друзей, а в том, насколько близок человек должен был быть к Сталину, чтобы первым пасть его жертвой. Юлиус всегда утверждал, что величайшая ошибка Троцкого заключалась в том, что он оставил Сталина в Кремле. Он не должен был ни на мгновение верить Сталину. Элоиза же спрашивала: ну откуда он мог знать, у него было много дел, а в пределах одной организации доверие необходимо. А потом еще эти процессы. «Может, казненные все-таки были в чем-то виновны», – говорила Элоиза; «Нет, не были», – утверждал Юлиус. И так далее и тому подобное. Так что Фрэнк был уверен, что Сталин просто ждет, чтобы перегруппироваться, а потом пойдет на запад, и начнется очередная война. Но Рубен и Корнхилл с ним не согласились. Корнхилл считал, что Сталину вообще нет дела до Европы и он сосредоточится на том, чтобы заново отстроить уничтоженные немцами города – Сталинград, Ленинград, Харьков.
– Побеспокоимся о нем через десять лет, – сказал Корнхилл.
Рубену было все равно. Он считал, что во Франции и Германии, не говоря уж об Италии, такой бардак, что пусть Сталин их забирает. Он сказал вот что:
– Моих денег на то, чтобы отремонтировать эту свалку, они не получат.
– Вот уж не думал, что ты платишь налоги, – сказал Фрэнк.
Рубен пожал плечами.
– Ну, ты понимаешь, о чем я. Мы свое дело сделали. Я знал кое-каких коммуняк в Джерси-Сити. – Он закатил глаза.
Для Джо день рождения Лиллиан означал, прежде всего, начало сбора урожая – в те годы, когда им везло. Об этом он никому не говорил и радовался угощению, которое Розанна всегда готовила на день рождения. Сбор урожая требовал тяжелого труда, и ему нужно было основательно подкрепиться, например, тортом в семь слоев, остатки которого он к тому же мог забрать домой, поскольку Лиллиан следила за своим весом. Впрочем, в этом году они с Уолтером и Джоном увязли возле забора на территории дедушки Уилмера, где почва была чересчур влажной, и дедушке Уилмеру потребовалось два часа, чтобы пригнать с другого конца фермы собственный трактор и вытащить их. Джо знал, что виноват он сам – надо было пройти эту часть поля пешком. Однако папа не злился. Он и сам не пошел пешком. По дороге домой Уолтер сказал:
– Когда-нибудь я дам тебе список всех моих ошибок и список ошибок отца, которые, как я полагал, мне не грозили. Можешь их сравнить.
Когда они пришли домой, все уже собрались, и выяснилось, что они ничего не пропустили: ни жареные ребрышки, ни запеченный картофель, ни рогалики. Сквозь дверь-ширму Джо заметил Лоис, которая сидела около стола и за чем-то пристально наблюдала. Не имело значения, что это; Лоис постоянно за чем-нибудь наблюдала, даже за мухами на потолке. Лиллиан читала у себя в комнате, делая вид, что это вечеринка-сюрприз. Выдохнув, Уолтер закинул шапку на крючок и начал умываться. Джо стянул сапог и услышал мамин голос:
– Честное слово, это вполне в его духе – сказать, что мы должны объяснить, как сделать атомную бомбу, просто из вежливости, как будто это рецепт пончиков.
Минни, которую Джо не видел, сказала:
– Все ученые говорят, что это легко вычислить. Чем больше мы станем повторять, что это наша тайна, тем сильнее они захотят ею обладать.
Минни была сама на себя не похожа – говорила уверенно и как будто даже спорила.
Уолтер открыл дверь со словами:
– Это вы о ком?
– А ты как думаешь? – ответила Розанна. – О Генри Уоллесе[80]. По радио говорят, будто он заявил сенату, что мы должны отдать русским бомбу.
– А тебе-то какое дело? – спросил Уолтер.
– Ох, он меня жутко раздражает! – воскликнула Розанна. – Всегда раздражал.
Уолтер глянул на Джо, скорчил едва заметную гримасу и сказал:
– С чего вдруг? Ведь, насколько нам известно, он тебе не родственник и не друг семьи?
– Ему же хуже. Если бы был, тогда не указывал бы людям с рождения, как им жить.
Розанна нахмурилась. Джо подошел и поцеловал ее в лоб. Спор затих. Минни, как выяснилось, заглянула всего на минутку, оставив миссис Фредерик, когда та уснула, поэтому она взяла тарелку с ужином и побежала домой. Лоис и Клэр стали накрывать на стол.
Возможно, если бы Уолтер так не вымотался и не злился из-за увязшего в грязи трактора, спор на этом и закончился бы, но в самый неподходящий момент, когда все уже поели и подумывали о добавке, когда Розанна встала, подняла нож и вилку и обратила взор к жареному мясу, Уолтер сказал:
– Я думаю, было бы лучше, если бы Уоллес был президентом, а не вице-президентом. Мне он нравится больше, чем Трумэн. Он многое знает, о многом думает. Трумэн – сорвиголова.
– Да, и если бы он был родом из Индепенденса, Айова, вместо Индепенденса, Миссури, тебя бы это устраивало. Просто он открыто выражает свое мнение.
Кажется, Джо никогда не слышал, чтобы родители спорили о политике, особенно на повышенных тонах. Они с Лиллиан переглянулись.
– Мой учитель по науке говорит, что в Хиросиме не нашли никакой радиации и японцы все врут, – сказал Генри.
– Зачем вы обсуждаете это в школе? – спросила Розанна.
– Мы обсуждали это в пятницу и сегодня. Две девочки заплакали, поэтому он так сказал. Он сказал, что там осталось пять зданий и погибло сто тысяч человек. Одно здание стояло довольно далеко, а взрывная волна была такая горячая, что опалила стулья в этом доме, несмотря на закрытые окна. Пять тысяч градусов.
– И Генри Уоллес хочет
