Его любовные приключения с женщинами имели сценарий, знакомый многим холостякам, не желающим менять свой матримониальный статус, — приятные интрижки, которые, к сожалению, заканчивались под действием назойливого тиканья биологических часов партнерши. Иногда полюбовно, а иногда и со скандалом. Беннетт горячо признавал право женщины на создание семьи, но все эти полночные шепотки о замужестве, о радостях обустройства гнездышка и о маленьких Беннеттах действовали на него, как ушат холодной воды на изнывающего от страсти пса.
Он отдавал себе отчет и даже отчасти надеялся, что когда-нибудь все изменится, однако до сих пор не встретил женщины, способной заставить его отказаться от холостяцкой жизни. Ну а покуда это знаменательное событие не произошло, он будет продолжать в том же духе — заводить интрижки, замешанные пополам на похоти и легкой симпатии. Да и в таких отношениях ничего плохого нет, только уж слишком быстро они кончаются. Он просмотрел номера телефонов, пытаясь припомнить, как именно он расстался с той или иной дамой. Помнится, Шанталь старалась держаться храбро и сдерживала слезы. Карин обвинила его в женоненавистничестве, обозвала плохим словом и посоветовала повзрослеть. Мари-Пьер швырнула в него вазой. Или это была Рашель? Ай-ай, а ведь не так-то просто будет найти себе партнершу на лето, подумал он.
Его палец остановился на букве «С», и эта буква напомнила ему о неделе, проведенной в Лондоне два года назад, когда он приехал туда по делам. Ее волосы цветом напоминали солнечный свет, они поужинали в «Капризе», а потом были смятые простыни, обещания позвонить ей из Парижа. Почему же он не позвонил? Может быть, был слишком занят, прячась от Мари-Пьер? Он помедлил. А что, сейчас уже поздно звонить? Или лучше поздно, чем никогда? Он решил попробовать и набрал номер офиса, который она ему продиктовала.
— Добрый день, студия «Воскресшее кино».
— Здравствуйте. Могу я поговорить с Сюзи Барбер? — Беннетт хлебнул остывший кофе, почти уверенный в том, что она там больше не работает. Два года в кинопромышленности — очень долгий срок. Здесь люди меняют работу чаще, чем выходят на улицу пообедать. Может быть, она получила повышение и теперь трудится в Лос-Анджелесе. Может быть, у нее есть любовник, или муж, или ребенок. Поток его пессимистических мыслей был прерван деловым «алло», сопровождаемым резким щелчком зажигалки, вдохом и выдохом. Беннетт вспомнил, как она рассказывала ему, что не может разговаривать по телефону без сигареты во рту.
— Сюзи? Это Беннетт. Как поживаешь?
Молчание. Выдох.
— Что ж, я удивлена, как ты, наверное, догадался.
— Слушай, извини, что я тогда не позвонил. Я сказал, что позвоню тебе из Парижа…
— И что же?
— Ну, понимаешь, я совсем замотался. На работе просто как трубу прорвало, когда я вернулся, одного из режиссеров уволили за день до съемок, я просто по уши сидел в этом дерьме…
— Беннетт!
— Что?
— Это было два года назад.
— Я знаю, знаю. Что я могу сказать, Сюзи, я работал на этой работе как раб, я был бессердечной гориллой, мной двигало только одно чувство — честолюбие, дни и ночи я проводил в своем вонючем офисе, ты бы знала, как я выглядел! Глаза ввалились, на щеках щетина, со мной и встречаться-то было страшно. Ужас!
— Ты закончил? У меня сегодня много дел.
Но она не повесила трубку, и Беннетт ринулся напролом:
— Но сейчас все не так. Все изменилось. Я сам полностью изменился. Вообще-то, я ушел с работы. — Ответа не было, но Беннетт почувствовал, что рыбка любопытства вот-вот проглотит его крючок. — Вообще-то, я сейчас как раз решаю, что мне делать дальше. Я в Монако. Тебе понравится Монако — тепло, светло, терраса выходит на море, полицейские не грубят, еда великолепная, местное население вполне приветливо. Мы могли бы прекрасно провести время.
— Мы?
— Я тебя приглашаю, Сюзи. Я оплачу твой билет, буду приносить тебе шампанское в постель, натирать тебе спинку лучшим средством для загара, набирать ванну, очищать тебе виноград от косточек и водить гулять в сады Казино. Все, что захочешь! Ты поймешь, что я не такой уж ужасный. Я буду заботливым и добрым. Хозяйственным. Вот увидишь.
— Подонок.
— Прекрасно. Когда ты приедешь?
— Я не сказала, что приеду. А откуда ты знаешь, что я одна?
