В живописном Любече, охранявшем подступы к Киевской земле с севера, жил в середине X в. некий Малко Любечанин. Его дочь Малуша была ключницей княгини Ольги, а сын Добрыня, очевидно, служил князю. В былинах о Добрыне сохранилась память о том, что он был при княжеском дворе «конюхом да приворотничком», но потом стал уже не слугой, а придворным — «он стольничал-чашничал девять лет».
Малуша Любечанка стала одной из наложниц Святослава, и у нее родился сын Владимир, которого долго потом корили его происхождением, называя «робичичем», «холопищем». Если бы не особая удача, то сын ключницы мог бы затеряться в толпе «отроков» и слуг на княжеском дворе. Но его дядя Добрыня однажды воспользовался тем, что законные сыновья князя, Ярополк и Олег, отказались ехать в далекую северную факторию Руси — Новгород, и предложил послать туда своего племянника. Так юный робичич Владимир стал князем-наместником в маленьком городке на озере Ильмень.
Когда между его братьями после трагической гибели Святослава вспыхнула усобица, разжигаемая варягом Свенельдом, и Олег Древлянский был убит, Добрыня и Владимир двинулись походом из Новгорода в Киев, покорив по дороге Полоцк, важный торговый пункт на Западной Двине. Здесь Владимир силой взял себе в жены Рогнеду, дочь полоцкого князя. В русских былинах отражены и борьба Олега со Свенельдом, и женитьба Владимира при посредничестве Добрыни.
Ярополк был убит во дворце двумя варягами из войска Владимира, и сын рабыни стал великим князем киевским, а Добрыня — воеводой, вершившим дела Руси.
Первым государственным делом Владимира было изгнание из Киева варягов-наемников; затем он установил языческий культ шести богов во главе с богом грозы и войны — Перуном.
Ряд удачных походов на Польшу, на Вятичей, Литву, Радимичей, Болгар и Хорватов (в Закарпатье) значительно расширил и упрочил Русь как государство всех восточных славян.
Довольно аморфное раннефеодальное государство Киевскую Русь правительство Владимира стремилось охватить новой административной системой, построенной, впрочем, на типичном для этой эпохи слиянии государственного начала с личным: на место прежних «светлых князей», стоявших во главе союзов племен, Владимир сажает своих сыновей:
Новгород — Ярослав; Муром — Глеб;
Полоцк — Изяслав; Древлянская земля — Святослав;
Туров — Святополк; Волынь — Всеволод;
Ростов — Борис; Тмутаракань — Мстислав.
От Киева к этим отдаленным городам прокладываются «дороги прямоезжие», нашедшие отражение в былинах, связывающих их с именем Ильи Муромца.
Но по-прежнему оставалась нерешенной главная задача внешней политики Руси — оборона от печенежских племен, наступавших на Русские земли по всему лесостепному пограничью.
Летопись вкладывает в уста князя Владимира следующие слова:
«— И рече Володимер: «Се не добро, еже мало город около Кыева — И нача ставити городы по Десне и по Въстри [р. Остру], и по Трубешеви, и по Суле, и по Стугне. И нача нарубати [ «набирать»] муже лучьшее от Словен и от Кривичь, и от Чюди, и от Вятичь, и от сих насели грады. Бе бо рать от печенег и бе воюяся с ними и одалая им»[517].
Эти слова летописи содержат исключительно интересное сообщение об организации общегосударственной обороны. Владимир сумел сделать борьбу с печенегами делом всей Руси, почти всех входивших в ее состав народов. Ведь гарнизоны для южных крепостей набирались в далеком Новгороде, в Эстонии (Чудь), в Смоленске и в бассейне Москвы-реки, в землях, куда ни один печенег не доскакивал. Заслуга Владимира в том и состояла, что он весь лесной север заставил служить интересам обороны южной границы, шедшей по землям Полян, Уличей и Северян.
Из пяти рек, на которых строились новые крепости, четыре впадали в Днепр слева. На Левобережье крепости были нужны потому, что здесь меньше было естественных лесных заслонов, и степь доходила почти до самого Чернигова.
Теперь же, после создания оборонительных линий, печенегам приходилось преодолевать четыре барьера. Первым был рубеж на Суле, которая двести лет служила границей между русскими и кочевниками. В «Слове о полку Игореве» воспевается Сула, текущая «серебряными струями», а Половецкая земля иносказательно изображается так: «комони ржут за Сулою». В устье Сулы археологи раскопали крепость-гавань, куда могли заходить во время опасности днепровские суда: укрепленная гавань носила характерное название — Воинь. Далее по Суле крепости стояли на расстоянии 15–20 км друг от друга.
