Пьер понял, что все предприятие зашаталось. Он поднял шубу с пола, бросил на диван. Снова налил по стаканам. Сел рядом с толстухой, вставил ей в руки стакан.
— Деби, я не отвечаю за всех мужиков. Ты и сама знаешь, что ты потрясающая баба. Но у всех свои резоны. Я могу сказать, что касается Сани. Саня в депрессии. Я говорил тебе — он страшно талантливый человек, особенный. Ты теряла близких людей? У него в один и тот же месяц умерла бабушка, которая его растила, и покончил самоубийством лучший друг. Он сам — на грани… Ему просто не до женитьбы. И не в тебе дело. Ему надо жизнь спасать.
— Да, но он мог бы на мне жениться, и я бы спасала его жизнь. Почему он не хочет — нормально? Не фиктивно! Нормально!
Дальше был уж действительно последний шанс.
— Деби! А тебе не приходило в голову… У Ильи всегда было много женщин, Миха покойный был влюблен в жену, никаких других баб у него не было. А вот рядом с Санечкой я никогда ни одной женщины не видел.
Глаза у Деби вспыхнули сострадательным огнем:
— Он гей, ты думаешь?
— Я не знаю. Я этого не говорил. Я сказал только, что я ни разу не видел его с девушкой.
Деби мгновенно приняла новое решение:
— Это меняет дело. Тогда это не так для меня обидно. Если он не гей, то тогда совсем другая картина: он просто боится женщин. А может быть, девственник?
— Не исключаю. Но это не имеет никакого отношения к нашему договору.
Деби смягчилась. Деби размышляла о будущем. У Деби появилась интересная задача.
— Да расскажи мне, в конце концов, как ты съездила? Как Юджин?
Деби вынула из сумки пачку фотографий.
— Вот! Вот фотографии, Юджин сделал. Смешные. Пьер, а город-то потрясающий! Потрясающий народ! Я всего четыре дня там пробыла, а впечатлений, как будто три месяца. Да, я сказала, что через четыре месяца назначено бракосочетание? Ужас, как долго! Там очередь! И потом еще подавать в посольство Санины бумаги. Для визы! Это долгое дело, они мне там объяснили.
Деби слегка развезло.
— Слушай, Пьер, я хочу изучать русский язык. Будешь давать мне уроки?
— Зачем тебе? И много бензина тебе придется жечь, чтобы на уроки ездить. Полтора часа в один конец. Я найду тебе в Сан-Франциско преподавателя.
— Мне хороший нужен! — канючила Деби, наступая боком на Пьера.
— Хорошего найду.
Пьер понимал, что его мужская честь будет спасена, если Деби как следует напьется, и она была на верном пути.
Налил еще.
— Я хочу Саню. Если я на самом деле выйду за него замуж, я не возьму с тебя денег.
— Но мы первоначально договаривались о фиктивном браке! — попытался Пьер защитить свободу Сани.
— При чем тут деньги? Есть у меня деньги! Я хочу маленького Саню как мужа! — выкрикнула Деби истерически и заплакала.
«Другого выхода нет», — понял Пьер и обнял ее за плечи. Она сразу же ослабла, обвисла.
Пьер не одобрял супружеских измен. Он довольно порезвился до брака и относился к семье с уважением. Но жена с дочкой третью неделю гостила в Милане у родителей, и он оправдывал свое грехопадение исключительно преданностью русскому другу и его интересам. Впрочем, вынужденность ситуации не отменяла ее приятности.
— Если ты выйдешь за Саню замуж по-настоящему, это ты мне будешь должна — за билеты и за гостиницу!
— Это уж фиг! Что ты потратил, то пропало! Я тебе за уроки буду платить. — Она сложила на уровне своей раскидистой груди два аккуратно сложенных кукиша. В России научилась.
— Ладно, если все дело сладится и мы Санечку вытащим, билеты и гостиница за мой счет!
Они продолжали еще вяло целоваться, заканчивая сеанс.
— А у меня будет дополнительный стимул его раскрутить! — самодовольно улыбалась Деби.
…Свадьба состоялась в мае, в соответствии с поданным заявлением, в дождливый день, что обещало молодоженам богатство, как нагло врет народная примета.
Деби О’Хара в пышном белом платье. В руках круглый свадебный букет из искусственных цветов, прилетевший из Америки. Белые туфли на шпильках. Саня в черной вельветовой курточке на молнии, в старых джинсах.
Юджин, в твидовом пиджаке и в галстуке, гораздо более подходит на роль жениха. Оля, Илья и Тамара здесь же, скромно наряженные во все самое лучшее.
Жених и невеста встают рядом, Юджин их фотографирует. С другого бока фотографирует Илья.