— Ах, я так надеялся, что ты сохранишь себя для меня. Что ты привнесешь радость в жизнь одинокого мужчины. Сюзи, подумай, ты поступишь по-христиански и в придачу получишь прекрасный загар. Да, кстати, как там погода в Лондоне? Как обычно? Серо и сыро? Ну а здесь двадцать пять, и солнце светит вовсю. Я тут завтракаю на террасе.
— Ах, да заткнись ты!
Но он не заткнулся и после пяти минут уверений в бесконечной страсти, уговоров и лести самого грубого пошиба она согласилась прилететь в Ниццу в субботу утром. Беннетт с удовлетворением положил трубку, сделал себе мысленную пометку не забыть купить цветы и забить едой холодильник и остаток дня провел жарясь на солнце, подобно ленивой ящерице.
Неделя пролетела незаметно. Беннетт опробовал два других ресторана из списка По и нашел оба выше всяческих похвал. Он съездил в Италию на известный блошиный рынок в Вентимилье, где приобрел несколько внушительного вида подделок. Каждый вечер он заходил в «Кафе де Пари», чтобы выпить аперитива и поглядеть на парад тщеславия, марширующий перед ним на площади. И с каждым днем ему становилось все проще и удобнее чувствовать себя в новой роли богатого бездельника. Деньги, как хорошая смазка, облегчили этот переход. Беннетт обнаружил, что привыкать к бедствиям и нищете приходится годы, в то время как привыкание к богатству не занимает и двух недель.
Единственным минусом в этой неделе счастливого одиночества был звонок от Симо, который в приказном тоне порекомендовал Беннетту остаться дома в субботу вечером, поскольку ему должны доставить посылку для По. «Это очень важно, да, в субботу, именно в квартире», — потом промямлил Симо своим неприятным бесцветным голосом. Он сам приедет за посылкой в тот же день, только чуть позже. Все понятно?
Беннетту было понятно, что его субботние планы накрывались медным тазом. Он собирался отвести Сюзи к «Людовику XV», чтобы сразу же рассеять ее возможные сомнения относительно его финансового положения. Однако, позлившись минут пять, решил, что простой ужин на террасе в непосредственной близости от спальни может внести более личную ноту в празднование, которое он собирается устроить по поводу ее приезда. Что же подать на ужин? Для начала копченого лосося, а потом что-нибудь холодное и экзотическое, он закажет какое-нибудь заливное блюдо в лучшей траттории города. Ну а в конце сыр, фрукты — и прыжок в постель! Чего еще может желать девушка?
В субботу утром он — уже загорелый, тщательно выбритый и слегка сбрызнутый одеколоном, повел свой «мерседес» по дороге Корниш в сторону аэропорта. Когда-то аэропорт в Ницце был маленьким, почти деревенским зданием, пропахшим жевательным табаком и маслом для загара, где по воскресеньям собирались пожилые английские эмигранты. Они приходили туда в тапочках и ветхих халатах, чтобы купить свежий выпуск лондонской «Таймс». Сейчас сложно в это поверить, подумал Беннетт, сворачивая на перепутанные ленты развязок, ведущих к разным терминалам аэропорта мимо пылеотталкивающих пальм и сверкающих современных зданий складов и таможен, построенных еще при мэре, который правил Ниццей во времена ее расцвета.
Беннетт не стал выяснять, куда прибывает рейс из Лондона, — это было видно издалека. Унылый поток пассажиров бросался в глаза: все они отличались каким-то странным серовато-желтым цветом лица и все, а в особенности мужчины, пытались компенсировать недостаток цвета в лице яркостью одежды. В зависимости от социальной принадлежности, их одежды ранжировались от ярчайших панам, рубашек в дикую полоску или двубортных блейзеров с огромным количеством медных пуговиц — для высших слоев общества до мятых джинсов, потертых кроссовок и сумок, заполненных выпивкой из дьюти-фри, — для простого класса. Беннетта особенно поразил высокий худой мужчина в шортах, обнажающих ярко-белые ноги в синих прожилках вен, на которые были натянуты черные носки и поверх надеты сандалии. В толпе прибывших он заметил волосы цвета спелой пшеницы и двинулся к Сюзи, которая изо всех сил махала ему рукой. Сюзи, по-видимому, не стала делать скидку на мелочи вроде пляжа и оделась так, будто собиралась идти на прием в ООН. На ней был туго обтягивающий фигуру черный костюм, туфли на шпильках и строгая сумочка через плечо. Правда, Сюзи пошла навстречу отпускному настроению и закрепила волосы маленькими, стильными черными очками. Они лязгнули, столкнувшись с очками Беннетта, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее.
Беннетт шагнул назад и оценивающе оглядел гостью:
— Ты смотришься просто великолепно! — И это было правдой.
