вокзале при попытке уехать из Москвы в Нижний Новгород.
Через несколько месяцев попали в засаду Кошельков и его подручный — бандит Емельянов. Емельянова убили в перестрелке, а Кошелькова, тяжело раненного, отправили в лазарет, где он вскоре умер, не приходя в сознание. Настал черед и Гришки Адвоката (Плещинского): его схватили в момент подготовки к ограблению кассы Волжско-Камского банка.
В 1919 г. МЧК были арестованы, а затем расстреляны такие бандиты, как Волков — участник ряда вооруженных ограблений; Михайлов рецидивист, судившийся шесть раз; Алексеев — матерый уголовник; Лазарев — профессиональный налетчик и многие другие.
В 1920 г. по сравнению с 1919 г. число убийств сократилось на 33 %, вооруженных грабежей — в 3 раза, невооруженных — в 9 раз.
Мощный удар по преступному миру оздоровил обстановку в городе, способствовал укреплению диктатуры пролетариата, которая, по словам В. И. Ленина, «предполагает действительно твердую и беспощадную в подавлении как эксплуататоров, так и хулиганов, революционную власть»{55}.
Глава 2
СТАВКИ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ БИТЫ
Отпор саботажу
Значительную опасность для молодой Советской Республики представлял саботаж — одна из форм классовой борьбы буржуазии против диктатуры пролетариата. Недаром В. И. Ленин писал: «Саботаж, это — стремление вернуть старый рай для эксплуататоров и старый ад для трудящихся»{56}. После Октябрьской революции по стране прокатилась волна стачек, спровоцированных буржуазией, которая пыталась дезорганизовать работу государственного аппарата, вызвать хаос и тем самым ослабить власть Советов, а затем, опираясь на вооруженную силу, ликвидировать ее.
В начале ноября 1917 г. высшие чиновники и служащие учреждений свергнутого Временного правительства создали в Москве Центральный стачечный комитет. Комитет призвал не подчиняться Советам, срывать их мероприятия, не выполнять распоряжения комиссаров ВРК. Он делал все для того, чтобы служащие, которые перешли на сторону Советской власти, тотчас были уволены. Во главе комитета стояли кадетско-эсеровские деятели, бывшие члены Городской думы.
Городская дума пообещала служащим в период забастовки уплачивать жалованье (субсидировали такие мероприятия московские фабриканты и купцы). Для оказания материальной помощи саботажникам товарищ городского головы получил из банка обманным путем 6 млн. руб.
Кроме Центрального стачечного комитета, руководили организацией саботажа всероссийский контрреволюционный Союз союзов, Союз защиты Учредительного собрания, торгово-промышленные объединения.
Все высшие чиновники города объявили забастовку. Саботажники не являлись на работу, а если и приходили, то лишь затем, чтобы сознательно все запутать. Только заведующий московским городским водопроводом В. В. Ольденбергер сразу предложил свои услуги новой власти.
«Чтобы пробраться в здание управы, нам пришлось ползти по булыжной мостовой», — писала большевичка А. П. Мухина{57}, которую однажды вместе с товарищами забросали камнями и обстреляли, пытаясь не допустить в отдел снабжения армии.
Назначенных ВРК городскими комиссарами большевиков М. Ф. Владимирского, В. А. Обуха и др. враждебно встретили чиновники Думы. В здании Думы представители власти увидели полнейший разгром: столы были поломаны, дела, которыми в свое время Комитет общественной безопасности забаррикадировал окна, валялись на полу.
Вначале комиссары попробовали разрешить все вопросы путем переговоров. Для этого они созвали в доме Лобачева собрание. Сперва, вспоминает М. Ф. Владимирский, удалось «заставить служащих нас выслушать, но вдруг появляется какой-то тип и заявляет: «От имени Стачечного комитета запрещаю говорить с захватчиками». Собрание было сорвано. После этого предложено было (Афониным и Волиным) каждому отделению управы избрать для переговоров по три уполномоченных. Служащие ответили отказом. После этих попыток мирно договориться было решено распустить всех служащих и принимать на работу лишь тех, кто даст подписку о признании бюро Совета районных дум{58} как органа городского управления»{59}.
На Московском почтово-телеграфном узле его руководители-саботажники всячески препятствовали доведению до сведения работников на местах декретов и распоряжений Советской власти. Вместо них во все концы Республики летели телеграммы и воззвания явно контрреволюционного содержания.
Надо отметить, что огромная часть низших служащих не пошла на поводу у привилегированных чиновников и осуждала их действия.
Рядовые служащие Московского телеграфа и его отделений вскоре приняли на своем собрании резолюцию, которая выражала «полное недоверие коллективу, действия коего показывают, что это есть контрреволюционное гнездо московского почтово-телеграфного узла»{60}. Г. А. Усиевич в докладе о деятельности Московского ВРК отмечал, что революционные преобразования «поддерживают все союзы низших городских служащих и против нас только комитеты высших служащих, которые объявили места под бойкотом»{61}.
Вскоре в университете Шанявского состоялось собрание представителей Союза высших городских служащих. На нем были обсуждены вопросы расширения стачки, заслушаны доклады о ходе саботажа. В решении собрания отразились глубокая ненависть к революции и стремление переложить ответственность за сложившуюся обстановку на большевиков. Делегаты заявили «протест» против вмешательства представителей ВРК в дела городского управления.
В ответ на это рабочие столицы под руководством городской партийной организации большевиков начали систематическое наступление на саботажников. 12 ноября 1917 г. общее собрание военно-революционных комитетов высказалось за принятие самых решительных мер. На следующий день этот вопрос вновь стоял на повестке дня заседания ВРК и было утверждено постановление уволить всех саботажников, а также выселить их из казенных квартир в трехдневный срок.
Идею забастовки городских служащих поддержали земские деятели, обратившиеся с приветствием к саботажникам. Еще 8 ноября 1917 г. на своем заседании Главный комитет Земского союза отказался признать Советскую власть и призвал ее полностью бойкотировать.
Прикрываясь цветистыми фразами о демократии, земские заправилы делали все для развала работы Союза, а это, в частности, отрицательно сказывалось на продовольственном снабжении армии. По признанию самих служащих, в Земсоюзе работал «всего один отдел… столовая»{62}.
Саботаж земцев был длительным и злостным. Спустя несколько месяцев после его начала Комитет призвал к продлению забастовки и прекратил переговоры с представителями большевиков.
Центральный стачечный комитет города проявлял все большую активность. Он часто проводил совещания, выпускал обращения, действовал в соответствии с выработанным оперативным планом стачки, где каждому учреждению отводилась своя особая роль: в нужный момент те пли иные ведомства вступали в стачку или ее прекращали. Причем саботажники преследовали и пропагандистские цели. Так, организовав стачку служащих отделов снабжения, снаряжения и вооружения армии, Центральный стачечный комитет освободил два склада от участия в забастовке, стремясь создать впечатление, что действует так из патриотических соображений.
Понимая, что саботаж будет особенно эффективен, если он охватит ряд крупных городов страны, московские контрреволюционеры поддерживали своих коллег за пределами Москвы. В декабре 1917 г. руководство центральной сберегательной кассы перевело в Петроград для уплаты жалованья саботировавшим чиновникам 500 тыс. руб. (за что вскоре было арестовано).
Огромное значение для нормальной работы промышленных предприятий города имело бесперебойное функционирование банков. Буржуазия и здесь пыталась дать бой Советской власти. Саботаж банковских служащих привел к тому, что многие рабочие
