Мысли, одна другой мрачнее, проносились в моем взбудораженном воображении. А вдруг смерть Кузнецова связана с деятельностью крупной, крепко сколоченной банды? Что, если ободренная успехом шайка уже готовит следующую дерзкую акцию? Что у них на уме? Нападение на инкассаторскую машину? Налет на сберегательную кассу? Ограбление банка?.. Любое, самое фантастическое предположение не казалось мне чересчур неправдоподобным.
На душе было муторно, неспокойно, будто худшие опасения уже сбылись и вина за случившееся целиком ложится на меня, не сумевшего вовремя раскрыть, обезвредить преступников. Я понимал, что не время философствовать, что надо действовать, надо что-то срочно предпринимать. Но что? Что?!
Самым неприятным было даже не отсутствие улик, а овладевшее мной чувство полной беспомощности. Я был на так называемой грани отчаяния, хотя до сих пор считал это состояние пустой выдумкой... Выход, конечно, есть. Можно позвонить Симакову: так, мол, и так, заболел, мол, прошу освободить от дальнейшего выполнения задания, и он освободит, подберет что-нибудь полегче да попроще, только какой же это выход? Дезертирство, другого слова не подберешь.
Я пощупал лоб. Он был горячим и липким от пота. Кажется, снова подскочила температура. Гул улицы сливался с внутренним звуковым фоном, отчего в ушах возникло и уже не пропадало знакомое крещендо, исполняемое теми же, что и вчера, оркестрантами.
Слегка оглушенный, я приостановился у спуска в подземный переход. Взгляд случайно упал на витрину магазина, и я замер, впившись глазами в покрытое бликами стекло.
Там, где черная обивка витрины делала его поверхность почти зеркальной, в полный рост отражалась монументальная фигура Герася!
Само собой, вероятность нашей встречи была достаточно велика, и, сведи нас случай даже десяток раз на дню, ничего сверхъестественного в этом не заподозришь, но когда, решив удостовериться, что не ошибся, я обернулся и не нашел поблизости ни самого Герася, ни его жокейской шапочки, мне, признаться, стало не по себе. Мистика какая-то! Ведь только что он был здесь, почти рядом!
Я снова взглянул на витрину. Герась как ни в чем не бывало стоял на прежнем месте, с той лишь разницей, что успел изменить позу: оперся спиной о ствол платана, а руки заложил в карманы своих потертых шортов.
Как-то я уже говорил о своем отношении к музыке. Так вот, при виде Герася во мне, перекрывая все остальные звуки, вдруг зазвучало первоклассное соло на ударных. Неистовый латыш Лаци Олах с упоением колотил в упругую кожу барабанов, водил щетками по медным тарелкам, задавая бешеный ритм ударам сердца, а я стоял как вкопанный и боялся отвести взгляд от грузной фигуры своего вчерашнего компаньона и собеседника.
Герась прятался. Теперь это не вызывало у меня никаких сомнений. Толстый неповоротливый флегматик, он устроил за мной слежку и делал это с присущей ему неуклюжестью, не учел, что оба мы стоим под предельно острым углом к витрине, и потому с моего места отлично просматривается его божественное отражение.
Догадка сперва рассмешила меня. Потом обрадовала. Как не радоваться, ведь слежка - верный признак повышенного интереса к моей особе! Однако уже в следующую секунду я мысленно себя одернул: "Не обольщайся. Возможно, он прячется вовсе не от тебя, а, скажем, от дружинников или от милиции. При его бурной, богатой на приключения жизни это самое обычное дело".
Существовал только один способ проверки.
Недолго думая, я спустился в подземный переход и, пройдя холодным гулким тоннелем, вышел на противоположной стороне бульвара. Вскоре внизу показалась приметная издали желтая шапочка с похожим на клюв козырьком.
Это еще ничего не значило - наши маршруты могли совпадать.
Я подпустил Герася поближе и проскользнул в гостеприимно распахнутые двери пассажа. Лавируя в толпе покупателей, пересек торговый зал, вышел на параллельную улицу и остановился под прикрытием бетонной колонны.
Сквозь прозрачные стены пассажа видна была секция грампластинок. За ней дверь, через которую я только что вошел в магазин.
