– Ширли, – повторил Орсон, направляясь к ней, – вставай!
Он пнул ее мыском, но она не двигалась. Орсон перевернул ее на спину. Висок был разбит, из уха сочилась кровь. Прижав два пальца к ее шее, Орсон подождал.
– Она мертва, – недоверчиво пробормотал он, оглядываясь на меня. – Нет, подожди, пульс есть! Он слабый, но есть. Я просто оглушил ее. Энди, вот твой шанс, – возбужденно промолвил он, отступая от женщины. – Всади в нее несколько пуль, пока она не пришла в себя! Целься в голову.
Я направил пистолет на брата.
– Брось мне ключи, – приказал я, но Орсон не двинулся с места.
Посмотрев на меня, он печально покачал головой.
– Это возвращает нас обратно к вопросу о доверии.
Я нажал на спусковой крючок, и револьвер выстрелил. Я стрелял снова и снова, наполняя сарай оглушительным грохотом. Облачко серого порохового дыма поднялось к балкам перекрытий. Наконец остался только сухой щелчок курка, ударяющего по стреляным гильзам.
Орсон даже не шелохнулся.
Выкатив глаза от изумления, я уставился на револьвер.
– Холостые, Энди, – сказал Орсон. – Я полагал, ты захочешь припугнуть меня, а ты без колебаний нажал на спусковой крючок. Вот это да!
Взяв с табуретки нож, он направился ко мне. Я бросил в него револьвер, целясь в голову, но промахнулся. Револьвер ударился в закрытую дверь.
– Она мертва, Энди, – сказал Орсон. – Я не собирался заставлять тебя смотреть на ее страдания. Только не в первый раз. И вот как ты мне отплатил? – Он был уже совсем рядом, с ножом в руке. – Меня так и подмывает всадить нож тебе в живот. Это желание практически непреодолимо. – Орсон толкнул меня на складной стул. – Но я этого не сделаю. Не сделаю.
Вернувшись к табурету, он положил на него нож и сходил за револьвером, лежащим на полу у двери. Подобрав револьвер, достал из кармана два патрона.
– Я бы сказал, что этот твой фокус является ошибкой номер два.
Вставив патроны, Орсон покрутил барабан. Остановившись, направил револьвер мне в грудь.
– Эти уже не холостые, – сказал он.
Щелчок.
Я увидел на лице брата облегчение.
– Не вынуждай меня делать это еще раз, – сказал он. – Мне не хотелось бы тебя убить. – Убрав револьвер в карман, он достал ключ от кандалов и толкнул его по полу ко мне. – Можешь воспользоваться моим ножом. Я вернусь за сердцем. Не оплошай. Положи тело на кусок пленки в углу. Иначе тебе придется отскабливать пол до самого Рождества.
Ко мне наконец вернулся дар речи.
– Орсон, я не смогу… – начал было я.
– У тебя есть четыре часа. Если к моему возвращению работа не будет выполнена, мы повторим нашу игру, но уже с тремя патронами.
Орсон распахнул дверь, и я увидел, что небо уже начинает багроветь. У меня мелькнула мысль, что сегодня рассвет не должен наступить. Он вообще больше не наступит никогда.
Орсон закрыл за собой дверь и запер ее. Я сжимал ключ в руке, но у меня не было ни малейшего желания освобождаться от оков. Как я смогу прикоснуться к Ширли? Лежа на холодном жестком полу, она смотрела на меня. Ее добрые глаза, широко раскрытые, оставались совершенно пустыми. Я был рад, что она умерла. Рад за нее.
Глава 9
Передо мной лежал человек. Всего несколько часов назад Ширли Таннер была со своей семьей. Наклонившись, я поцеловал ее в лоб.
– Извини, – прошептал я. – Ты не…
Держи себя в руках. Теперь тебе это не поможет. Ты не мог ее спасти; ты не сможешь вернуть ее к жизни. У меня на глазах произошло ужасное зло – психическое издевательство над женщиной. Я рыдал. Когда слезы наконец высохли, я взял себя в руки, вытер глаза и принялся за работу.
Много лет назад, когда у меня было время охотиться в горах Северной Каролины, я однажды освежевал и выпотрошил оленя, подстреленного в лесу неподалеку от охотничьего домика. Сейчас мне предстояло то же самое. Человек ничем не отличается от животного. Эта женщина ничего не почувствует. Мертвое остается мертвым, независимо от того, кто оно.
Работа оказалась трудной. Но если вам уже приходилось извлечь какой-нибудь внутренний орган из одного крупного животного, вы сможете повторить это с другим. Вот только все значительно усложняло лицо. Я не мог на него смотреть, поэтому натянул на голову убитой ее собственную тенниску.
