком. — Но это ничего, я сдаваться не намерена, — повторяет настырно. — Все равно теперь, согласно народной примете, с кем Новый год встретишь, с тем его и проведешь.
— Немного не так…
— Дарина, иди сюда! — недовольно зовет меня «бездушная сволочь».
— Пошли, — Инга подталкивает меня вперед. — Комната для гостей вон там. Я уже изучила план дома. Охренеть у Абрамовых хоромы, да? Ты, кстати, бывала здесь раньше?
