живых, движущихся по воле собственного желания белых существах на синем атласном полотне, созданном не то из трав, не то из цветов, не то из взбитого крема.
Это незнание не было ошибкой. Скорее оно являлось одной из тех фантазий, которые призваны украсить действительность фантазёра, чтобы спрятать в его памяти чувство прекрасного и находить его всякий раз, когда приходится заглушать печаль. Попугай собирал и хранил в себе воспоминания о таких иллюзиях неосознанно. Он не знал об их способности излечивать тоску, но, нуждаясь в красоте, обращался к ним постоянно.
Вьющаяся вдоль горных склонов дорога вела всё ниже, к морю. Спуск этот был почти не ощутим, но синяя гладь приближалась: стали отчетливо видны её волны и острые камни скалы, что как большой полуразрушенный зуб торчала из воды у берега.
Повсюду летали чайки. Покачивая крыльями, они зависали в воздухе, парили в его потоках, ныряли с высоты вниз к земле и вновь взмывали в небо.
Кьяра открыла окно. Свежий солёный воздух, хлынув в салон автомобиля, сорвал флоппи с головы женщины и та, взвизгнув, засмеялась.
– Лови её Кики, пока она не выпорхнула из окна, как птица!– прокричал Лука.
Подняв шляпу, Кьяра надела её обратно на голову.
– Ты всё шутишь,– сказала она, кокетливо прихорашиваясь в зеркало заднего вида,– А, между прочим, именно тебе придётся покупать мне новую, если эта упорхнёт.
– Могу поспорить, ты уже думаешь, как бы сделать так, чтобы это произошло поскорее,– ответил Лука.
И они оба рассмеялись.
Поставив локоть на створку открытого окна, Кьяра опустила подбородок на ладонь и, придерживая шляпу, закрыла глаза. Ветер трепал локоны её волос, теребил и мял широкие поля флоппи, а женщина лишь щурилась и морщила нос, не отпуская с лица улыбку. Она была счастлива.
Изображение радости на очерченном ярким солнцем лице Кьяры сразу же влюбило в него Марчелло. Он смотрел на море, на небо и зелёные травы склона через её образ в открытом окне, и то, что до этого момента виделось ему замечательным, становилось ещё красивее.
Увлеченный этим открытием, попугай не заметил, как машина вновь оказалась на оживлённой улице среди домов, а когда понял, что моря уже не видит, оно появилось за поворотом на набережную, разлитое вдаль до самой кромки неба.
Лука остановил автомобиль. Мотор смолк, и какаду услышал тихий шепчущий звук, размеренный, как дыхание спящего. Насторожившись, попугай на мгновение замер, но Кьяра, громко щёлкнув дверной ручкой, рассеяла его сосредоточение. Она подхватила на руки клетку, вышла из машины, а после, объявив Луке, что коврики и зонт он понесёт сам, пошла к воде.
Марчелло трепетал. Глядя то вперёд на пенящиеся волны, то под ноги Кьяры- на мягкую россыпь песка, он думал о природе звука, что становился громче. Море, каким он видел его с высоты серпантинной дороги, менялось. Какаду больше не находил в нём волнующихся синих трав и тысяч цветков лабелии, не чувствовал его кремовым или атласным. Таким он его запомнил, но видел уже другим, водяным и прозрачным.
Кьяра подошла к мокрому оставленному волной следу на песке и встала ровно у его края так, что кончиками больших пальцев ступней коснулась его. Тотчас же, будто заигрывая с нею, море выкатило на песок вспененный язык волны и, облизнув подошву пантолет женщины, втянуло его обратно. Тогда Кьяра сделала шаг вперёд, и волна с шипением бросилась к её ногам, окатила их собою, а после этого отступила, чтобы через миг нахлынуть вновь. Так женщина делала шаг за шагом навстречу морю, пока не оказалась в нём по колено. Она остановилась и стояла, не двигаясь, глядя на то, как впереди трое подростков, дурачась, ныряли с катамарана.
Марчелло, между тем, смотрел вниз, в воду, где в дрожащих на дне пятнах света лежали песок и осколки ракушек. По подёрнутому зыбью песчаному дну катились обрывки веточек водорослей и чего-то ещё мелкого, похожего на пух. Подталкивая своими водами, море продвигало их вперёд, затем оттаскивало назад, снова толкало и снова тащило обратно от берега. Искушенному взгляду могло показаться, что оно играло с ними. Или может это совсем осталось бы без внимания, как неважное. Однако какаду усмотрел в этом движении и звуке, который его сопровождал, глубокое дыхание, представив, что оно принадлежит неведомому дремлющему существу, скрытому далеко под водой. Думая о нём, Марчелло поглядывал на бегущие впереди горбы волн, и его подозрение росло, притягивая к себе чувства таинственности и страха.
В мыслях попугая развернулась картина, в которой он увидел Кьяру и себя сверху, с высоты серпантинной дороги, а вдали, в синеве моря- гигантский силуэт затаившегося существа, бесформенный и тёмный. Марчелло не чувствовал от него угрозы, не видел, чтобы он двигался, но испытывал опасение, призывающее немедленно покинуть морские воды. Одновременно, он стремился устоять перед этим страхом, чтобы осмелиться узнать, чего опасается, и поэтому смотрел на тёмный силуэт въедливо, убеждая себя, что не напуган.
Мысли какаду дрогнули. Это Кьяра повернула обратно, унося его от воды и того, о чём он думал. Марчелло снова очутился внизу, а так и не познанный им гигант остался дремать где-то в глубинах моря, вздыхая волнами.
На берегу, под раскрытым жёлтым зонтом стоял Лука. Облаченный в широкие пляжные трусы и панаму, держа в руке бутылочку лимонада, он смотрел на Кьяру и улыбался. Коврики были расстелены. Между ними у крестовины зонта стояла корзина с едой и открытая термосумка, из которой, переваливаясь через пенопластовые стенки, вытекал белый дымок холодного пара.
– О чём ты только думаешь, Лу?– сердито сказала Кьяра, пройдя мимо Луки.
Захлопнув крышку сумки, женщина поставила клетку с Марчелло на коврик, разделась до купальника и тут же побежала к морю. С визгом, рассыпая вокруг себя брызги, она вторглась в воду, которая на миг проглотила её, затем вытолкнула на поверхность и медленно понесла на себе. Скоро рядом с Кьярой оказался и Лука. Они смеялись и ребячились, играя друг с другом, а потом поплыли вперёд и скрылись из вида в сверкающей бликами дали.
А Марчелло остался на берегу наблюдать за тем, как на пляж прибывали люди, как на песке вырастали разноцветные зонты и шезлонги, и как шепчущее дыхание морского существа сливалось с голосами толпы. То здесь, то там надувались резиновые матрасы, круги и зверушки. Торговцы, выкрикивая призывные слова, сновали с корзинами нарезанных фруктов, визжала ребятня, пел смешанный музыкальный мотив, звучащий со всех сторон, и кричали чайки, заунывно постанывая и крякая.
Больше прочего Марчелло привлекли именно они- толстые белые птицы с ластовидными лапами и длинными клювами, кружащие над пляжем в поисках того, чем можно поживиться. Они следили за сумками, пакетами с едой