Если печенеги преодолевали этот рубеж, то они встречались с новым заслоном по Трубежу, где был один из крупнейших городов Киевской Руси — Переяславль. Если и это препятствие печенегам удавалось взять или обойти, то перед ними открывались пути на Чернигов и Киев. Но перед Черниговом лежали оборонительные линии по Остру и Десне, затруднявшие подход к этому древнему богатому городу.
Для того чтобы попасть с левого берега Днепра к Киеву, печенегам нужно было перейти реку вброд под Витичевом и затем форсировать долину Стугны. Но именно по берегам Стугны Владимир и поставил свои крепости.
Археологические раскопки в Витичеве открыли на высокой горе над бродом мощную крепость конца X в. с дубовыми стенами и сигнальной башней на вершине горы. При первой же опасности на башне зажигали огромный костер, и так как оттуда простым глазом был виден Киев, то в столице тотчас по пламени костра узнавали о появлении печенегов на Витичевском броде.
Серебряная монета князя Владимира с надписью: «Владимир на столе» (на престоле)
Стугнинская линия окаймляла «бор велик», окружавший Киев с юга. Это была уже последняя оборонительная линия, состоявшая из городов Треполя, Тумаща и Василева и соединявших их валов. В глубине ее, между Стугной и Киевом, Владимир построил в 991 г. огромный город-лагерь, ставший резервом всех киевских сил, — Белгород.
Постройка нескольких оборонительных рубежей с продуманной системой крепостей, валов, сигнальных вышек сделала невозможным внезапное вторжение печенегов и помогла Руси перейти в наступление. Тысячи русских сел и городов были избавлены от ужасов печенежских набегов.
Об этой пограничной линии писал русский летописец, современник Владимира, писал западный епископ Бруно, ехавший из Киева в Печенегию, об этих же порубежных крепостях-заставах пел свои песни народ:
На горах, горах да на высоких,На шоломя [холме] на окатистом,Там стоял да тонкий бел шатер.Во шатре-то удаленьки добры молодцы…Стерегли-берегли они красен Киев-град.
Крепостная стена Белгорода. Конец X в. Реконструкция
Князь Владимир испытывал большую нужду в крупных военных силах и охотно брал в свою дружину выходцев из народа, прославившихся богатырскими делами. Он приглашал и изгоев, людей, вышедших поневоле из родовых общин и не всегда умевших завести самостоятельное хозяйство; этим князь содействовал дальнейшему распаду родовых отношений в Деревне.
Изгойство перестало быть страшной карой — изгой мог найти место в княжеской дружине.
Победы над печенегами праздновались всенародно и пышно. Князь с боярами и дружиной пировал на «сенях» (на высокой галерее дворца), & на дворе ставились столы для народа. На эти пиры съезжались «посадники и старейшины по всем градом и люди многы», «бесчисленное множество народа».
Знаменитые пиры Владимира, являвшиеся своеобразным методом вовлечения в дружину, воспеты и в былинах в полном согласии с летописными записями:
Во стольном городе во Киеве,У ласкова князя у ВладимираБыло пированьице почестей пирНа многих на князей на бояров,На могучиих на богатырей,На всех купцов на торговыих,На всех мужиков деревенскиих.
Народ создал целые циклы былин о князе Владимире Красном Солнышке, о Добрыне, об Илье Муромце, о борьбе с Соловьем-Разбойником, олицетворением племенных князьков, о походах в далекие земли, о борьбе с жестокими языческими обычаями и о крепких заставах богатырских, охранявших Киевскую Русь от «силушки поганой».
Город-замок на Днепре у с. Чучинка. Реконструкция по данным раскопок В. О. Довженка
Как устный учебник родной истории пронес народ торжественные и величественные напевы былин через тысячу лет своей многотрудной жизни, дополняя былины новыми героями, новыми событиями и обращаясь к ним в тяжелые годы бедствий.
Героическая эпоха Владимира (980—1015 гг.) была воспета и феодальным летописцем и народом потому, что в главных своих событиях она сливала воедино феодальное начало с народным, политика князя объективно совпадала с общенародными интересами.
