Братец попыхтел, отер лоб платком и только после этого вроде бы заметил Олега. Наклонил чуть набок голову, ссутулился и протянул руку:
– Вот, начинаем раскручивать новое видение, работать с современными моментами. Ирина считает, что мы должны на вас рассчитывать. Так что включайтесь.
– Я только по научной части, – ответил Олег.
– Разным надо заниматься. – Братец уже не сутулился, а стоял прямо и поправлял очки – Я об этом определенно всегда заявляю, и в этом отличие моего мнения.
Ирина повела брата показывать другие комнаты, а Олег смотрел в окно на маленький трехэтажный домик их института за бетонным забором. Ирина заглянула в дверь, быстро проговорила:
– Слушай, у нас тут – надолго. Потом договорим. Хорошо?
Борька был в своей лаборатории один. Увидел в дверях Олега и закричал:
– А-а! Ты! Заходи!
Олег уселся на старый ободранный стул и спросил:
– Ну, и чего поймал?
– Это – потом! Сейчас – о нашем деле!
– У тебя тут дышать нечем. – Олег кивнул на окно. – Открой хоть форточку.
– Много свежего воздуха – тоже вредно. – Борьке было не до этого. – Всего надо в меру. Человек должен жить в собственной атмосфере, как всякая планета. Я все обдумал. Правда, ты молодец, что это предложил. Надо жидкость пузырить излучением, а потом измерять. Я проверил в одном ленинградском НИИ. Они что-то подобное пытались сделать для подводной лодки. Но с излучением ничего поделать не смогли.
– Надо сначала до кипения доводить, – сказал Олег. – Тогда небольшое излучение понадобится.
– Что? – заорал Борька. – Украл! Хи-и! Я это на рыбалке придумал! А ты никому ничего не ляпнул?
– Я сегодня утром об этом подумал.
– А я – позавчерась! Позавчерась! – Борька поднял руку, будто погрозил указательным пальцем.
– Но возни будет много. Излучение должно быть направленным. Почти в одну точку. И в лаборатории надо будет защитное оборудование ставить. А то в кого попадет – кровь запузырится.
– Я об этом не подумал. – От удивления Борька даже выпятил нижнюю губу.
Среди ночи Олег проснулся от сильной капели. Вышел в коридор, включил свет и увидел на полу кухни большую лужу. Этажом выше жили новые соседи. Олег долго звонил в их дверь, но ему никто не открыл. На следующем этаже заспанный толстяк недовольно буркнул, что у него в квартире не течет. Пришлось бежать в ЖЭК и будить дежурную.
Приехала аварийная бригада. Сантехник в спецовке и кепке открыл дверцу за сливным бачком и подставил руку под капли. Понюхал пальцы и задумчиво произнес:
– Н-да, не похоже, вроде бы на канализацию.
– Ну-ка, я! – Второй сантехник тоже подставил руку под капель и, поразмыслив, подтвердил: – Не похоже. Пошли в подвал воду перекрывать.
Утром Олег столкнулся на лестничной клетке с соседкой и стал объяснять, почему нет воды. Женщина охала, то ли по поводу залитой квартиры, то ли из-за того, что воды долго не будет.
По лестнице медленно спускалась важная пожилая дама. Грозно посмотрела на Олега и объявила:
– Это я живу в квартире над вами! И как вы только смеете! Как вы смеете распускать про меня сплетни, что я дома не ночую! Я была дома! Возможно, выходила за газетой. Возможно!
Во дворе у гаражей стоял Пашка и разговаривал с маленькой старушкой.
– Привет! – крикнул Пашка. – Ну, чего? Ездил? – Подразумевалось, ездил ли Олег в этом году на рыбалку.
– Не успел. Может быть позже, в сентябре.
– А я пару раз сгонял, – говорил Пашка. – На Волге был. Однако гаденыша на блесенку зацепил. Килограмма на полтора! А тебе не нужно чего для рыбалки? – Он показал на сгорбленную старушку.
– Вот, продаю. – Она держала в руках кирзовые сапоги и плащ-палатку. – От мужа осталось, а сыну не надо.
– Плащ я у тебя, бабка, возьму. – Пашка пощупал материю. – Не должен промокать. И шлем вот этот, танкистский. Хорошая штука для зимней рыбалки. Никакой ветер не продует. – Он нацепил шлем на голову.
Олег ответил, что ему ничего не надо. Старушка расстроенно говорила:
– Муж берёг, а сыну не нужно. Он не ездит никуда. И сожительницы у него такие непутевые. И одна, и вторая. Чуть что – в милицию его. И сразу недели на две.
Была суббота. Улицы казались пустыми. Олег доехал на троллейбусе до Белорусского вокзала и пошел по улице Горького вниз, к центру. На площади Маяковского возле памятника стоял раскладной столик, и несколько человек собирали подписи под каким-то открытым письмом. Пригревало солнце. Олег подошел к столику, стал читать разложенные листки, но так и не понял, против кого и чего предлагалось подписаться.
