— Мне кажется, вы говорите по-английски?
Тень улыбки коснулась губ Симо.
— Конечно. Я говорю на всех европейских языках.
Беннетт с облегчением вздохнул.
— Тогда мы будем говорить по-английски. — Он кивнул в сторону кухни. — Она не понимает ни слова. Давайте присядем здесь.
— Наверное, вам следует кое-что записать, — сказал Симо. — И прежде чем мы начнем, прошу вас вернуть мне письмо нашего общего друга.
Беннетт отправился за письмом, а Жоржет, воспользовавшись моментом, принесла кофе. Она пыталась заговорить с Симо, но, фыркнув, снова ушла на кухню, когда он упорно продолжал отвечать на все ее вопросы по-английски.
— Вот, пожалуйста. — Беннетт протянул Симо конверт.
Симо проверил, на месте ли письмо, убрал конверт в карман, закурил сигарету и начал говорить тихим и монотонным голосом:
— Адрес: резиденция Гримальди, авеню Монте-Карло, это совсем рядом с Плас-дю-Казино. Два верхних этажа. Машина — темно-синий «мерседес», номерной знак 380 SL, зарегистрирован в Монако. На прошлой неделе прошел техобслуживание. Будет стоять в подземном гараже. Рядом с ним есть место для вашей машины. Кредиты открыты в трех ресторанах — «Купол», «Людовик XV» и «Рожер Верже». За еду не расплачивайтесь, только подписывайте счета. В конце месяца, когда получите все счета, позвоните мне и назовите сумму. Я пришлю вам чеки, а вы перешлете их на центральный почтамт в Монако. Той же системы будем придерживаться в отношении телефонных счетов и электричества, так же будем поступать и со штрафами за неправильную парковку. Пожалуйста, три или четыре раза в месяц нарушайте правила, хорошо? Вам все понятно?
— Пока все выглядит несложно. А скажите, кто-нибудь будет приходить убирать квартиру?
Симо затушил сигарету.
— Предыдущую femme de ménage[32] отослали назад на Филиппины. Вам надо будет нанять новую. — Он кивнул в сторону кухни. — Не ее. Платите наличными.
— Ах да. Я как раз хотел об этом спросить. Понимаете, сейчас у меня совсем нет денег, а мне надо оплатить счета, которые…
Симо поднял руку, и Беннетт в первый раз заметил, что косточки указательного и среднего пальцев у него гораздо крупнее и тверже остальных, а по внешнему краю ладони тянется гребень затвердевшей кожи, наподобие черепашьего панциря. Наверное, он может разбить кирпич с одного раза, подумал Беннетт. По крайней мере, сломать шею.
— Раз в месяц, пятнадцатого числа, вам будут приносить на квартиру двадцать тысяч франков. — Он вытащил из кармана коричневый конверт. — Здесь первый платеж. Тут же ключи от машины и от квартиры и образец подписи нашего друга. Я позвоню вам в Монако завтра в восемь вечера, чтобы удостовериться, что вы на месте и устроились. — Он посмотрел на часы. — Вопросы есть?
Беннетт какое-то время изучал свои записи, затем покачал головой:
— Вроде бы все ясно.
Симо встал, и Беннетт проводил его до двери. На пороге японец обернулся и слегка поклонился:
— Желаю вам приятно провести время в Монако.
Почему-то это прозвучало как приказ.
Беннетт неторопливо вернулся в гостиную, где его уже ждал инквизитор в бейсбольной кепке. Жоржет, все еще обиженная холодностью посетителя, убирала чашки с кофе со стола и с неодобрением поглядывала на раздавленную в пепельнице сигарету Симо.
— Итак, — сказала она, — это был японец. Не сомневаюсь, что у вас с ним какие-то дела.
Беннетт выдержал паузу.
— Вообще-то, Жоржет, я подумываю о том, чтобы купить машину. «Тойоту». Очень хорошие машины, эти «тойоты». Такие надежные.
— Но недешевые. — Жоржет склонила голову набок, ожидая дальнейшей информации.
Беннетт набрал в легкие воздуха.
— Совершенно верно. Поэтому я решил принять предложение о работе на следующие несколько месяцев. У меня будут сплошные разъезды. Начинаю прямо завтра. — Он увидел, что глаза Жоржет сузились. — Не беспокойтесь, я вам заплачу.
— А кто будет заботиться о вашей одежде? Кто будет ее чистить? Чинить? Кто будет стирать ваши рубашки, заботиться о вас как о собственном сыне? А?
— Не волнуйтесь об этом, прошу вас. Я буду жить в гостиницах.
Жоржет презрительно хмыкнула:
— Эти дикари. Они же не отличат крахмала от сливового варенья. Я-то знаю, мне об этом рассказывали.
