— Ты, конечно, знаешь об убийстве Вероники Фялковской, весь город знает. Ты видела ее в тот последний вечер?
— Ясное дело, еще как видела, — не стала темнить Крыся, живая умненькая девочка, выбравшая себе весьма разнообразное угощение: чипсы, пирожное, колбаску на вертеле и клубничное мороженое. — Я как раз там была, когда она пришла. И так она спешила, еле отдышалась.
— А почему? — удивилась я.
— Бежала прямо бегом. Всегда приходила раньше, а в тот раз чего-то припозднилась и боялась, что всю еду разберут, ей не достанется.
Очень надеялась получить лимончики, она ведь любила все кислое. А лимончики из тех нарезанных кружочков, которые люди выжмут капельку на рыбку или мясо и бросят. Ей и хватало. Она выжимала их до последней капельки.
— Так когда же это было? Во сколько?
— А вот это я знаю точно, да меня никто не спрашивал. Без десяти восемь.
— Откуда же ты так точно знаешь?
— Потому что следила за временем. Сразу в восемь начинался сериал «На Вспульной улице», а я его обязательно должна смотреть, мне по нему сочинение писать. Или рецензию, кто как хочет. У нас телевизора нет, так я хожу смотреть сериал к подружке. И надо было успеть занести еду бабуле и дедуле и не опоздать к началу.
— И ты успела?
— Успела. Как раз кончилась реклама.
— А твоя подружка тоже это запомнила?
— Как ей не запомнить? — удивилась Крыся. — Она в дверях раскрытых стояла и ждала меня, вот-вот должно было начаться. Она от нетерпения аж ногами топала. «Ну где ты запропастилась? — кричала мне. — Скорей, скорей!» Она ведь знала, что мне надо писать сочинение. А на следующий день мы узнали о пани Веронике…
Без десяти восемь… Ну вот как они ведут расследование, если с этой умной и сообразительной девочкой вообще не поговорили? Без десяти восемь Вероника была жива и после этого времени тоже, ведь ей еще нужно было вернуться домой. Можно принять — до восьми Гражинка успела добраться до своих родичей к прогнозу погоды, его после новостей сообщают, в восемь десять. Ехала она на машине, пусть всего пять минут, если не вышла раньше Вероники, подождала ее. Оставалось пять минут. Ну, пусть восемь. Неужели за восемь минут можно убить человека и перевернуть в доме все вверх дном?
Нет, нет, минутку, она могла начать раньше…
И я попыталась представить себе, как все могло произойти. Вероника мчится в ресторан, Гражинка остается у нее в доме и начинает крушить все вокруг, добиваясь при этом потрясающего успеха. Вероника возвращается, Гражинка хватает — топор? Тесак?
Хватает орудие убийства и со страшной силой обрушивает его на несчастную Веронику.
Нет, не так. Ведь Вероника сначала должна была съесть принесенную из ресторана еду, раз блюдо оказалось пустым. Не могло быть так, что Гражинка громила квартиру, а Вероника ела. Минутку, минутку, возможен и такой вариант: Гражинка прибила Веронику и сама съела объедки, для отвода глаз. Так и вижу: сидит над трупом и уплетает за обе щеки. Ладно, не сама уплетала, отдала еду кошке, тогда что с капустой?
Забрала с собой и по дороге домой выбросила в какой-нибудь мусорный бак. Но тогда наверняка не успела бы домой к прогнозу погоды, кошки едят медленно, не то что собаки, тогда Гражинке, раз уж она пошла на такие дьявольские ухищрения, пришлось бы терпеливо ждать, пока животное не справится с едой, потом забрать оставшееся… Нет, животное можно не привлекать, сразу вывалить в целлофановый пакет содержимое блюда, блюдо вымыть, а пакет выбросить. Думаю все же, что криминалистика покажет, мыли блюдо или вылизывали, а также полиция без труда установит содержимое желудка покойной.
Гражинку я оправдала, но тут же возникла следующая проблема. Раз Вероника была в ресторане без десяти восемь, значит, из дому вышла раньше, скажем без пятнадцати восемь. Гражинка ушла еще раньше от нее, добавим хотя бы минуты три, получается, что она ушла без восемнадцати восемь, а к кузине приехала в восемь ноль пять. Что же она могла делать целых двадцать три минуты — как минимум двадцать три! — если машиной эта трасса преодолевается спокойно за четыре минуты? Интересно, давала ли она полиции объяснения насчет этой нестыковки?
Все это промелькнуло в моей голове до того, как я задала Крысе следующий вопрос.
— Скажи, пожалуйста, а пока вы были в ресторане, пани Вероника говорила что-нибудь?
Все знали, что к ней приехала пани из Варшавы…
Крыся кивнула и, проглотив кусок пирожного, живо подтвердила:
— А как же, я тоже знала, что к ней приехала пани из Варшавы. Люди сейчас болтают, что именно она и убила бедную пани Веронику, да только не верю я в это.
— Почему не веришь?
