мальчики, но поскольку о них никто не слышал, наверное, сыновей сразу лишают жизни. Когда вырастает дочь, та, что станет Энгои, ее мать, та, что была Энгои, исчезает.
— Исчезает? Как это — исчезает?
— Не знаю, господин. Одни говорят, что Тень якобы отправляется на небеса, другие верят, что она, зовущаяся также Сокровищем озера, ныряет в воду и пропадает на глубине. Третьи утверждают, будто бы девы, которые прислуживают Энгои, отравляют ее ароматом каких-то особых цветов, произрастающих на острове. Как бы то ни было, она умирает, и дочь, новая Энгои, занимает ее место и в свою очередь становится женой верховного жреца, вождя народа дабанда.
— Что? — вскричал я в ужасе. — Не хочешь ли ты сказать, что вождь женится на собственной дочери?
— О нет, господин, вождь никогда не переживает Тень. Ее супруг знает, когда она должна исчезнуть, и делает то же самое вместе с нею или даже раньше.
— И как же он, интересно, исчезает?
— Вождь сам это решает, господин. Чаще всего, ища славы, сражается с нашими врагами из племени абанда. Он должен преследовать их в одиночку, пока не будет повержен. Иногда вождь выбирает иной способ достигнуть цели. Если он колеблется, его просто хватают и сжигают заживо. В конце концов не имеет значения, как это произойдет.
— Бог мой! — воскликнул я. — Странно, что при таком раскладе эта ваша богиня вообще находит себе мужа!
— Ничего странного, господин, — надменно произнес Кенека. — Женитьба на Энгои — величайшая честь, которой только может удостоиться мужчина. И потом, он ведь верит, что, когда его земная жизнь прервется, они вместе обретут счастье на небесах. Да, они станут двумя звездами и будут потом целую вечность дарить людям свет. Вот почему, перед тем как жениться на Энгои, вождь назначает своего любимого сына мужем будущей Тени.
Кенека помолчал и продолжил:
— Так вышло, что, когда я был маленьким, вождь, сводный брат моей матери, провозгласил меня мужем нынешней Энгои. Однако я совершил тяжкое преступление: проник в священный лес в надежде взглянуть на Энгои, о красоте которой был наслышан. Тогда та, что должна была стать моей женой, еще не родилась, я говорю о ее предшественнице. Я сполна расплатился за свой грех и был изгнан из родной земли. Теперь я вернулся, дабы стать мужем новой Энгои. Такова предначертанная мне свыше славная судьба.
— О, теперь я все понял. Что ж, Кенека, каждому свое. Откровенно говоря, я рад, что это не мне предназначено жениться на Энгои, Тени, Сокровище озера или как бишь ее там.
— О, сколь велика разница между нами, Макумазан! Для вас, белых людей, это мало что значит, для нас же — величайшая честь, выпавшая простому смертному. Верно, в конце концов избранника Энгои ждет смерть. Но что с того, если такова участь всех живущих на земле и рано или поздно каждый из нас умрет? Да, вот еще что: мужчина, которому предназначено стать супругом Энгои, не должен смотреть на других женщин.
Тут я не преминул вставить замечание:
— Но ведь ты сам рассказывал мне, как горько оплакивал некую даму, которая помогла тебе стать вождем арабов. И упоминал о других своих женах, живущих за оградой твоего дома.
— Очень может быть, господин. Признаться, я наплел тебе много всякого вздора. Например, что ребенок, рожая которого умерла та женщина, был моим. Или что у меня множество жен, которых я, не желая, чтобы мне досаждали пустой болтовней, поселил отдельно. Так знай же: на самом деле у меня не было ни одной жены, за это я и прослыл среди арабов колдуном. Но какое дело мужчине до других женщин, если ему суждено стать супругом Энгои, да-да, самой Тени? Пускай даже их союз продлится всего лишь год или час.
— Да уж, — хмыкнул я. И уточнил: — А что, если, когда эти двое впервые увидятся, она ему не понравится? Или вдруг эта самая Тень не влюбится в того, кто предназначен ей в супруги, решив отдать свое сердце кому-нибудь другому?
— Подобное заблуждение простительно белому человеку, господин Макумазан, в противном случае я посчитал бы эти слова оскорблением или даже богохульством. Такого, чтобы Энгои не понравилась избраннику, попросту быть не может. Даже если она внешне безобразна, он будет обожать ее за прекрасную душу. А со временем полюбит жену еще сильнее, поскольку на земле не найдется женщины прекраснее ее. Энгои подобна звезде, излучающей дивный свет и увенчанной мудростью, которая нисходит свыше.
— Действительно, что тут скажешь. Но тогда объясни, с какой стати обожающий Энгои народ избавляется от такой божественной и мудрой красавицы, когда подрастает ее дочь?
— Что касается второго твоего предположения, Макумазан, — продолжал Кенека, проигнорировав этот мой вопрос (видимо, он счел его неуважительным или же не относящимся к делу), — насчет того, что Энгои вдруг полюбит кого-то другого, то это и вовсе невозможно. Она попросту никогда не встречается с другими мужчинами.
— О, теперь понятно. Это все объясняет. В том числе и твое изгнание. Проще простого доставить удовольствие женщине, которая, кроме своего суженого, в глаза не видела ни одного мужчины, будь она хоть трижды богиня.
— Господин Макумазан, — ответил оскорбленный Кенека, — сдается мне, что ты глумишься надо мною и над моей верой.
— Точно так же ты сам поступал с мусульманами, — спокойно парировал я.
— Я вижу к тому же, что ты мне не веришь.
— Ты, между прочим, признался, что лгал мне и раньше.
Кенека махнул рукой, словно все это были пустяки:
— Знай же, что я поведал тебе сущую правду о божественной Энгои, Тени, или Сокровище озера, и о ее муже, которого называют Щит Тени. Тебе следовало бы догадаться, что именно я стал избранником судьбы,