Входят в небольшой холл, брачный накопитель. Там уже сидят несколько пар: два африканца с блондинками, один араб с девушкой восточного типа, несколько неопределенных восточноевропейских пар: чехи или поляки. Очередь.
Сидят молча. Саня рассматривает лица брачующихся. Африканцы, скорей всего, из Института Патриса Лумумбы. Один, лиловатый красавец, вытаскивает из кармана карты и предлагает невесте сыграть. Она отказывается. Он начинает раскладывать пасьянс. Второй, некрасивый и маленький, держит невесту за руку: его умиляет белизна ее кожи. Водит пальцем по запястью. Араб постарше, непонятно кто, руки в золотых кольцах, невеста его тоже вся в золоте, и видно, что их тянет друг к другу нестерпимо. Он кладет ей руку то на талию, то на плечо. Она млеет. Чех или поляк читает газету. «Чешский язык», — замечает Саня.
Деби нервничает. Саня забавляет ее разговорами. Наконец их вызывают в длинную комнату. Красная ковровая дорожка ведет к столу, за которым сидит видная женщина, похожая на артистку Аллу Ларионову, с толстой красной перевязью через плечо — такая уменьшенная ковровая дорожка. Через другую дверь впускают свидетелей — Олю с Ильей и Тамарой, Юджина с фотоаппаратом. По дороге отбиваются от местного фотографа. От Мендельсона уже отбились.
Потом начинается бред. Женщина с лентой встает. Провозглашает:
— Гражданка Соединенных Штатов Америки Дебора О’Хара и гражданин Союза Советских Социалистических Республик Александр Стеклов подали заявление о заключении брака в соответствии с законами нашей страны…
Деби хочет свадьбу. Саня хочет исчезнуть. Деби хочет свадебное путешествие. Саня хочет исчезнуть с лица земли. Деби хочет брачную ночь. Саня хочет исчезнуть с лица земли навсегда.
Оля на скорую руку устраивает свадьбу у себя дома.
Деби за прошедшие полгода научилась кое-как говорить по-русски. Она говорит безостановочно. Саня молчит: по-русски и по-английски. К вечеру у него поднимается температура и начинается сильнейшая головная боль.
Илья отвозит его на улицу Чернышевского. Надежда Борисовна делает все, что делала в таких случаях Анна Александровна: кладет на голову Сани горячее полотенце, дает сладкий чай с лимоном и две таблетки цитрамона. Как всегда в таких случаях, температура под сорок. Надежда Борисовна и дальше делает все, что делала в таких случаях Анна Александровна, — обтирает плечи и грудь водкой, потом долго надраивает их шерстяной тряпочкой. Нет, все-таки Анна Александровна делала все это лучше.
Саня болеет обычные три дня. Деби три дня проводит в квартире Ольги: первый день рыдает, второй с утра до вечера оживленно треплется с Олей. На третий Илья провожает ее в Шереметьево. Саня с высокой температурой блаженствует на Нютиной тахте.
Фарс под названием «Женитьба» заканчивается. Остается немного: подать заявление в американское посольство и ждать, ждать, ждать.
Через восемь месяцев Александр Стеклов прилетел в Нью-Йорк. Петя Занд встречал его в аэропорту Кеннеди.
Деби к этому времени прекрасно говорила по-русски. С Саней она встретилась через полтора года, у адвоката, когда нашелся настоящий жених для Деби, между прочим, русский, и потребовался настоящий развод для заключения настоящего брака.
Пять тысяч долларов, которые она должна была получить за проведенную операцию, Дебора отказалась брать. Отказалась и от шубы. Но шуба в конце концов все же ей досталась: Пьер, продержав эту норку пару лет в профессиональной фирме-холодильнике в Пало Алто, подарил ее Деби на ее вторую свадьбу. К этому времени она переехала в Нью-Йорк, там иногда зимами бывает приличная для шубы температура.
В Нью-Йорке живет и Саня — преподает во всемирно известной музыкальной школе теоретические дисциплины. Ende gut!
Эпилог. Конец прекрасной эпохи
Встретились. Прижались — правая щека к правой, потом левая — к левой. Удобно — одного роста. Женское лицо горбоносое, узкое, мужское курносое, скуластое. Дождь вдруг побелел, превратился в снег. Ветер дул сразу и с запада, и с востока, завиваясь в бурун как раз над площадью, где была назначена эта встреча. От залива несло влажным холодом, с другой стороны, с реки, — как будто немного гнилью.
— Чувствуешь, Стеклов, Чистыми прудами пахнуло?
— Нисколько, Лиза. Совсем и не пахнет.
Провел рукой по ее волосам — очень холодные на ощупь.
— Пошли скорей. Замерзла?