— Так ведь эта пани ушла раньше. Пани Вероника в кухне с того и начала, что вот ушла наконец, а то все сидит да сидит, а она, значит, пани Вероника, боялась опоздать и тоже не могла уйти из дому, пока гостья не уберется к чертям…
Извините, так она выразилась, уж очень боялась, что ее порцию кому-нибудь другому отдадут.
А раз гостья пошла к.., этим самым, выходит, не могла она убить пани Веронику.
Логично, ничего не скажешь. Выходит, безголовые легавые прицепились к Гражинке, не имея на то ни малейших оснований. Неужели так подействовали на полицию соседские сплетни?
Или просто рассуждали: посторонний, незнакомый человек весь день проторчал у Вероники, а когда ушел, Веронику живой уже никто не видел. Сомнительно. Или подумали: незнакомка что-то украла и сразу рванула за границу, продать скорее. И только после возвращения Гражинки всерьез принялись за расследование. о чем говорит тот факт, что Гражинка ни минуты не сидела за решеткой. Значит, мозгами все-таки пошевелили.
Собственно, я своей цели добилась. Мне надо было раздобыть доказательства невиновности Гражинки, и я это сделала. Теперь я смело могла явиться к властям, выложить эти доказательства и забрать Гражинку в Варшаву, там для нее много работы набралось. Но похоже, я стала исправляться и привыкаю думать, прежде чем что-либо предпринимать. Негоже тыкать полицию носом в ее просчеты, это раз. Опять же, негоже выставлять себя — дескать, какая умная. Это два. А три — если я вылезу со своими амбициями, они тоже могут удариться в амбицию и назло мне будут держать девушку в Болеславце.
Безо всякой надобности, возможно, во вред себе, но и мне насолят. А то, что меня они как-то не полюбили с первого взгляда, это и ежу понятно.
Нет, надо действовать тоньше, дипломатичнее и собрать больше фактов.
За фактами я отправилась к Мадзе, Гражинкиной кузине, совсем позабыв о том, что та ведь работает. Мадзя была учительницей. Может, вернулась уже из школы, раз Крыся дома. А кроме того, в доме были дети, возможно, и какая-нибудь бабушка.
Бабушка была. Дети, впрочем, тоже. Бабушка хлопотала на кухне, явно варила обед. Я ей помешала. Странно, она словно бы обрадовалась этому.
— Да как Гражинка домой вернулась, нас всех об этом уж столько расспрашивали, столько расспрашивали, всех, и детей малых, могу и пани повторить, чего там, мне совсем не трудно, если пани любопытствует. Гражинка машиной своей успела до нас доехать, погода стояла добрая, и мы печалились, как дальше поедет, дождь обещали, аккурат тучи собирались. А там свадьба, дождь ни к чему, мы уж тут душой изболелись, а больше всех Гражинка за подружку переживала. Ведь дождь на свадьбу — плохая примета. Вот здесь в комнате присела на краешек кресла и глаз не спускала с экрана. Где ей там Веронику убивать, как язык поворачивается, я сама ее, когда она приехала, к Веронике повела и дом показала, я ведь Фялковских с молодых лет знала, а Хеня, скажу тебе, долго меня обхаживал, за что Вероника меня невзлюбила, хотя я на Хеню и ноль внимания. А кофе пани уж непременно выпьет!
Все это я услышала, не успев и слова произнести, даже задать вопрос, вернулась ли Мадзя.
Бабуля поставила передо мной кофе, выключила газ под горшком, в котором что-то булькало, сорвала с себя фартук, присела к столу и тоже взяла в руки чашечку с кофе. Из детей я видела лишь одного, мальчика лет трех. Сидя в углу комнаты, он старательно раскурочивал фотоаппарат, похоже старый, так что я решила не тревожиться.
— Как долго… — начала я, но бабуля меня опередила:
— Очень долго, сорок пять лет тут живу, приехали мы, только поженившись, а Фялковский тогда экономистом работал. Двух дочерей я родила, сыночка хотелось заиметь, а он как-то все не получался, где мне там до шашней, я тоже начала работать, как только дочки в школу пошли.
У Хени была жена, да померла, он уж второй раз не женился, а тут вскоре и Вероника к нему приехала, и так оно все осталось. А как я овдовела, Мадзя замуж вышла. И на свет появилась Иоля, а потом Аня, так мы те две квартиры поменяли на одну большую, а тут и Гжесек народился.
У Ядзи я тоже немного пожила, они у самого моря поселились, зять рыбу ловит, и мне там как-то зябко было, да и моря я не люблю. Решила уж здесь остаться, у Мадзи. И всего одна внученька была, потом — опять девка, я уж думала, не дождаться мне внука, а он вон сидит, народился-таки. Так я уж отсюда и не сдвинусь, тут и помру, я ведь, проше пани, уж не молоденькая, семьдесят четыре годка прожила на этом свете. Вот только бы Гжеся вырастить. И сама пани видит, какое разумное дите, не торчит у телевизора, как другие лоботрясы, а механизмами занимается, тянет его к механизмам, ну прям страсть! И такой умненький, сам до всего своим умом доходит.