Взошедшее солнце быстро прогрело сарай, и вскоре внутри стало настолько жарко, что я не мог думать ни о чем другом, кроме как о глотке холодной воды из колодца. Мучавшая меня жажда подстегивала работу, и когда послышался звук открывающейся двери, задолго до того как истекли четыре часа, я уже почти закончил свой жуткий труд. В сарай вошел Орсон, по-прежнему в комбинезоне. В открытую дверь я увидел утреннее солнце, уже ослепительно яркое. Предстоял еще один восхитительный безоблачный день. Прежде чем Орсон закрыл дверь, в сарай проскользнул ветерок, и его прикосновение было просто волшебным.
– Энди, улыбнись!
Щелкнул моментальный фотоаппарат. Меня пронзило понимание, что самый страшный момент моей жизни запечатлен на снимке.
Мой брат выглядел уставшим – его глаза были наполнены мрачной меланхолией. Оторвавшись от работы, я отложил нож. Поскольку почти всю работу я выполнил, стоя на коленях, они ужасно болели, и я уселся на красную пленку. Орсон обошел вокруг тела, изучая мою работу.
– Я решил, что ты, наверное, хочешь пить, – слабым, опустошенным голосом произнес он. – Дальше я закончу сам, если только, конечно, ты ничего не имеешь против.
Я молча покачал головой.
– Работа неплохая, – заметил Орсон, изучая вскрытое тело. Взяв нож, он вытер его о штанину. – Ступай вымойся.
Я поднялся на ноги, но брат остановил меня прежде, чем я успел сойти с куска пленки.
– Разуйся! – приказал он.
Опустив взгляд, я увидел, что стою в луже крови.
– Нам в любом случае придется сжечь всю одежду, так что раздевайся прямо здесь. Я обо всем позабочусь.
Раздевшись, я свалил одежду в кучу. Даже трусы и носки были в крови. Раздевшись догола, я увидел, что руки у меня красные по локоть, а лицо забрызгано кровью. И все же, все смоет холодный душ.
Подойдя к двери, я открыл ее. Хлынувший в сарай солнечный свет ослепил меня. Прищурившись, я обвел взглядом пустыню. Когда я шагнул на раскаленную землю, Орсон окликнул меня по имени, и я обернулся.
– Я не хочу, чтобы ты проникся ко мне ненавистью, – сказал он.
– А чего еще ты ждешь? После того как заставил меня смотреть на все это, а затем вынудил… резать ее?
– Мне нужно, чтобы ты понял то, что я делаю, – сказал Орсон. – Ты можешь постараться?
Я посмотрел на Ширли, неподвижную на куске пленки, с лицом, по-прежнему закрытым тенниской. Полная деградация. Я ощутил наворачивающиеся слезы, готовые разбить вдребезги то бесчувственное оцепенение, которое поддерживало меня на протяжении последних нескольких часов. Ничего не ответив, я закрыл за собой дверь. Через несколько шагов мои пятки уже горели на раскаленном песке, и я побежал к колодцу. На стене душевой кабины был закреплен бак с краном. Наполнив из ведра бак, я открыл кран. Когда ледяная вода ударила о землю, я зарыл ступни в грязи. Волосы у меня на руках были испачканы засохшей кровью. В течение десяти минут я начисто отскабливал свою кожу, стоя под серебристой головкой душа, чуждым предметом в этой безжизненной пустыне, чувствуя, как ледяная вода струится мне на голову.
Выключив воду, я вернулся в дом и какое-то время постоял на крыльце, совершенно голый, дожидаясь, когда сухой обжигающий ветер высушит мое тело. Чувство вины, гнетущее и неумолимое, маячило на задворках моего сознания. Моя душа оставалась такой же грязной, какой и была.
Я увидел самолет, оставляющий инверсионный след на высоте нескольких миль над пустыней. Щурясь на солнце, всмотрелся в металлический цилиндр вдалеке, гадая: «Видите ли вы меня? Кто-нибудь смотрит на меня сейчас в крошечный иллюминатор? Видит ли он меня и то, что я совершил?» Самолет скрылся из виду, и я почувствовал себя как маленький ребенок – летний вечер, половина девятого, а я уже в кровати, остальные дети еще играют на улице, и я, слезами призывая сон, слышу их смех.
Из сарая вышел Орсон, держа на руках тело, завернутое в пленку. Отойдя в пустыню ярдов на пятьдесят, он бросил тело в яму. Ему потребовалось несколько минут, чтобы засыпать ее. Затем Орсон направился обратно к дому, и когда он приблизился, я заметил у него в руке маленький полиэтиленовый пакет.
– Оно там? – спросил я, когда он поднялся на крыльцо.
Молча кивнув, Орсон вошел в дом. Я последовал за ним. Он остановился у двери своей комнаты и отпер ее.
– Сюда тебе нельзя, – сказал Орсон, не открывая дверь.
– Я хочу увидеть, что ты с ним сделаешь.
– Я положу его в морозильник.
– Дай мне посмотреть твою комнату, – настаивал я. – Мне любопытно. Ты ведь хочешь, чтобы я понял?
– Сначала оденься.
Сбегав к себе в комнату, я быстро натянул чистые джинсы и майку. Когда я вернулся, дверь в комнату Орсона была открыта, и он стоял перед морозильником.
