— Там на Буяне ты назвал его сволочью. Почему? — спросила Василиса.
— Потому что не только Лебедь копает на меня, но и я временами копаю на Лебедь, — вздохнул он. — А Леший — не просто ее правая рука, но еще и главный хранитель ее Артехранилища. Он появился из ниоткуда и прошелся по головам, чтобы занять свое место. И не чурается продолжать в том же духе, чтобы на нем удержаться. И те, кто лишился работы по его милости, с удовольствием рассказывают о нем разное. Но все свои интриги он проворачивает так аккуратно и чисто, что доказать что-либо невозможно. Понятия не имею, почему Лебедь держит его при себе. Впрочем, пока он на Буяне и не касается нас, нет смысла думать об этом. Забудь о нем. И собирайся, у меня не так много времени, чтобы довести тебя до работы.
Этим утром дверь в подсобку Данилы оказалась заперта. Василиса постучала пару раз, подождала для верности, но никто не ответил. Она пожала плечами, поднялась на второй этаж и обнаружила там почти все население Конторы, столпившееся возле двери кабинета Баюна. Бывшего кабинета Баюна. Рядом с окном, обняв себя за плечи, стояла Варвара. К ней-то Василиса и подошла.
— Что происходит? — спросила она.
— Новое начальство пожаловало, — ответила Варвара. — Желает свести знакомство с подчиненными.
В голосе ее не было ни восторга, ни интереса. И Василиса вполне разделяла ее чувства. Новое начальство… Так быстро? Разумеется, она понимала, что кого-то на место Баюна поставят, но не думала, что это произойдет уже сегодня. И потом, в очень редких случаях отсутствия кота его полномочия обычно брал на себя Сокол, а на его место вставал его заместитель. Но, видимо, кредит доверия к Финисту со стороны Буяна все же был исчерпан.
Дверь открылась, и из приемной показался парнишка лет двадцати.
— Прошу проходить, — пригласил он.
Сотрудники потянулись вереницей внутрь, Василиса шла за Варварой и не сразу разглядела того, кто сидел за дубовым столом. А когда разглядела, испытала жгучее желание позвонить Кощею и попросить забрать ее отсюда.
— Что ж, всем доброе утро, — сказал Леший, вставая с кресла. — Меня зовут Вячеслав Павлович. Поскольку наша досточтимая царица решила, что ваш прежний начальник сможет принести больше пользы на Буяне, некоторое время вашей работой здесь буду руководить я. С кем-то я уже знаком, — он кивнул Василисе и мимолетно улыбнулся, — с остальными мне только предстоит познакомиться. Но уверен, нас ждет плодотворное сотрудничество. Так же прошу любить и жаловать моего помощника, — он указал на паренька, открывшего им дверь, — Егора. Если что-то понадобится, обращайтесь к нему, он незамедлительно мне обо всем доложит. А теперь можете возвращаться к работе.
— Свалился на наши головы, — буркнул Горбунок, когда они все вышли в коридор и дверь в приемную закрылась. — Василиса, я жду тебя сегодня.
Василиса кивнула.
Она тоже ждала их встречи. Удивительно, но сеансы с Горбунком помогали. Он заставил её вернуться в тот момент, когда она сбежала из Тридевятого, заново взглянуть на ту себя и признать, что в том состоянии, в котором она пребывала тогда и много лет до этого, она не в состоянии была принять ни одного взвешенного, адекватного решения. Уже то, что она решилась сбежать, что-то изменить, было настоящим чудом.
— Легко судить себя прошлого из состояния сейчас, — говорил Горбунок. — Но это все равно, что взрослому человеку обвинять себя в том, что младенцем он облизывал игрушки, лежащие на полу.
Сложно было с этим не согласиться. Ей понадобилось девятнадцать лет, семнадцать из которых она провела в безопасности под боком у Кощея, чувствуя его поддержку и защиту, чтобы в полной мере осознать, что именно происходило у них с Иваном, признать свои ошибки, простить и отпустить его. Она вспоминала ту себя и плакала. Она вообще не могла вспомнить, чтобы плакала столько и так, как в этом кабинете, но каждый раз становилось легче, словно слёзы были ощутимым грузом, и избавляясь от них, она избавлялась от лишнего веса за плечами. Что она могла тогда, не имея возможности потребовать развод или хотя бы просто уйти? Нет, она бы не оставила своего ребенка, пока он был мал. Украсть сына и сбежать с ним? По ночам ведь сила была при ней, она смогла бы отвести глаза страже, незамеченной выбраться из терема, спрятаться в лесу… Эта мысль ни разу не пришла ей в голову тогда, так глубоко в ней была укоренена идея, что она женщина и любая попытка пойти против мужа не закончится для нее ничем хорошим.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И потом… Это был бы страшный удар для Ивана. Он лишился бы единственного наследника. А Алексей лишился бы трона. А он стал хорошим царем.
