— Почему бы и нет? Что-то является причиной осечки, и я не хочу взорваться. Я имею в виду, ты только что получил свою кухню, и она уже на пол пути к тому, чтобы снова выглядеть прилично.
Ал поморщился, осматривая в пространство и объясняя:
— Твоя магия в порядке, — сказал он, но отодвинулся назад. — Ты не можешь поместить его в круг. Если ты так сделаешь, то цвет пламени будет искажен от твоей ауры.
Мои пальцы задрожали. Это так оно работает, да?
— Но я не думаю, что это имеет значение, — сказал Ал с ложной легкостью. — Тот мяч не был никем заколдован кроме тебя.
Что означает — все дело было в осечках. Пытаясь выровнять дыхание, я снова подключилась к лей-линии.
— In fidem recipere, — сказала я, растирая пепел и масло между пальцами для лучшей связи. Прикрыв один глаз, я закончила проклятие и сделала надлежащий жест рукой. — Leno cinis.
Лей-линия прошла через меня, когда масло и пепел вспыхнули пламенем, и я заерзала от неприятного ощущения. Пламя горело практически два фута в высоту с почти нормальным золотым цветом, с легким намеком красного на краях, а ядро было черным. Я уменьшила энергетический поток, и когда пламя стало около трех дюймов, мы с Алом склонились над столом, чтобы посмотреть поближе.
Был небольшой намек замшелого запаха, шедший от Ала, настолько слабый, что я подумала, что мне показалось. Должно быть, я что-то сделала, потому что, когда его взгляд встретился с моим, я вздрогнула от того, что его глаза снова стали нормального красного цвета с квадратными козьими зрачками, благодаря дорогостоящим чарам.
— Это твоя аура, — сказал он категорично, и я снова начала дышать. — Здесь только твоя аура, и ее очень мало, — добавил он. — Ты едва коснулась мяча. Говоришь, получился кратер?
— И меня отбросило на задницу, — прошептала я, желая, чтобы черной копоти вообще не было, но я так привыкла к тому, чтобы плести проклятия, что даже не осознанно принимала больше копоти. Это просто происходило. — Глупость какая-то, — сказала я подавлено, и Ал провел по пламени рукой. — Что можно сделать, просто зная ауру субъекта? Даже если это что-то видимое, я не могу прочесать город своим вторым зрением, пытаясь найти соответствие.
Ал поднял все еще горячий тигель голыми руками.
— Ты упускаешь суть, зудящая ведьма, — сказал он, бросая все в огонь. — Как только ты узнаешь ауру человека, ты просто настраиваешь свою ауру на его, как будто это лей-линия и идешь без предупреждения.
Он улыбался со злым блеском в глазах, и я села, видя в этом красоту.
— Вот как ты всегда находишь меня, — сказала я, и его коварные выражение лица сошло на нет.
— Стоп! — сказал он, поднимая руку. — Даже не думай, чтобы пробовать это. У тебя и твоей горгульи не хватит опыта, чтобы различить оттенки ауры до нужной степени. Прыгать по линиям — это одно, совсем другое прыгать к ауре. Это как сказать, что закат — красный, когда, на самом деле, там тысячи оттенков.
Я могла понять его точку зрения, но, черт возьми, я очень хорошо знала ауру Айви. Да и Дженкса.
— Ученица! — Я подскочила, когда его рука ударила по столу в дюймах от меня, и, рассердившись, я подняла глаза. — Что я сказал? — спросил он, наклоняясь ко мне и противно улыбаясь.
— Не думать об этом, — сказала я спокойно, но все равно обдумывала это, и он об этом знал.
Сгорбившись, он отвернулся.
— Отлично, — пробормотал он. — Вперед, иди, выжги еще одну линию. Но сначала позволь, я составлю бумаги и аннулирую наши отношения. Я не собираюсь платить за еще один из твоих жизненных уроков. Ты видела мою страховую премию? Боже Мой, ты обходишься мне дороже, чем семнадцатилетке его работа над третьей машиной.
У меня был небольшой доход в безвременье с моего тулпы в Диллансе, который, кстати говоря, шел к Алу в карман, но он никогда не упоминал о страховке до настоящего времени, подразумевая, что она, должно быть, была смущающе дорогостоящей.
— Я даже не подумала об этом, — сказала я мягко, и он глянул на меня через плечо, медленно поворачиваясь, чтобы собрать остальные предметы для творения заклинаний и любовно поставить каждую драгоценную часть на ее надлежащее место.
— Таким образом, если мяч не был покушением на убийство, и я сделала заклинание отвода правильно, тогда почему оно дало осечку? — спросила я, когда он отодвинул книгу проклятий и запер шкаф.
