мысль: не присутствие ли алых камней так влияет на самочувствие? Возможно, кучка магических батареек каким-то образом ускоряла процесс, делая его менее плавным и более болезненным?
Не знаю. Отсутствие опыта в чародейских делах до сих пор давало о себе знать. Я понятия не имел, как можно от всего этого избавиться или хотя бы затормозить процесс преобразования. Зато мог каждым кусочком тела прочувствовать происходящие изменения.
– Не, нормально, – соврал я, не желая говорить о том, о чем говорить не хотелось.
– Тогда едем, – Пайк кивнул на дорогу.
Мы с места взяли в карьер, неторопливая езда по лесным тропинкам дала лошадям время отдохнуть. Чувствовалось, что животные даже рады немного размяться.
Справа от тракта тянулась холмистая местность, слева до самого горизонта уходила равнина. Мрачная чаща с толстыми стволами деревьев и густыми кронами, едва пропускающими солнце, осталась за спиной.
Небо покрывали серые тучи, изредка налетали порывы прохладного ветра. Опасения, что погода испортится, подтвердились через пару часов. Заморосил мелкий дождик, быстро переросший в ливень.
Выражение: льет, как из ведра, – весьма точно описывало творящееся безумие.
Пайк безостановочно матерился, грязные ругательства с морским колоритом иногда разбавлялись богохульствами, вызывая слабый интерес и желание запомнить парочку фраз на будущее.
Впрочем, это развлечение скоро надоело. Я кутался в дорожный плащ, пытаясь согреться и с тоской мечтал о жарком камине, уютном зале скромной таверны, медвежьей шкуре под ногами и чашке горячего грога в руках.
Шерсть плаща с капюшоном быстро пропиталась водой, влага проникла сквозь куртку, меня бил озноб.
– Надо остановиться, – хрипло сказал я.
Пайк меня не расслышал, последние полчаса он ехал молча, устав поносить небеса за дрянную погоду.
– Я говорю надо остановиться, – откашлявшись и повысив голос, повторил я.
Только теперь наемник отреагировал. Голова под таким же, как мой капюшоном, повернулась ко мне. С галопа лошади давно перешли на ленивый шаг, копыта увязали в грязи, затрудняя движение.
– Вон там, – палец Пайка ткнулся куда-то вперед. – Потерпи, осталось недолго.
Я присмотрелся, за пеленой дождя смутно угадывалось темное пятно какого-то строения. Кажется, оно стояло на перекрестке дорог. Постоялый двор? Хотелось бы верить.
Меня трясло, холод проникал сквозь промокшую ткань, хотелось свернуться калачиком и рухнуть в ближайшую лужу.
Стоило об этом подумать, как внутри поднялась волна возмущения. Половинка Эри вздыбила шерсть на загривке, не желая подыхать в грязной канаве. Уличный сирота всегда боялся закончить жизнь таким образом и всеми силами противился проявленной слабости.
– Вот дерьмо. Упрямый маленький сукин сын, – прошептал я и сам не заметил, как воспрял духом.
Бездна, если уж малолетний пацан так упорно цепляется за жизнь, мне тем более не пристало опускать руки.
– Едем! – хрипло выдохнул я, выпрямляясь в седле.
Пятки ударили в круп, давая шенкеля, конь дернулся и припустил по залитой грязью дороге. Бешенная тряска заставила вцепиться в луку седла, я чуть не упал, но в последний миг удержался. Пайк что-то гаркнул задорное и припустил рядом.
Мы не успели опомниться, как влетели в распахнутые настежь ворота придорожного трактира. Широкий двор, окольцованный высоким частоколом, скрывался в мутной дымке непрекращающегося дождя. Из водной пелены вынырнула хрупкая фигурка.
Пацан, чуть старше моих лет, в лаптях и рогожке. Должно быть местный грум.
Я бросил ему поводья, он что-то сказал, но я не ответил, вместо меня это сделал Пайк, склонившись с высоты седла. Не знаю о чем они разговаривали, меня больше интересовало вытянутое крыльцо у огромной избы, являющейся основным строением средневекового отеля. Еще парочка приземистых построек находилось справа и слева, одно примыкало вплотную, служа своеобразной пристройкой. Наверное кухня. Запахи оттуда прилетали самые завлекательные.
Из квадратной печной трубы шел густой дым, за дверями из грубо сколоченных досок доносились громовой хохот как минимум дюжины мужских глоток.
Не думая ни о чем кроме желанного тепла, я ввалился внутрь. И почти сразу инстинктивно отшатнулся обратно. В нос ударили убийственные ароматы из смеси квашенной капусты, подгорелого сала, лука, нестиранного белья и человеческого пота.
Воняло будь здоров, никакого сравнения с тем, что шло от пристройки.
– Да похрен, – пробормотал я и решительно двинулся дальше.
Обширный зал трактира заполнен под завязку, стоял гул, народ ел, пил, иногда разражаясь взрывами хохота. В углу просторного помещения сидел менестрель, тонкие пальцы небрежно перебирали лютню, звонкий голосок пел задорную песнью с явно похабным подтекстом.
Публика простая: лесорубы, кожевенники, барышники, купцы, крестьяне. Из мебели небрежно сколоченные столы и скамьи. Вдоль дальней стены стойка-прилавок, за ней крепкий мордоворот с пробивающимся из-под фартука животом – содержатель трактира. За ним на дубовых распорках выстроилось несколько пузатых бочонков с изогнутыми краниками.
Мое появление прошло почти незаметно. Кое-кто обернулся, в основном реагируя на сквозняк через открытую дверь, и тут же вернулся обратно к застолью. Фигура в плаще мало у кого вызвала интерес.
Я чуть постоял, выбирая место куда приземлиться, не обнаружил свободных и с решительным видом двинулся к пылающему пламенем очагу.
– Эй, морда, пшел вон! – бесцеремонно заявил я, подойдя к какому-то мужику в кожаной рубахе навыпуск.
Шнуровка на груди зияла рванными дырами, обнажая волосатую грудь, сальные лохмы на голове свисали уродливыми сосульками, лицо украшал короткий шрам, идущий по перебитому наискосок носу.
Он поднял на меня взгляд полный презрения. Я откинул капюшон, полы плаща распахнулись, демонстрируя навершие рукояти меча. Это вызвало интерес. Мутные глаза мужика переместились на оружие. После этого уродливую физиономию прорезала кривая ухмылка.
– Слышь, лорденыш, здесь тебе не замок твоего папаши, а это не его обеденный зал, так что знаешь куда можешь засунуть свою ковырялку? – сквозь зубы лениво процедил мужик.
Двое, сидевших от него по бокам, поддержали приятеля радостным гоготом.
– Точно, сопляк, думаешь нацепил железку и можешь отдавать приказы вольным людям? А не пошел ли ты, – сказал один.
– А я бы его приласкал. Видали какая у него смазливая мордочка? Спорю на что угодно и попка такая же гладкая и сладкая. Эй, лорденыш, иди ко мне на коленки, раз уж так хочешь сидеть, – добавил второй.
И все трое одновременно захохотали. Их глумливый смех еще не успел стихнуть, как я начал действовать.
Рука метнулась к застежке плаща. Миг – и пропитанная влагой шерстяная ткань грузно опускается на пол. Небольшой шажок в сторону, левая рука бьет растопыренной пятерней по глазам первому. Тот заходится в диком крике. Наверно подумал, что ослеп навсегда. А всего лишь получил
