Особое место занимали слухи о легендарном конфликте Верховного главнокомандующего и Распутина (о нем упоминалось в цитировавшихся уже воспоминаниях Шавельского).
Некая жительница Томска сообщала в августе 1915 года члену Государственной думы А.С. Суханову о сцене, свидетельницей которой она стала на борту парохода, направлявшегося в Тобольск. Среди пассажиров был и Распутин. Публика на палубе развлекалась тем, что глумливо расспрашивала пьяного «старца»: «А как, Гриша, тебя Николай Николаевич принимал?» В ответ «Гриша» сердито бормотал: «Не был я там, ничего не знаю»1130. Можно предположить, что слух о «телеграмме» Распутина и угрозе со стороны решительного Верховного главнокомандующего со временем превратился в слух о каком-то позорном наказании, которому грозный великий князь якобы уже подверг «старца».
Современники сообщали, что на фронте многие военнослужащие буквально боготворили Верховного главнокомандующего. Солдат, находившийся в действующей армии, сообщал в частном письме в феврале 1915 года: «Ты не удивляйся, что все так хорошо устроено. Это все Великий Князь, который стал у нас вторым Суворовым. Мы Ему верим и свою жизнь вручаем смело в Его руки. Он много сделал и сделает»1131. Другой военнослужащий писал с фронта в марте: «Николая Николаевича чуть не обожают»1132.
И в тылу великий князь был необычайно популярен. Некий житель Петрограда писал в январе 1915 года в частном письме: «Имея такого талантливого, серьезного и строгого Главнокомандующего и таких доблестных помощников, как Иванов, Рузский, Брусилов, Радко Дмитриев, Лечицкий и т.д., – мы не можем не победить»1133.
В этом случае Верховный главнокомандующий окружен созвездием известных российских генералов, прославлявшихся патриотической пропагандой. В других же частных письмах речь идет только о нем, подчеркивается уникальное, исключительное полководческое мастерство великого князя, настоящего спасителя отечества: «Приходится еще удивляться тому, как еще Верховный Главнокомандующий сдерживает такой натиск Немцев. Не будь Его, Немцы уже давно были бы в Москве, и Россия после войны воздаст Ему должное», – писал житель Московской губернии в январе 1915 года. Исключительную роль великого князя подчеркивал и рядовой солдат, находившийся на фронте: «Все наши победы только и достались нам благодаря отрезвлению страны и назначению Верховным Главнокомандующим Николая Николаевича, которого мы, солдаты, все любим за его правду и стойкость»1134.
Отсутствие других полководцев, которые хоть в какой-то степени могут быть сопоставлены с великим князем, в данном случае рассматривается как важная причина военных неудач, и, напротив именно неустанная деятельность самого Верховного главнокомандующего создает условия для побед русской армии. Сестра милосердия передавала рассказы солдат, находящихся на излечении: «И оттого мы побеждаем, что хороший главнокомандующий, – будь бы еще другой такой, мы бы уж давно в Берлине были. А то вот его и с нашей-то земли согнать не можем»1135.
Даже несмотря на страшные поражения русской армии весной и летом 1915 года, Верховный главнокомандующий сохранял немалую долю своей популярности, ответственность за военные неудачи возлагалась на различных генералов и офицеров. Командир 2-й Сибирской казачьей бригады Н. Волжин писал в частном письме в июне 1915 года (показательно, что так описывал ситуацию высокопоставленный офицер):
Нам по плечу бороться с немцами храбростью, и в этом наша армия выше, но не порядком, т.е. быстрыми сосредоточениями и прорывами. Одно наше спасение, что Верховный Главнокомандующий – богатырь, а не какой-нибудь генералишка, неавторитетный и размазня. Да и того не слушают, хотя и боятся в дрожь. Для слишком многих вся война свелась к добыванию боевых отличий и орденов, поменьше тратя крови, да и просто издали и вовсе не тратя. Штабные отличаются в этом: какая-то вакханалия. Верховный Главнокомандующий обуздывает, без большого, впрочем, успеха. Да и как обуздывать, когда совершенно не боятся совести и никого и ничего не стыдятся.