— Оно и не дало. — Он убрал ключ в карман, и я почувствовала щепок на моем сознании, когда небольшая выпуклость на ткани исчезла. — Это чрезмерная стимуляция, не осечка.
Я поджала губы, когда увидела новости в новом свете. Не осечка, а чрезмерная стимуляция?
— Но я лучше владею собой, чем это! — запротестовала я.
Он повернулся ко мне спиной и положил мел на место к остальным.
— Да, лучше.
Кряхтя, я присела перед огнем, чтобы вытащить тигель, прежде чем он станет слишком грязным… так как, вероятнее всего, я буду тем, кто будет его чистить.
— Тогда, почему? Ал, у нас было тридцать осечек на протяжении более чем двадцати миль в течение часа. Айви это выяснила. Что бы это ни было, оно движется почти сорок пять миль в час.
— Айви, да? — сказал он. — Тогда я приму это за факт. Возможно, то, что нарушает энергетический поток уходит.
В животе все сжалось, и я отложила кочергу.
— Ал, осечки идут от Лавленда.
Повисло красноречивое молчание, а потом Ал развернулся, его шаги были мягкими.
— Твоя лей-линия в порядке.
— А что если не так? — я встала, боясь сказать ему, что моя аура побледнела. Если это была чрезмерная стимуляция, то, вероятно, все уже прошло.
— Ты исправила ее. — Отведя глаза, он сел на стул, переплетя пальцы. — Твоя линия в порядке!
Я стащила его пальто со скамьи, бархат был гладким под моими пальцами. На каминной полке мистер Рыба плавал вверх и вниз, носом к стеклу, игнорируя гранулы. Я не произнесла ни слова. Просто стояла там с его пальто в моих руках.
— Ты хочешь пойти и посмотреть на нее? — наконец спросил он, когда я все еще держала пальто. — Ладно, мы пойдем и посмотрим на нее, — добавил он, и я подавила прилив беспокойства. Время близилось к закату, там будут поверхностные демоны, но я большее боялась того, на что была похожа моя лей-линия.
— Спасибо, — сказала я, и он тихо что-то проворчал себе под нос, продевая руки в рукава и наклоняясь, чтобы бросить еще один журнал в огонь, чтобы тот продержался до его возвращения.
— Никаких монстров нет под твоей кроватью, Рейчел, и в твоем шкафу.
Настроение улучшилось, я ждала, пока он проверит пуговицы на рукавах и распушит свой кружевной воротник.
— Однажды я нашла у себя в шкафу Тритон.
Он косо на меня взглянул и схватил земную масляную лампу с полки. Поморщившись, он произнес проклятие воспламенения, и лампа загорелась.
— Проклятые поверхностные демоны. Если солнце не сожжет твою ауру, то поверхностные демоны измотают тебя ночью. — Он встал, широко разводя руки. — Ну, пошли! У меня есть чем заняться сегодня вечером, это не включает тебя и твои трогательно медленные развивающиеся навыки.
Я почувствовала себя лучше, когда вышла вперед, чтобы встать с ним на искусно подобранном каменном круге, который он использовал в качестве двери. Я, должно быть, сделала что-то правильно. Конечно же, я чувствовала его удовлетворение, когда линия забрала нас, его кухня распалась в ничто, когда он выкинул нас на поверхность, на какое-то место отдаленное от его подземного дома.
Реальность затуманилась обратно в существование с нежной непринужденностью, было трудно поверить, что мы куда-то переместились. Окрашенный красный туман ударил меня песчаным ветром. Прищурившись, я повернулась к солнцу, все еще висящему над горизонтом. Жар дня продолжал подниматься с сухой, затвердевшей земли, но я могла чувствовать холод в меркнущем свете. Краснозем выглядел столь же черным как старая кровь в тени.
Мы были в замке Лавленд, и оползень камней был всем, что осталось от него здесь в безвременье, вырисовывавшемся позади нас. Моя лей-линия жужжала на высоте грудной клетки, взгляд Ала неприятно сообщил мне, что она была столь же правильный как дождь в пустыне, и могли мы теперь пойти домой?
Обхватив себя руками за талию, я повернулась. Почти невидимые вдалеке были полуразрушенные башни Цинциннати. Ничего, кроме сухой травы и редких чахлых деревьев не заполняло пространство между нами. И камни. Между нами были еще камни. Это место было саванной в засухе длиной в десятилетия.
За исключением того странного, зеленого круга…
— Что это? — прошептала я, когда поняла, что там, на траве, на высыхающей земле, была фигура, и Ал хмыкнул, проследив за моим взглядом.
— Ведро материнского гноя, — пробормотал он, опустив голову, когда потопал к фигуре. — Она опять в этом.
— Она? — Но Ал не стал останавливаться, и я поспешила за ним.