Герась не заставил себя ждать. Раздвигая людей своим могучим торсом, он, как груженая баржа, медленно продвигался в центр зала. Остановившись, привстал на цыпочки и поверх голов окинул помещение длинным взглядом. После этого его движения обрели неожиданную легкость, даже, я бы сказал, грациозность. Во всяком случае, перебегая с места на место, он не сбил ни одного покупателя, не свалил ни одного прилавка, что при его комплекции не могло не вызвать восхищения. Удостоверившись, что на первом этаже меня нет, Герась развил прямо-таки спринтерскую скорость. Он кинулся к лестнице, ведущей на второй этаж галереи, затерялся в толпе, спустя минуту вновь появился внизу и, беспокойно озираясь, трусцой побежал к выходу.
Этот стремительный рейд убедил окончательно: Герась охотился за мной, другого объекта для наблюдения у него не было.
Не знаю, что повлияло на меня больше: джазовая импровизация Олаха, игра в прятки или со скрипом сдвинувшиеся с мертвой точки события. Вероятно, все же последнее - усталость, мрачное настроение как рукой сняло.
Я прикинул, как быть дальше, и после секундного колебания решил принять участие в игре, несмотря на то, что мне в ней отводилась незавидная роль поднадзорного.
Думаю, что мой преследователь тоже относился к числу рядовых исполнителей. Главной фигурой тут был кто-то третий, по чьей воле, как видно, и разыгрывался этот спектакль. Именно он распределил между нами роли и теперь со стороны наблюдал, как я поведу себя в предложенной ситуации. Что ж, постараюсь его не разочаровать. "Потерявшись", я ничего не выигрывал, зато, продолжая делать вид, что не замечаю слежки, мог в случае удачи разгадать тайные планы противника. Для этого надо было как можно скорее вернуться на сцену, где меня поджидал сгорающий от нетерпения партнер.
Покинув свое убежище, я тронулся в обратный путь, чтобы еще раз подтвердить старую, но справедливую истину - кто ищет, тот всегда найдет.
* * *
Письмо получилось длинным.
Под впечатлением ночного разговора с мамой я не скупился на подробности. Написал про море, про солнце и пальмы, про райские условия, в которых отныне протекает моя жизнь.
Вышло немного приторно, и для достоверности пришлось вставить два-три намека на суровые милицейские будни. Еще страницу заняли сведения о южной кухне, о моем рационе и железном здоровье, а также приветы друзьям и соседям. Мама должна была остаться довольной. Что до Герася, чей силуэт вот уже битых полчаса уныло маячил у входа на почтамт, то его эмоции интересовали меня в самую последнюю очередь. Пусть помучается, не я его посылал, не мне и печалиться.
Я заклеил конверт, надписал адрес и не спеша направился к почтовому ящику. У выхода наткнулся на большой стенд с образцами поздравительных открыток, и только жалость удержала меня от подробного осмотра этой обширной экспозиции.
Дальнейшее складывалось по традиционной схеме: я "прятался", а Герась неутомимо меня преследовал.
Он сворачивал и останавливался там, где сворачивал и останавливался я, одновременно со мной убыстрял и замедлял движение. По дороге к кинотеатру "Стерео" он буквально наступал мне на пятки. У парикмахерской, куда я зашел побриться, терпеливо выстоял все двадцать минут. То же повторилось у киоска, где я, смакуя, продегустировал имеющиеся в наличии соки и воды.
А потом произошло непредвиденное.
В квартале от Приморской мой спутник пропал. Я почувствовал это сразу - слишком заметным было его присутствие на протяжении последних двух часов - и тут же подверг проверке все мало-мальски пригодные для наблюдения точки. Тщетно. Его не оказалось ни за афишной тумбой, ни за приткнувшимся у обочины автофургоном, ни за будкой мороженщицы.
Громоздкий, выше среднего роста Герась как сквозь землю провалился.
Озадаченный, я не знал, что и думать. Это не могло быть случайностью. Иначе за каким чертом тащиться за мной через весь город, какой резон тратить на это уйму времени? Может, я ненароком выдал себя: он заметил и потому смотал удочки?
Для верности я разбил весь наш путь на участки и мысленно прошел по каждому из них еще раз. Нет, придраться вроде не к чему. Причина в чем-то другом.
Я засек его у подземного перехода. Правильно. Но ведь он мог вести слежку от самого дома, с той минуты, как я вышел, чтобы позвонить Тофику? Мог, конечно. Наверняка так оно и было. А исчез? А исчез он именно в тот момент, когда я направился обратно. Ни раньше, ни позже. Тоже верно. Но тогда...
От смутной догадки в спину пахнуло холодком. Я невольно прибавил шаг и почти бегом свернул на Приморскую. Если я угадал, вся петрушка с Герасем представала совсем в ином свете: выходит, не я, а меня водили за нос. И даже топорность слежки была предусмотрена заранее, запрограммирована специально в расчете на мою глупость!
