дня шла кровь. Она умерла сразу, как только я привез ее в больницу. Ребенок умер еще раньше.
– Отчего это произошло? – спросила Лиллиан.
Она знала, что спрашивает об этом, чтобы дать себе время обдумать, как грустно то, о чем он рассказывает. Он не отводил взгляд. Она сглотнула комок в горле.
– Мне сказали, отслойка плаценты, – ответил он и взял ее лицо в ладони. – Брак может быть ужасной вещью, поэтому я делаю тебе предложение в отчаянии.
Лиллиан подсунула руку под руку Артура и положила голову ему на грудь. Оба восприняли это как положительный ответ.
Сидя на кровати и осматриваясь, Лиллиан подумала, что его несчастье впечатлило их обоих, а значит, он ей прекрасно подходит. По правде говоря, она не думала, что он не понравится Розанне или что Уолтер устроит скандал. Но она не хотела его ни с кем делить. Поэтому, отыскав бумажный мешок, она упаковала кое-какие вещи: два бюстгальтера и несколько пар трусов, дополнительную сорочку и белую батистовую блузку, которую недавно купила. Саржевую расклешенную юбку, которую сшила для нее Розанна. Ничего розового она с собой не брала, что показалось ей забавным. Потом она открыла ящик сундука и вытащила накопленные деньги и золотое перышко, завернутые вместе в папиросную бумагу. Это она сунула в сложенную юбку. Наверх положила кое-какую косметику: пудреница хранилась в сумочке, но она выбрала два тюбика помады, тональный крем, который только что начала, и тушь. Еще расческу из свиной щетины. Сложив сумку, она спрятала ее под кровать. К десяти ничего не подозревающий Джоуи отвезет ее в аптеку, и они с Артуром уедут прямо оттуда. Она уже написала записку маме и папе. Она положит ее под подушку, а кровать застилать не станет. Мама прибежит в комнату, рассердится из-за того, что Лиллиан не убрала кровать, и найдет записку. А дальше – кто знает? От одной мысли об этом у Лиллиан по коже пробежали настоящие мурашки.
1946
Лиллиан не сказала бы, что хорошо знает Артура, но об этом она думала только тогда, когда его не было рядом. В течение дня она пыталась радоваться своей квартире в высоком кирпичном здании с белой отделкой, напоминавшей ей о школе, и коротким прогулкам по кварталу. У нее была маленькая, но теплая ванная, регулярная подача горячей воды и глубокая, удобная ванна. У нее была газовая плита, и каждый раз, когда она проверяла горелку, огонек все еще горел. Неподалеку был парк, граничивший с психиатрический лечебницей, но Лиллиан предпочитала узкие петляющие улочки и иногда ездила на трамвае гулять по районам. Больше всего ей нравились Джорджтаун и Вудли-Парк. Она любила ходить за покупками в супермаркет «Гигант», и ей особенно нравились хлопья «Чириос». После почти двадцати лет овсянки эти хлопья постоянно доставляли ей удовольствие.
Осенью она осмотрела самые разные достопримечательности в округе, сначала с Артуром, потом самостоятельно: Смитсоновский институт, Капитолий, мемориалы – и все это на жутком ветру. По правде говоря, лучше всего они провели время перед самым Рождеством, когда ледяная буря заморозила все вишневые деревья вдоль Потомак-драйв, а потом выглянуло солнце и лед начал искриться. В тот день даже не было холодно. Они шли, распахнув пальто, смеясь и наслаждаясь сверкающей чернотой веток. Но теперь она была уже на четвертом месяце беременности и, хотя с виду не скажешь, она это чувствовала, поэтому оставалась дома, втайне считая, что множество лестничных пролетов между входной дверью и квартирой дважды в день – достаточная физическая нагрузка. Что им делать, когда появится ребенок и понадобится коляска, Лиллиан понятия не имела, но верила, что Артур обо всем позаботится.
Она знала, что Артур – ровесник Фрэнка, что войну он провел в Вашингтоне и служил дешифровщиком в УСС[83]; что он говорит по-немецки и по-французски; что семья его матери родом из Нового Орлеана; что он учился в колледже Уильямса в Массачусетсе. Его отец, полковник Мэннинг, иногда навещал их. Он жил в Шарлоттсвилле, Виргиния. Когда он приходил и уходил, то слегка наклонялся, чтобы Лиллиан поцеловала его в правую щеку, и всегда брал ее правую руку в свою и три раза хлопал по ней левой рукой. У него были такие же блестящие глаза, как у Артура, но он не умел рассказывать истории, как Артур. Мать Артура умерла. Она была очень красивой. Из всего того, о чем они никогда не говорили, она была главной тайной. Лиллиан знала ее лишь по фотографии на каминной полке. Она напоминала Грету Гарбо со светлыми волосами. Иногда Лиллиан казалось, что эта фотография – уже слишком. Самой Лиллиан никогда не стать такой красавицей, а из-за беременности она с каждым днем блекла все больше. Например, у нее выпадали волосы. Их не надо было даже вычесывать, они сами падали. Первая жена Артура, Элис, тоже была красавицей. Ее фотография стояла возле фото матери, потому что, по словам Артура, кроме него, ее никто уже не помнил. Она была единственным ребенком в семье; отец исчез, когда ей было три года, а мать скончалась от воспаления легких вскоре после их с Артуром свадьбы. Лиллиан не возражает?
Нет, Лиллиан не возражала, когда Артур сидел рядом с ней на диване, держал ее за руку и просил перечислить имена всех ее родственников: Герман Аугсбергер, Августина Аугсбергер, Отто Фогель, Мэри Фогель, Розанна Фогель, Рольф Фогель, Элоиза Фогель Зильбер, Курт Фогель, Джон Фогель, Гас Фогель, Лестер Чик, Энид Чик, Уилмер Лэнгдон, Элизабет Лэнгдон, Уолтер Лэнгдон, Фрэнк Лэнгдон, Джозеф Лэнгдон, Генри Лэнгдон, Клэр Лэнгдон, Бадди Фогель, Джимми Фогель, Гэри Фогель. Неважно, что Уолтер с ней не разговаривает (хотя Розанна ее простила) или что Артур пока ни с кем из них не знаком; все это родственники, которые будут у его сына или дочери (Тимоти или Деборы), и их великое множество.
– Ты когда-нибудь чувствовала себя одинокой, дорогая? – спрашивал Артур, и Лиллиан всегда отвечала:
– Нет.
Но, конечно, она чувствовала себя одинокой сейчас, когда Артура