— И что мне делать? — спросила Василиса Горбунка. — Сходить к Алексею? Попробовать поговорить?
— Это только ты можешь решить, — ответил Конек.
Но решение не желало приходить.
— Не торопись, — советовал он ей. — Ты не обязана что-то делать прямо сейчас. Позволь этому созреть в тебе.
И он был прав. А пройти в Тридевятый она сможет и из Нави. Возможно, ей стоило еще раз попытаться научиться ходить зеркалом, тогда бы ей не пришлось тревожить этим Кощея… И еще нужно будет написать Баюну…
Василиса вздохнула и направилась к своему кабинету, у которого уже поджидала ее охрана в лице воробья Юрия. Работу никто не отменял. Впрочем, по пути она все равно отправила мужу сообщение о том, кто нынче сидит в удобном вольтеровском кресле.
Агату Демьян привел за руку. Она шла, опустив плечи, и за спину ей падала криво заплетенная растрепанная коса. Она стала плести ее с тех пор, как начала встречаться с Елисеем, видимо, в угоду царевичу, но получалось из рук вон плохо.
— Василиса Петровна, нам с вами надо поговорить, — сказал Демьян, косясь на Юрия.
Юрий попытку не оценил, хмыкнул и остался на своем стуле.
— Юра, пожалуйста, подождите в коридоре, — попросила Василиса, чувствуя себя ужасно неловко перед своим охранником.
— Василиса Петровна… — недовольно начал Юрий.
Василиса подавила тяжелый вздох.
— Демьян, как мы ласково зовем дома Мунина и Хугина? — спросила она.
— Муня и Гуня, — недоуменно ответил мальчик, а потом добавил, усмехнувшись. — Ну или «ах вы ж псины этакие, вы чего опять натворили?»
Последнее явно принадлежало Кощею и произносилось в ее отсутствии, и Василиса решила, что сейчас не будет об этом думать, а вот вечером дома поговорит с мужем о том, какие слова можно и нельзя употреблять по отношению к их собакам.
— Видите, Юрий, все нормально, — улыбнулась она. — Это просто дети. Пожалуйста, дайте нам поговорить.
Воробей покачал головой, но кабинет покинул. Демьян плотно закрыл за ним дверь и вернулся к сестре, которая так и стояла на месте, опустив голову и свесив руки по бокам.
— Что случилось? — нахмурилась Василиса.
— Василиса Петровна, можно я купол поставлю? — вместо ответа спросил Демьян.
Василиса кивнула.
Купол он поставил с первой попытки. Василиса ощутила волну магии, что обволокла пространство вокруг них, заключив в непробиваемую сферу. До этого она ни разу не видела, как Демьян колдует. И теперь невольно испытала беспокойство. Одно дело было слышать от Кощея, что мальчик — сильный маг, другое — прочувствовать это. Ему нужно было практиковаться: для купола вовсе не требовалось столько силы, сколько он вложил, и при должном исполнении он был не ощущаем, но именно эта ошибка и впечатляла. С другой стороны, Кощей был прав, и Демьяну требовался хороший учитель, и сам Кощей был бы идеальным вариантом, если бы не хотел затащить для этого мальчишку в Навь.
Василиса уже несколько раз ловила себя на том, что задумывалась, как бы это могло быть здесь, в этом мире. Пожалуй, она могла бы согласиться с тем, чтобы мальчик жил с ними. Она слишком хорошо знала своего мужа, чтобы хоть на минуту усомниться, что он не привьет своему ученику железную дисциплину, а значит, это могло бы быть вполне тихое и мирное сожительство. Да, она больше не хотела детей. Но ведь речь в первую очередь шла о тех детях, которых она могла родить сама. Как она могла хотеть родить еще, если до сих пор иногда по ночам слышала плачь новорожденного Алексея, которого уносили от нее? И эти кошмары были куда страшнее когда-то снившихся ей Кощеевых подземелий. Но это ведь будет не такой ребенок. И они с Кощеем могли бы оформить опеку над ним и дать ему нормальную жизнь. В конце концов, они смогли бы устроить его в школу, обеспечив ему хотя бы домашнее обучение. Чтобы потом у него был выбор. Чтобы оставить за ним оба мира. Возможно, они смогли бы даже сделать что-то для Агаты…
