все живое в степи ищет тени. Но Амир, застывший на вершине кургана, не замечал ничего. Не видел он, как из аула вышли старики и направились к колодцам. Не видел, как они долго спорили. Тяжелые раздумья обрушились на него…
Почему у них, Амира и Санди, выросших в одном ауле, еще не случалось ни одной спокойной встречи?.. С того самого дня, как кончилось детство, они выясняли отношения, и отношения их каждый раз переходили в крайности. И сегодняшняя встреча, ему казалось, нависла над ним тем страшным, что могло перечеркнуть все доброе, что он совершил в своей жизни. И оставить его совершенно беззащитным. Чем же было это непреодолимое, встававшее между ними, превращающее их встречи каждый раз в столкновение? Почему каждая встреча круто меняет его жизнь? Что это?..
Он вспомнил далекий Кос-кстау, где, ворвавшись в развалины, стал стрелять в белогвардейцев. Он всаживал пулю за пулей в них, заметавшихся от неожиданного нападения, и не знал, для чего это ему было нужно. Была злость и сознание бессилия от того, что он одинок и никому не нужен, что погиб Махамбет, а Санди ждет ребенка. И что кто-то и что-то всегда мешает ему быть самим собой. Он всаживал пулю за пулей в них, пока не отказала винтовка.
В него стреляли в упор, с пяти шагов, даже не пытаясь узнать, кто он. Он чувствовал потом, как они пинали его, и медленно, долго гасла мысль, что он сильнее этих людей, которые объединились, чтобы попытаться выжить… Сильнее…
Курган у Шенгельды высок, и с него видно далеко. Там, вдали, вершины холмов отделились от земли тонкой неровной линией и в неудержимом порыве плывут вперед. Пройдет длинный горячий день, прежде чем они снова сольются с холмами, с землей. Но наступит утро, и все начнется вновь… Так будет до осени, когда солнце вдруг перестанет греть, и все в степи начнет жить ожиданием белой пороши.
В глубоком раздумье смотрел старик в степь: что-то похожее на свою жизнь видел он в этой призрачной картине.
Перебирая день за днем свою жизнь, он вдруг почувствовал, что подходит все ближе и ближе к сущности своей ошибки. И когда он наконец понял ее, мир представился иным.
Здесь блистала Санди — со всей силой своей возвышенной души, необъятностью, беспредельностью, бессмертностью своих чувств. Он же никогда не ценил как должно ее душевного мира, ее богатства, сущности. И то, что Санди, чье лицо, глаза, стан, чей голос и смех, которые всегда стояли перед его взором, с юных лет, навсегда войдя в сердце, теперь в его представлении как бы уступила место другой Санди, было доказательством его открытия. Рядом с этим прекрасным существом его притязания на особое положение, его безудержный риск и тщеславие, которое в молодости сделало его глухим ко всему и грубым, показались ему тяжким преступлением. Остатки их после долгих лет жизни сегодня опять заставили его совершить ошибку… Когда-то, прикрывшись слепым понятием соперничества, он, как и Махамбет, предал дружбу и полвека искупал свою вину. Но понадобилась еще одна ошибка и новая боль близкого человека, чтобы осознать наконец все до конца и постигнуть прекрасное мира… Старик впервые почувствовал, что сдает сердце: острая боль пронзила его. Он зашатался. И снова, как в тот далекий день, из горла вылетел крик — хриплый, яростный, но горький, и он ударил кулаком о ладонь.
Прошло немало времени, прежде чем Амир спустился с холма и медленно направился к колодцам. Он шел, глядя себе под ноги, и, выйдя на дорогу, вдруг чуть не столкнулся с вороными лошадьми. Они спасались от жары, пряча в тени друг друга усталые головы.
Аул словно уснул. На улице не было видно ни единой живой души. Нигде не вился дымок. Верблюды, развалившиеся перед юртами, казались каменными изваяниями. Они лежали, отвернувшись от солнца, и лишь чья-то одногорбая белая верблюдица — аруана — стояла на ногах и смотрела на юг. Слегка наклонившись вперед, она словно выжидала удобного момента, чтобы взять мощный неукротимый разбег. Но передние ноги аруаны были крепко спутаны.
Высохшая низкорослая трава никла в истоме.
Далеко-далеко со стороны Маката показалась черная нить. Она вытянулась над дрожащим краем земли, потом распалась на множество темных точек, словно привязанных друг к другу. Шел поезд. Через несколько минут рядом с составом неожиданно гзметнулось облачко пыли, и показалась машина. В бескрайней степи они неслись словно наперегонки, стремительно приближаясь к Жалпак-тюбе. И когда пыль поднялась высоко, из юрт и саманок, как всегда, стали выглядывать люди. Нет, наверное, в степи людей, которые не жили бы ожиданием. И лишь Санди против обыкновения не выходила сегодня из своей старенькой четырехканатной юрты.
Тяжелыми шагами подходил Амир к колодцу.
Старики сидели на затвердевшей от жары глине нахохлившись, подобно орлам на выступах мазара, и молчали.
Амир остановился перед ними. Он ссутулился еще больше, и через расстегнутый ворот рубахи виднелся старый шрам на широкой худой груди. Скуластое бледное лицо его словно окаменело, и только сузившиеся черные глаза под нависшими бровями зажглись недобрым огнем.
Стыла тишина. И черные скворцы бесшумно и покорно опускались рядом, слетались к воде, точь-в-точь как в те дни, когда умирала его приемная мать Жамал. На двоих была одна мать. Одна девушка… На двоих была одна смерть, и она выбрала Махамбета, чтобы он, Амир, перенес все земные муки и радости… Одна дорога…
Медленным движением руки он разорвал, стянул с себя рубаху, скрутил и туго затянулся ею в поясе. Потом так же медленно подошел к Жумашу, взял лопату и, опершись о край колодца, грузно спрыгнул вниз. И словно в юности, когда он был еще табунщиком, до ссоры с Махамбетом, не будучи больше уверен в своей силе, напряг тело и рывком, навалившись животом на черенок, вогнал лопату в землю.
В 1976 году издается 15 книг
библиотеки «ДРУЖБЫ НАРОДОВ»
Ф. Абрамов — Избранное (в двух томах).
Г. Баширов — Родимый край — зеленая моя колыбель. Повесть. Перевод с татарского.
С. Бородин — Молниеносный Баязет. 3-я книга романа «Звезды над Самаркандом».
B. Бубнис — Жаждущая земля. Три дня в августе. Романы. Перевод с литовского.
Н. Грибачев — Здравствуй, комбат! Повесть. Рассказы.
C. Журахович — Киевские ночи. Роман. Повести. Рассказы. Перевод с украинского.
A. Кешоков — Сломанная подкова. Роман. Перевод с кабардинского.
B. Лацис — Сын рыбака. Роман. Перевод с латышского.
Г. Марков — Сибирь. Роман.
Т. Пулатов — Владения. Повести. Рассказы.
Рассказы.
C. Санбаев — Колодцы знойных долин. Повести. Роман.
Р. Файзи — Его величество