На Пушкинской возле здания редакции собралась толпа с плакатами. К вывешенным на стендах свежим газетам было не протолкнуться. Громко спорили невысокая женщина и средних лет мужчина.
– А зачем нам армия? – почти кричал мужчина. – Зачем столько денег тратить? Ну, кто на нас нападать собирается? Кто?
Чуть дальше в толпе слышался нервный женский голос:
– Никогда они ничего не сделают для народа! Разве они захотят нам зарплаты до европейского уровня довести?
В сквере за памятником Пушкину начался митинг. На ступенях появился человек с мегафоном и объявил:
– Слово предоставляется Председателю комитета гражданских прав Григорию Эдуардовичу Пискунову.
– Господа! – выкрикнул оратор под неутихающие аплодисменты публики. – Нынешний партократический режим продемонстрировал свое полное нежелание выполнять требования народа. Власть не хочет проводить крупномасштабные экономические реформы, способные поднять уровень жизни населения. Сейчас только демократически мыслящие деятели способны решить эти задачи!
Следующей выступала полная дама в очках.
– Главное – это нейтрализовать врагов демократии! – кричала дама. – Все эти партийные боссы только и видят… – Дама потрясла в воздухе кулаком, но забыла уточнить, что именно боссы видели.
В середине августа институт опустел. Даже буфет закрыли и из всей охраны оставили только одного вахтера на проходной.
Ворота во дворе противно заскрипели. Олег приподнялся в кресле, увидел, как на улицу выезжает машина директора и подумал: «Вот и шеф на дачу смотался».
Позвонила Ирина:
– Слушай, я ничего не понимаю. Что это за заявления? И куда Горбачев подевался?
– Как куда подевался? – не понял Олег.
– Ты радио слушаешь? Включай. Я тебе потом перезвоню.
Диктор ровным и бодрым голосом дочитал одно обращение и принялся за другое.
Раздался телефонный звонок. Ирина спросила:
– Ну и чего?
– Насколько я понимаю, это – переворот, – ответил Олег.
– А чего делать?
– Понятия не имею.
– А у нас говорят: может хоть порядка больше будет.
– Хрен его знает! – чистосердечно признался Олег.
– А знаешь, что войска в Москву входят? – спросила Ирина.
– Это брехня, наверное.
– Ну, да! Танки! И что сейчас делать? В банк бежать?
В комнату вошел Борька:
– Слышал? Да? А шефа на совещание вызвали.
– Я думал, что он на дачу удрал, – ответил Олег.
– Все так думали! Я уж обрадовался и портфель стал собирать. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
Пошли в приемную шефа. Секретарша смотрела телевизор. По одной программе зачитывали обращение, по другой показывали балет.
– А говорят, что в Москву войска входят, – сказал Олег.
– В «Новостях» показывали, – ответила секретарша. – На центральных улицах уже стоят.
В дверь заглянул Веселов.
– Светоч демократии! – обратился к нему Борька. – Что такое на белом свете делается!
– А, разберутся, – отмахнулся Веселов и ушел.
Борька перещелкал пультом разные каналы:
– И кто его знает, к чему все это? И как закончится?
В комнате Олега они заварили чай и включили радио. Никаких новых сообщений не было.
– В субботу по городу прогулялся, – рассказал Олег. – Все-таки наша публика немного не в себе.
– А танки в городе? – спросил Борька.
– Тоже бред какой-то…
Олег позвонил Ирине, спросил, есть ли новости.
– Никто ничего толком не знает и понять не может, – раздраженно говорила она. – И брательник мой как сквозь землю провалился. Нигде его нет!
– Уже в партизанах! – предположил Олег.
– Я боюсь, что по другому адресу. А у меня товар на таможне. Все, пока!
Допили чай с пряниками. Послушали по радио очередные «Последние известия».
– Надо выяснить, что обо всем этом думает народ. – Борька стал набирать номер: – Алло! Это что такое? Это – торговая точка? Очень приятно. И как вы там поживаете? Нет ли у вас в продаже шашек? Нет, ни шишек. Слышали: «Шашки наголо!» Вот такие нам и нужны. Жаль, что нет. Хи-и! А события обсуждаете, поди? И какие мысли у коллектива? – Борька продолжал разговор и передавал его Олегу: – Что? Половина коллектива празднует победу над бардаком? А вторая? Скорбит и рвется защищать демократические начала в жизни общества? Нет, не рвется? А что тогда? А, ведет словесные брани и чаи гоняет с печеньем. С удвоенным аппетитом. А кто рвется грудью защищать? Евдокия Ефремовна! Вот, здорово! Уже отказывается? Как же так! Говорит, что в подвале отсидится? Да? Зря размечталась! Не отсидится? Что? В люк не пройдет? Хи-и!
