пастухи. Они приходили, уходили, кричали, доили коз; облака сгущались или растворялись, а он сидел или лежал, разглядывая дворец, его окна, террасы, орнаменты фронтонов, каменную кладку и широкие бесконечные лестницы, взбиравшиеся по фасаду. Несколько раз он видел государя, поднимавшегося по этим лестницам в сопровождении тибетских чиновников. Государь ходил в гости к Далай-ламе.
Через три месяца под Небом, в середине мая, снежная стена превратилась в ледовую с густыми вкраплениями камня и песка, и не было никаких признаков, что она растает до конца лета.
Когда никто из пленников не говорил и не думал уже о том, чтобы пробить ход в завале, когда никто ни о чем уже не говорил, пришло спасение.
Как-то Анненков собирал траву на похлебку и вдруг увидел воинов в доспехах, с пиками, с кремневыми ружьями. Тангуты! Нашли сюда дорогу! Он побежал – то есть заковылял, засеменил, задыхаясь, в сторону хижины. Упал, поднялся и упал снова. И тут же услышал:
– Русский, русский, не бойся! Где царь?
Это был толмач-монгол. Отряд тибетской кавалерии пришел по приказу Далай-ламы, чтобы найти и доставить в Лхасу Великого Белого Царя. К хижине пробралась лишь небольшая группа: проводник, толмач, лекарь и несколько воинов. Тибетцы поднялись по едва заметным уступам на отвесной стене ущелья в обход завала. Основной отряд в сотню сабель с караваном ожидал внизу, в долине.
Неделю тибетцы выхаживали и откармливали русских. Затем с помощью системы страховочных веревок опустили их с плато. Оказалось, что отвесными были только саженей двадцать, а дальше начиналась вполне проходимая тропа, но без помощи опытных горцев и системы канатов совершить этот спуск пленники не смогли бы.
Еще месяц караван шел в Лхасу. Анненков пытался понять, как Далай-лама узнал, где находится русский царь, но никто не мог или не хотел ему объяснить. Начальник отряда через толмача повторял только, что их прислал его святейшество, что они должны доставить в Лхасу Великого Белого Царя и его спутников. Утешало только то, что начальник ничего не слышал о Белом Боге Войны Унгерне. Значит, барона в Лхасе не было. Если б он там появился, об этом знали бы все, и уж точно – военные.
Из записок мичмана Анненкова
30 июня 1919 года
Через тридцать пять дней караван спустился с перевала на плато, в центре которого высился на холме белый и красный дворец. Вокруг столпились домишки, а над ними парили разноцветные крыши пагод. Лхаса – праздник жизни после мертвых скал и ослепительных снежных вершин.
На закате караван вошел в город. Я ехал на быке и не мог отвести глаз от дворца Потала, мощно вознесенного к небу в красном свете низкого солнца. На въезде Государя с дочерями встречала делегация из нескольких десятков лам в парадных одеждах, в странно декорированных головных уборах. Главный лама произнес приветственную речь, преподнес Государю и Княжнам хадаки – платки, которыми принято обмениваться при знакомстве, и еще какие-то подарки. Затем ламы поменьше рангом взялись сопровождать Государя в назначенную ему резиденцию – Замок на Пруду в саду Норбулинка.
Ко мне подошел толмач-монгол и сказал, что лама отведет меня в дом, где я буду жить.
– Как я буду разговаривать с хозяевами?
– Там уже живет один русский.
– Русский? – удивился я.
– Русский, – пожал плечами монгол.
Когда я вошел в тесный внутренний дворик, из темной глубины дома появился худой бритый мужичок с поврежденными, будто обожженными ушами и кистями рук. Костюм его состоял из замызганного пурпурного хитона, какие носят ламы, и офицерских сапог. Бритая голова и странно знакомое лицо … Я уже понял, кто это, но отказывался верить.
– Леонид, Плакса-морячок! Как хорошо, как хорошо, – сказало лицо голосом Бреннера, но с интонациями, совершенно ему не свойственными.
– Александр Иваныч? – пробормотал я.
Он подбежал и крепко меня обнял.
– Лёня, Лёнечка… – сказал он тихо.
Это было так странно …
– А Государь здоров? – спросил Бреннер. – А Их Высочества?
– Все живы-здоровы, – сказал я.
Я отлепил от себя Бреннера, отстранил, посмотрел внимательно и понял, что он сумасшедший. Видимо, это понимание явственно отразилось на моем лице.
– Говорят, я с ума сошел, – сказал Бреннер безо всякой аффектации. – Я-то сам этого не замечаю …
Он улыбался.
– Не плачь, Плакса-морячок.
Я плакал.
Спасением мы были обязаны Бреннеру, и ему же – нашим пленом. Мы проговорили всю ночь. О ледяном одиночестве, которое оба пережили. О пустоте и холоде вселенной. О том Небе.
Я рассказал Бреннеру нашу эпопею, а он мне – свою.
Прикрывая отход Романовых, Бреннер с несколькими казаками занял позицию неподалеку от «ворот», а Каракоеву приказал догнать Семью и охранять. Отбиваясь от наседавших тангутов, Бреннер заметил лошадь, тащившую за собой одну из двух унгерновских пушек. На лафете был и ящик со снарядами. Бреннер приказал казакам поставить пушку на позицию и стрелять в наступавших тангутов. И грянул выстрел! Один только выстрел! И тут же он отозвался отдаленным гулом. Задрожала земля. Тангуты сразу поняли, в чем дело, и бросились вниз по склону. С большой белой горы сошла лавина и одним своим крылом засыпала «ворота», а другим – смела тангутов и казаков. И только Бреннера с его пушкой обошла. Непроходимая стена из снега и камней высилась перед ним гигантским надгробием. Он не мог знать, что там, за ней, – спаслись ли мы или погребены, но хотел верить, что спаслись. Он поймал коня и поехал в Тибет. Конь пал от голода через несколько дней. Бреннер шел еще недели две, отморозил уши, пальцы рук и ног, стал разговаривать с Лиховским и Каракоевым, но добрел до первого поста тибетской пограничной стражи. Как-то ему удалось объяснить тибетцам, что Великий Белый Царь, Император российский Николай Второй с дочерями замурован лавиной на крошечном плато. Он даже смог нарисовать план. Начальник пограничной заставы отправил Бреннера вместе с гонцом в Лхасу. Через три месяца гонец вернулся с приказом – послать отряд на поиски русского Царя и, если он жив, доставить в Лхасу. Бреннера в этот поход не взяли по причине слабого здоровья и помешательства.
В Лхасе Государь и Княжны поселились в саду Норбулинка – Драгоценном саду – летней резиденции Далай-ламы. Им предоставили Замок на Пруду – небольшой дворец, окруженный водой.
О нас, преданных слугах Царя, тоже позаботились. Бреннер жил в небольшом, но приличном по местным меркам доме, где нашлась комната и для меня. Кухарка и истопник выполняли обязанности прислуги.
Государь выплатил мне и Бреннеру щедрое вознаграждение. Оплачивал также квартиру