За Львов я постарел сразу. ГОСУДАРЬ ведь посетил и Львов и Перемышль, и как же так? Значит не предвидели возможности? Почему не предвидели? Мне за Верховного Главнокомандующего добела досадно. Плохо, вероятно, исполняют Его волю1136.
Упоминаемые выше открытки и литографии могли подтверждать слухи об исключительной храбрости великого князя, проявлявшейся им непосредственно на поле боя. Между тем это никак не соответствовало действительности, хотя некоторые подписи к фотографиям, печатавшимся в виде почтовых карточек, прямо дезориентировали потребителя. Так, надпись на открытке, выпущенной издательством Д. Хромова и М. Бахраха в 1914 году, гласила: «Его императорское высочество великий князь Николай Николаевич и Свиты Его Величества генерал-майор Воейков на позиции». Та же подпись сопровождала и фотографию, опубликованную в журнале «Огонек»1137. В действительности этот снимок был сделан в Ставке Верховного главнокомандующего, во время совместной прогулки по близлежащему лесу.
Дезориентировала читателя и подпись к фотографии К. Буллы, опубликованной в журнале «Солнце России»: «Его Императорское Высочество Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич изволит осматривать позиции»1138. У читателей журнала могло создаться ложное впечатление, что речь идет о поездке Верховного главнокомандующего на передовые позиции. В действительности же воспроизводился снимок, сделанный еще до войны на маневрах.
Вопреки активно распространявшемуся и широко распространенному мнению, грозный великий князь был необычайно осторожен в тех случаях, когда речь шла о его собственной безопасности, и даже, по мнению ряда современников, порой чрезмерно опаслив. Он, например, упорно противодействовал стремлениям своих сотрудников, желавших чаще показывать популярного полководца войскам. М.К. Лемке сравнивал поведение великого князя и Николая II уже после того, как царь принял на себя верховное командование, и сравнение это, по мнению людей осведомленных, было не в пользу великого князя: «Всем нравятся частые поездки царя к войскам; Николай Николаевич ездил только в штабы фронтов, а войск почти не видел»1139.
Служивший в Ставке контр-адмирал А.Д. Бубнов, хорошо относившийся к великому князю, объяснял его отказы выезжать к войскам нежеланием Верховного главнокомандующего бросать символический вызов царю: тем самым он якобы демонстрировал свою лояльность императору: «…великий князь никогда не посещал войска на фронте, всегда предоставляя это делать государю, так как опасался вызвать такими посещениями подозрение в искании популярности среди войск. Между тем посещение великим князем войск, среди которых он действительно пользовался легендарной популярностью, могло бы, особенно в критические моменты операций, значительно способствовать благоприятному их ходу»1140.
Однако близкий к великому князю протопресвитер военного и морского духовенства, признавая нежелание Верховного главнокомандующего покидать свою Ставку, указывал и на другие причины отказа посещать войска: «Как уже говорил я, легендарная слава Верховного росла помимо его воли, иногда и независимо от его действий. Было бы безумием с нашей стороны ослаблять ее. Вера армии и народа в вождя – первый залог успеха, – так рассуждали мы. Для поддержания и закрепления такой веры необходимо было личное, живое общение Верховного с войсками; нужно было, чтобы великий князь чаще появлялся среди войск, а последние чаще видели его, слышали его живое слово, чувствовали его близость к ним. Я лично был решительным сторонником, чтобы Верховный изредка заглядывал и в окопы. … Но все мы сходились в одном, что великий князь должен выезжать из Ставки ближе к войскам и фронту. По этому поводу я раз беседовал с начальником Штаба. Последний согласился со мною, говорил затем с самим Верховным, но тот упорно отклонял всякие поездки». Лишь позднее настойчивым чинам Ставки удалось организовать несколько поездок великого князя в войска. Шавельский, весьма положительно относившийся к Верховному главнокомандующему, писал, однако, что его решимость пропадала там, где ему лично начинала угрожать серьезная опасность. Разумеется, речь и не шла об организации полетов великого князя на аэроплане, но даже к обычным для того времени поездкам на машине он относился крайне осторожно. Он, по свидетельству Шавельского, «до крайности оберегал свой покой и здоровье; на автомобиле он делал не более 25 верст в час, опасаясь несчастья; он ни разу не выехал на фронт дальше ставок Главнокомандующих, боясь шальной пули»1141.
