той только целью, чтобы истребить как можно более своего народа, который сделался для него опасным.
Здесь уже царь не тот «батюшка», «Божий помазанник», каков по обыкновению был в глазах крестьянства. Здесь уже пропадает идея о назначении царя самим Богом, о том, что царь есть заместитель Его на земле, лицо чуть ли не божественного происхождения, и, во всяком случае, неприкосновенное.
Т. Я. Ткачев 15 октября
Изнурительные переходы и инфекции в данном районе могут оказаться для нас роковыми. Те остатки дивизии, которые теперь почти собраны, те «кукурузники», которые спаслись от бризантных снарядов немецкой артиллерии, которые удрали, «спрятались в кукурузных полях», теперь могут погибнуть от холеры.
Желудочно-кишечные расстройства не прекращаются. Условия жизни плохи: уже дней 10 солдаты не получают хлеба. Здесь, в Добрудже, – чужбина. Есть – нечего, пить – нечего. Вестей с родины – нет. Беспорядок, неразбериха. Становится так понятно нежелание солдат сражаться, что все умные намерения кажутся глупой, недостойной игрой.
«Если не можешь играть на простой флейте, зачем берешься за игру на человеческой душе?»
Из двадцати, примерно, тысяч у нас теперь две с лишним тысячи «человеческих душ со штыками». Сыграть на них можно только жалкий «реквием», так как при первом же выстреле солдаты разбегутся. Правда, у нас остались обозы и санитарные учреждения, но солдаты деморализованы чрезвычайно. Не может быть двух мнений об их дальнейшей пригодности. Они способны только на отступление. Если офицеры искренно радуются легкому ранению, которое дает им право на эвакуацию, то чего же ждать от солдат? Они хотят одного: уйти отсюда подобру-поздорову.
Е. Т. Курохтин, 16 октября
О войне писать нечего, мы ожидаем может будет скоро мир но нет даже нисколько ничуть ни одного словечка о мире. Надоело мотаться по чужой стороне. Мотаемся как собаки а толку нет, это не война, а истребление мира больше ничего. Каждый день гоняют солдат как баран на бойню и там их убивают, потом давай других.
Кругом все война, да убийство, грабеж и хорошего ничего нет, кругом нас обижают не хуже вашего, вас грабят, нас убивают это все Богом допущено.
3. Н. Гиппиус, 16 октября
Все по-прежнему. На войне германцы взялись за Румынию – плотно. У нас, конечно, нехватка патронов. В тылу – нехватка решительно всего. Карточный сахар.
Говорят о московских беспорядках. Но все как-то… неважно для всех. <…> Протопопов захлебнулся от счастия быть министром (и это бывший лидер знаменитого думского блока!). Не вылезает из жандармского мундира (который со времен Плеве, тоже любителя, висел на гвоздике), – и вообще абсолютно неприличен.
Штюрмер выпустил Сухомлинова (история, оцени!). Царь не любил «белого дядю» Горемыкина; кажется, – он надоедал ему с докладами. Да, впрочем – кого он любит? Родзянку «органически не выносит»; от одной его походки у «charmeura» «голова начинает болеть» и он «ни на что не согласен».
С «дядей» приходилось мучиться, – кем заменить? Гришка, свалив Хвостова, – которого после идиотской охранническо-сплетнической истории, будто Хвостов убить его собирался, иначе не называл, как «убивцем», – верный Гришка опять помог:
«… Чем не премьер Владимирыч Бориска..?»
И вправду – чем? Гришкина замена Хвостова Протопоповым очень понравилась в Царском: необходимо сказать, что Протопопов неустанно и хламиду Гришкину целует, и сам «с голосами» до такой степени, что даже в нем что-то «Гришенькино», «чудесное» мелькает… в Царском.
А. Е. Снесарев, 17 октября
До нас тут доходят слухи, что у вас в Москве и Петрограде голодные бунты, что вызывались войска и в Москве было много убитых. Напиши мне с оказией, где тут правда, где тут ложь. Конечно, среди наших министров бывают и дураки, и скверные люди, но дойти до голодных бунтов в богатой России – дело невиданное.
С. К. Глинка-Янчевский, 18 октября
Обращаюсь к вам (М. В. Алексееву – Авт. – сост.) как к ближайшему сподвижнику нашего державного вождя по следующему вопросу.
В тылу враги нашей государственности пользуются всякой нашей неудачей, чтобы усиливать агитацию. В прошлом году они использовали в своих целях наше отступление, ныне они пользуются заминкой в Добрудже. Но нынешняя агитация опаснее, так как ведется на почве мародерства, принимающего прямо угрожающие размеры. Беднейшей части населения действительно приходится испытывать крайнюю нужду, детей нечем кормить, цены беспрерывно поднимаются и в последние дни сказочно идут вверх, и при том только потому, что правительство совершенно бездействует, ограничиваясь совещаниями и препирательствами – кому надлежит ведать продовольствием. Это оглашается газетами и производит самое тягостное впечатление, чем и пользуется агитация. <…> Вот почему я утверждаю, что единственный выход из создавшегося положения – это назначение Верховного начальника по снабжению населения продовольствием, который мог бы именем государя не приказывать, а повелевать, который явился бы грозой всем мародерам и которому должны были бы повиноваться все министры. Иного исхода нет и быть не может.
А. В. Жиркевич, 20 октября
Что-то фатальное лежит на всем, к чему прикасается наш добрый, благородный Государь. Так и теперь с его вмешательством в дела действующей армии, после небольшого успеха армии Брусилова, настала эпоха новых неудач и заминок, подрывающих дух армии, бодрость в тылу. Продолжаю наблюдать в госпиталях, среди больных и раненых, влияние наших неудач. Хочется написать Государю, чтобы он уехал из армии. Но пиши, не пиши – все останется по-старому. Государь окружен льстецами, которые уверили Его, что он великий полководец.
Е. Ф. Дюбюк, 20 октября
Мелькает, вьется белый снег… Говорят, Белое море кишит немецкими подводными лодками… Слух о потоплении в Черном море нашего сверхдредноута…
Кажется, Кострома накануне голода. Говорят, ржаной муки хватит ненадолго. Отовсюду слышно, что растет недовольство и можно ждать продовольственных беспорядков. Уполномоченный бессилен в доставке продовольственных грузов. Разруха полная, а на фронте, говорят, всего в изобилии… Много бед наделал паводок – унес сено, дрова. Все дорожает. Тяжелое время.
М. М. Пришвин, 21 октября
Тяжкое настроение общества – перед чем-то? Слухи чудовищны и, кажется, верные. Зачуяли мир. А Россия, необъятная страна, стала такой маленькой. 17 миллионов ушло, и нет никого.
В. Г. Короленко, 23 октября
Германия объявила самостоятельность русской Польши.
Положение несчастной страны теперь трагичнее, чем когда-нибудь. Союзникам (Германия и Австрия) нужна армия. И нужно, чтобы, защищая «независимость» Польши, эта армия вступила в кровавую борьбу с Россией. Ход политически бессовестный, но очень ловкий. Ходы России были тоже политически бессовестны (торжественно данные обещания были