* * *
Вечером, пока Беннетт морально и физически готовился к отъезду, Жоржет зашла в кафе «Крийон» за ежедневной порцией ликера и сплетен. Как обычно, на высоком стуле у стойки бара сидел месье Папин. Он отдыхал после утомительного дня, целиком посвященного мелкому вымогательству и вскрытию конвертов над паром. По крайней мере три деревенские дамы уже сообщили ему о том, что у Беннетта был неизвестный посетитель — «японец в костюме, совершенно невероятно», — и он бочком подобрался к Жоржет, чтобы разведать обстановку.
— Et alors, ma belle,[33] — прошептал он ей тихонько на ухо, как будто назначая свидание под старой липой на заднем дворике кафе. — У тебя сегодня был жаркий день?
Жоржет не хотела признавать, что и сама не имеет представления о цели сегодняшнего визита, и к тому же она терпеть не могла Папина, поэтому несколько мгновений помедлила, прежде чем ответить с многозначительным видом:
— Не твое дело. В некоторые вещи лучше не совать свой нос.
Она глотнула ликера и с наслаждением ощутила, как мягко он проскользнул в горло.
— Японец приехал на очень дорогой машине. Une grosse Citroën.[34] А один костюм чего стоит! Наверняка он очень серьезный мужчина. Это друг месье Беннетта?
— Папин, я могу тебе сказать только одно: месье Беннетт завтра уезжает из города и вернется он нескоро. Ох как нескоро! Уезжает по делам. А больше я тебе ничего сказать не могу.
Папин кивнул и постучал пальцем по кончику носа.
— Наверное, он захочет, чтобы его письма пересылались по новому адресу.
— Да, — сказала Жоржет. — Мне. И если возможно, чтобы приходили нераспечатанными.
Она допила свою рюмку, со стуком поставила ее на стойку бара и вышла из кафе повеселевшая. Как она его уела! Вот противный маленький уродец, вечно сует нос в ее дела. Ну ладно, в этот раз не совсем в ее дела, надо признать, но это ничего не меняет.
5
Жоржет настояла на том, что сама будет паковать вещи Беннетта, и сейчас она стояла на коленях перед чемоданом, старательно заворачивая каждую туфлю в отдельный полиэтиленовый мешок. Рубашки были уже переложены папиросной бумагой, носки и галстуки наглажены и уложены рядами, а Жоржет все бормотала о зверском обращении с бельем и некомпетентности коммерческих прачечных и о вездесущей моли, которая подстерегает простофиль вроде Беннетта буквально в каждом гостиничном номере. Там же никто никогда не убирает! Беннетт искренне жалел, что не может взять ее с собой. Она никогда не выезжала за пределы Авиньона — пентхаус в Монако показался бы ей просто другим миром.
— Я буду очень скучать, Жоржет.
— Паф!
— Нет, правда. Но я буду писать. Уверен, время от времени я смогу возвращаться сюда.
Жоржет шмыгнула носом, пригладила верхний слой папиросной бумаги, закрывающий три аккуратно сложенных свитера, и со вздохом удовлетворения захлопнула потертую крышку чемодана:
— Voilà.
Беннетт проверил карманы пиджака, два тяжелых свертка купюр придавали уверенности. Так, ключи на месте. Паспорт тоже, на всякий случай. Ну все, он готов.
— До свидания, Жоржет. Берегите себя.
— А если кто-нибудь о вас спросит? Что им сказать?
— Скажите, что я уехал в путешествие. — Он поднял чемодан. — Я пришлю вам открытку. Много открыток.
Жоржет поняла, что больше он ей ничего не скажет, еще раз шмыгнула носом и неловко потрепала его по руке:
— Бедный мальчик, не забывайте каждый день менять носки.
* * *
Беннетт вел свой маленький автомобиль по шоссе со скоростью семьдесят пять миль в час, то и дело переходя в правый ряд, чтобы пропустить то «БМВ», то «мерседес», которые пролетали мимо, презрительно обдавая его выхлопными газами. Сезон еще только начался, но машин с немецкими и швейцарскими номерами на дороге было уже полно, а их водителям после долгой зимы не терпелось побыстрее добраться до жаркого южного солнца. Неделя-другая, и они помчатся назад в свои офисы в Мюнхене или клиники в Женеве демонстрировать свеженький загар коллегам и будут мечтать о втором отпуске в конце лета. Постепенно Беннетт проникался мыслью об уникальности своего положения. Дурные предчувствия, которые он было начал испытывать, развеялись как дым при мысли о полностью оплаченных целых шести месяцах тепла и солнца. Как это По назвал их план? Невинный розыгрыш. Пострадает только безликий налоговый агент. Хе-хе, убедительный аргумент, действительно, это не большее преступление, чем те сложнейшие финансовые схемы, что ежедневно разрабатываются в крупных компаниях со священной целью увеличения дивидендов и удовлетворения интересов акционеров.